ГКЧП: Следствием установлено - Валентин Георгиевич Степанков

Вечером 18 августа в районе 18 часов 30 минут первый заместитель председателя КГБ СССР Агеев вызвал к себе в кабинет начальника 3-го Управления КГБ СССР А. Жардецкого, в подчинении которого находились специальные силовые подразделения КГБ.

«В стране создан Комитет по чрезвычайному положению», — объявил Агеев и распорядился подготовить пятьдесят сотрудников КГБ из состава Отдельного учебного центра КГБ СССР для взятия под контроль здания Верховного Совета России.

Подразделение, о котором шла речь, носило ничего не говорящий номер 35690 и столь же невыразительное название «Отдельный учебный центр КГБ». Свои же называли иногда подразделение просто группой «Б». Обученные не хуже, чем боевики «Альфы», сотрудники группы «Б» специализировались на зарубежных акциях. В случае обострения международной обстановки, в ситуациях, угрожающих безопасности СССР, они должны были с санкции президента действовать за пределами Отечества в случае так называемого «особого периода» — в тылу противника, взрывая мосты, нарушая коммуникации, захватывая штабы.

— Я знал Агеева как рассудительного, спокойного человека, но в тот момент он не был похож на себя, — показал на допросе Жардецкий. — На мой недоуменный вопрос — как реализовать распоряжение, ведь в здании располагаются правительство, депутаты России, имеющие статус неприкосновенности, — он взорвался, стал кричать на меня, не объясняя смысла и причин поставленной задачи, потребовал выполнять, не рассуждая, что приказано.

Получив указание решать поставленную задачу, взаимодействуя с частями ВДВ СССР, Жардецкий и начальник Управления КГБ по Москве и Московской области В. Прилуков поздним вечером выехали в штаб ВДВ для обсуждения деталей предстоящей операции.

Командующий ВДВ П. Грачев на совещании, проводимом у него для обсуждения вопросов взаимодействия в ходе реализации поставленной руководством КГБ задачи, сообщил, что ВДВ направят к зданию Верховного Совета России батальон Рязанского полка из числа воинских подразделений, которые будут вводиться в Москву в связи с объявлением чрезвычайного положения. Одновременно, с общего согласия, было решено, что мероприятия в районе Верховного Совета возглавит присутствующий на совещании генерал Воздушно-десантных войск А. Лебедь.

В ночь с 18 на 19 августа А. Жардецкий доложил Агееву о приведении в боевую готовность подразделения «Б» и результатах совещания в штабе ВДВ. Агеев приказал быть готовым к действиям утром 19 августа.

19 августа в 7.30 утра командир Отдельного учебного центра Б. Бесков распорядился передислоцировать группу на автобусах в Москву, в здание клуба им. Дзержинского.

К моменту марша в Москву численность группы, которой предстояло участвовать в «мероприятиях у Белого дома», по указанию первого заместителя председателя КГБ СССР Агеева была увеличена до двухсот человек.

В 8 часов 30 минут спецназ прибыл на место временной дислокации. Профессионалов захвата от здания Верховного Совета России отделяло всего двадцать минут быстрого хода.

Около 11 часов начальник 3-го Управления КГБ СССР А. Жардецкий уже встретился с командующим П. Грачевым и сообщил ему о том, что спецназ группы «Б» в ожидании очередных команд бодрствует в клубе Дзержинского. Помимо того, на совещании обсуждался «вопрос организации содержания задержанных при проведении мероприятий в районе здания Верховного Совета РСФСР и создания для данных целей специального пункта». «Эта тема обсуждалась в присутствии генерала Лебедя», — показал на допросе Жардецкий.

Спецназ КГБ получил распоряжение: «Быть готовым к выдвижению в район Верховного Совета РСФСР к 14 часам. Ждите команды!»

К 14 часам бойцы были во всеоружии, но после полудня о них словно забыли. Никто не звонил, никто никуда не вызывал…

Каким было утро 20 августа?

…Для члена Совета безопасности Примакова

Похоже, что «злые силы» решили портить начало каждого дня «новому руководителю» страны. 19 августа к Янаеву с ультиматумом приходил Бакатин, 20 августа ни свет ни заря явился другой член Совета безопасности СССР — Евгений Примаков.

— Когда я зашел к нему, он был один, — рассказал следствию Примаков. — Я посоветовал ему незамедлительно встретиться с Язовым и выводить войска. Он пообещал, что всячески будет содействовать тому, чтобы вернуть события в «нормальное состояние». И стал говорить, что он «заложник», что ему «выкрутили руки», что «у него не было выхода: или согласиться после двух часов уговоров, или…» — вместо продолжения, он выразительно приставил указательный палец к виску.

Потом, анализируя разговор, я особо выделил сказанное им: «В апреле я не поддался. А в этот раз не выдержал…»

Значит, они собирались сделать это еще в апреле…

…Для Лукьянова

В 10.30 Лукьянов после настойчивых просьб принял руководство России — Председателя Верховного Совета России Р. Хасбулатова, вице-президента России А. Руцкого, Председателя Совета министров РСФСР И. Силаева.

Из показаний Председателя Совета министров РСФСР И. Силаева

Ультиматум, составленный нами накануне, включал десять требований. Первые три пункта касались президента: первое — в 24 часа предоставить возможность встречи с президентом, второе — организовать международный медицинский консилиум, третье — если президент может выполнять свои функции, обеспечить ему такую возможность.

А смысл последних, 9 и 10-го, пунктов был таким: признать и объявить антиконституционными действия путчистов и отменить все их постановления.

Положили наш документ на стол — он сразу же нас упрекать стал. Вот вы дождались, вы неправильно себя ведете, Горбачев заболел, тяжело заболел, возможно, безнадежно. И вы виноваты в этом, вы все время ему противостоите. В пятницу, 16 августа, был разговор с Ельциным, и после этого Горбачев «почувствовал себя плохо». Когда мы рассказали об этом Ельцину, он сказал, что нормальный был разговор. Михаил Сергеевич потом тоже сказал, что разговор был нормальный, спокойный.

Мы сказали, что просим его рассмотреть наши вопросы, давайте по ним пройдемся. Пока Лукьянов читал, он продолжал упрекать нас. Однако и мы уже начали в ответ упрекать, что против России ведется скрытая борьба и Лукьянов принимает в этом участие. По его инициативе многократно собирали представителей российских автономных республик, и по характеру этих совещаний чувствовалась направленная работа на подрыв российского единства. В конце концов этот бурный обмен мнениями завершился тем, что Лукьянов сказал: «Ну, я должен то, что вы предлагаете, все это проработать. Вот первая строчка — дайте возможность встретиться с Горбачевым. Он болен, тяжело болен, он не может вас встретить, он не может вас принять». К тому времени мы уже оправились от его бурного натиска и в резкой форме потребовали выполнения наших основных требований.

Лукьянов вел себя довольно хитро — он не отмежевывался от членов ГКЧП, в то же время не говорил о сотрудничестве с ними, то есть вел себя как-то нейтрально. Тем не менее на наше последнее