Любовная капитуляция - Сильвия Соммерфильд

— К несчастью, да, — прошептал Яков. — Но при этом я еще и мужчина, сударыня. Не забывайте, я…

Он оборвал себя на полуслове и отвернулся.

— Милорд, разве могу я забывать, что вы — мужчина…

Яков обернулся к ней, стремясь увериться, действительно ли он услышал в ее голосе смех. Увидев ее улыбку, он по-мальчишечьи засмеялся: девушка показалась ему сладкой, как мед, и теплой, как летнее солнышко.

— Мне приятно, что вы до сих пор не знали других мужчин.

— Вы мне льстите. К несчастью, я недостаточно смела, чтобы спросить то, о чем наверняка спрашивали вас другие женщины…

Яков Стюарт искренне рассмеялся.

— Вам двадцать шесть, и наверняка у вас уже были…

— Сударыня!

— Я просто немножечко пошутила.

— А я немножечко смягчился. Сколько вам лет?

— Девятнадцать.

— Вы посидите со мной, Мэгги?

Яков уселся в большое кресло и бросил на пол перед собой подушку. Мэгги уселась у его колен. Он легко нагнулся и, ухватив ее за плечи, повернул лицом к себе. Ни звука протеста не последовало с ее стороны, когда он погрузил пальцы в ее золотистые волосы.

Умиротворение окутало Мэгги, спокойное и дремотное, как озеро в знойный летний день, и то же чувство охватило Якова. Он так нуждался в этом покое, так нуждался в той, что присутствовала бы в его жизни, ничего не требуя, ничего не желая от него! Такой, с которой он мог бы свободно говорить, зная, что его слова не будут тут же переданы кому-то, кто воспользуется ими в своих корыстных целях. Свет свечей был уже бледнее, чем лунные лучи, падающие на пол из длинного узкого окна.

Воздух ночи был сладким и чистым, а из сада проникало жужжание насекомых и пение птиц. Мэгги кусала губы, пытаясь удержать жгучие слезы, чувствуя, как ночь вбирает ее в себя, растворяя ее волю. Девушка понимала, что пробудила в этом сильном человеке страсть. Она пыталась понять и простить его, но это не означало, что она сдалась.

Положение ее в любом случае было незавидным. Она отлично понимала, что ее брак с Яковом весьма маловероятен. Что она могла ему принести? Толику богатства, никаких новых земель, никаких реальных политических связей. Нет, такой брак не для Якова, и эту муку — состоять в его любовницах, любить его, чтобы однажды потерять для другой, — она бы не перенесла.

— Завтра я уезжаю, — сказал король тихо, словно рассчитывал услышать слова протеста и просьбы остаться.

— Знаю, — прошептала она.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной.

Он подождал, чувствуя, как замерло у него дыхание, надеясь, что ответ Мэгги станет концом затянувшегося недоразумения и началом его новой и блестящей связи. Но девушка не пошевелилась; более того, от своей дерзости она не посмела на него, взглянуть.

— Не могу, милорд.

Яков не поверил собственным ушам и по инерции продолжил:

— Мое желание, чтобы вы постоянно присутствовали при моем дворе.

Мэгги встала.

— Мне очень жаль, что я вынуждена отказаться.

Она стояла прямо, словно приготовившись отразить удар.

Яков поглядел на нее, не сразу поняв, что получил отказ.

— Господи Иисусе, мисс, я не ослышался?

Мэгги сдавленным голосом сказала:

— Мне позволено будет уйти, ваша милость?

— Нет! — Его темные глаза сверкали как две молнии. — Вы пришли сюда…

— Потому что вы приказали! — быстро закончила за него девушка; глаза ее горели возмущением.

— Да, сударыня. Я привык к повиновению и точно так же не терплю, когда кто-то за меня принимает решения. Вы, наверное, решили, будто перед вами бандит с большой дороги, а не ваш король, и заявляете мне, что не желаете иметь со мной ничего общего! — Яков обиженно насупился. — Я готов дать вам времени сколько угодно, чтобы вы собрались с духом.

— Мне нужны не неделя или месяц, а годы. Позволено мне будет вернуться к себе, ваша милость?

Яков шагнул к ней.

— Я устала, милорд, — сказала она тихо, решившись стоять на своем до конца.

Ее прямой взгляд остановил короля.

— Вы свободны!

Девушка облегченно вздохнула.

— Позволено мне будет взять мой чепчик?

— Нет.

Он смял его в своих руках.

— Спокойной ночи, милорд.

Мэгги ушла, и Яков, которому никогда никто не смел перечить, которому ни разу в жизни не приходилось просить или умолять о чем бы то ни было, уставился пустыми глазами на закрывшуюся дверь.

Потом легкая улыбка коснулась его губ. Яков считал себя — и не без основания — мастером стратегии. Теперь он составлял план очередной боевой кампании, в положительном исходе которой был весьма заинтересован.

Яков со вздохом отошел от окна и вернулся к кровати, улыбаясь при мысли о борьбе, которую он вел за Мэгги Драммонд, вспомнил день окончательной и решительной победы. Криффа отослали в дальний гарнизон и пообещали в скором будущем богатую невесту. Тот, понимая бессмысленность и опасность соперничества с королем, не сопротивлялся. Однако сама Мэгги твердо стояла на своем, и чем дальше, тем больше король влюблялся в эту девушку. Кончилось все тем, что он вломился в ее комнату без всякого объявления, и приказал помертвевшим от ужаса служанкам удалиться. Затем он сгреб девушку в объятия и поцеловал, несмотря на бурное сопротивление; и Мэгги вернула ему этот поцелуй. Замкнутая в объятиях Якова, девушка, казалось, потеряла ощущение самой себя, растворившись в нем; Мэгги обвила шею короля и прижалась к нему. Рука его скользнула к ее крючкам и застежкам, и она услышала его тихий шепот: «Я люблю тебя, Мэгги… люблю».

И он действительно ее полюбил, подумал король, полюбил настоящей любовью. И пусть даже весь двор будет против этого их брака. Сегодня она приедет, пропела его душа, и кончатся эти мучительные, бессонные предрассветные часы…

Яков вновь заснул и проснулся, когда в замке уже зашумела утренняя жизнь. Скоро он будет окружен придворными и челядью, и его уединение и покой будут разрушены.

Одной из первых стояла на очереди беседа с сиром де Монкрессо, представителем герцога Бургундского. Аудиенция продолжалась около часа, и беседа носила сугубо частный характер. Сразу после ее окончания в замок был вызван Донован, и тот без промедления прибыл, застав Якова в одиночестве, расхаживающим по кабинету. Сняв со стены меч короля Брюса, он приказал Доновану стать на одно колено.

— Ты был и остаешься моим преданным слугой; таковым ты был в битве, таковым остаешься в мире. — Яков коснулся лезвием плеча Донована, производя его в рыцари. — Встаньте, милорд!

Донован, тронутый высокой честью, принял от Якова кубок вина.

— Выпьем! За Шотландию!