Народная монархия - Иван Лукьянович Солоневич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта теория упускает из виду и еще одно обстоятельство: если русская равнина не ставила препятствий к растеканию русского племени – то она же не ставила препятствий и для иностранных нашествий. Начиная от полумифических обров и кончая розенберговским «Мифом XX века», сюда лезли все. И все пережили одну и ту же судьбу: окончательный и бесповоротный разгром.
Вторая. Пресловутая теория призвания варягов, возникшая – увы – на нашей собственной почве, впоследствии разрослась, в особенности в Германии, в целое учение, столь же простое, стройное и необременительное для серого вещества мозга, как и марксизм. Это – расистская теория. Подобно тому, как для марксиста избранным племенем является пролетариат, – так для расизма им являются германцы, которые, де, своим творческим гением оплодотворили пассивную славянскую расу и создали русскую государственность под германским руководством. Эта теория сыграла свою историческую роль – кровавую и тяжкую, в особенности для Германии. Но она не могла и не может ответить на очень простой вопрос: почему же государственно одаренная германская раса на своей собственной территории – в создании собственного государственного единства лет на четыреста отстала от России? И почему та же германская «нордическая» раса в ее самом химически чистом виде – в Швеции и в Норвегии так и не смогла и до сих пор слиться в одно государственное образование?
Третья. Старая официальная теория утверждала, что русскую историю творило русское правительство – русские цари. В этой книге я стараюсь показать, как Россия творила царей – а не цари Россию. За тысячу лет у нас были удачные монархи и были неудачные, но страна росла и ширилась при всех них. Приведу такой пример: при совсем приличном по тем временам правительстве Александра I Россия справилась со всей Европой приблизительно в полгода. При исключительном по своей бездарности правительстве Петра I – на Швецию понадобился 21 год. Совсем без правительства в эпоху Смутного времени поляки были ликвидированы примерно в шесть лет. Следовательно – никак не отрицая огромной роли правительства, надо все-таки сказать, что это величина производная и второстепенная. Решает страна. Правительство помогает (Александр I), портит (Петр I) или отсутствует вовсе (Смутное время), но решает не оно: решает народ. Однако народ решает не как физическая масса. Не как двести миллионов людей – по пяти пудов в среднем – итого около миллиарда пудов живого веса, а как сумма индивидуальностей, объединенных не только общностью истории и географии, но и общностью известных психологических черт. И если в каждом отдельном человеке данные черты и не будут бросаться в глаза – как цвет воды в каждой отдельной капле, то повторенные в миллионах и миллионах людей они дают совершенно определенную окраску всей массе – как те же «бесцветные капли» в океанах и морях.
Но и двести миллионов – они тоже с неба не свалились: они являются результатом определенного психического склада данного народа. И если в 1480 году Испания имела в четыре раза больше людей, чем Россия, а в 1914 Россия имела в десять раз больше, чем Испания, то это никак не является результатом благодатного климата Испании или суровой русской зимы. И не результатом испанской географии: Испания является почти такой же приморской страной, как Англия, и свою империю она потеряла не из-за географии, а из-за психологии: там, где англичане торговали и организовывали, – испанцы резали и жгли: психология, а не география, определила гибель испанской империи.
Если пятьсот лет тому назад «Россия» – это были пятьсот тысяч квадратных километров, на которых жило два миллиона русских людей, а к настоящему времени – это двадцать миллионов кв. км, на которых живут двести миллионов людей, те дело тут не в географии и не в климате, а в том биологическом инстинкте народа, в той его воле к жизни, которые позволили ему стать «победителем в жизненной борьбе». Дело тут не в царях, дело в той дарвиновской реакции на среду, которая оказалась правильнее, скажем, испанской или польской. Несмотря на все ошибки, падения и катастрофы, идущие сквозь трагическую нашу историю, народ умел находить выход из, казалось бы, вовсе безвыходных положений, становиться на ноги после тягчайших ошибок и поражений, правильно ставить свои цели и находить правильные пути их достижения. Если бы не эти свойства – никакая «география» не помогла бы. И мы были бы даже не Испанией или Польшей, – а не то улусом какой-нибудь монгольской орды, не то колониальным владением Польши, не то восточноевропейским «комиссариатом» берлинского министерства восточных дел.
Если всего этого не случилось, а «случилась» Российская Империя, то совершенно очевидно, что в характере, в инстинкте, в духе русского народа есть свойства, которые, во-первых, отличают его от других народов мира – англичан и немцев, испанцев и поляков, евреев и цыган, и которые, во-вторых, на протяжении тысячи лет проявили себя с достаточной определенностью. Однако если мы попытаемся установить эти свойства на основании так называемых литературных источников, то тут мы попадем в область форменной неразберихи.
Кривое зеркало
Немец Оскар Шпенглер, автор знаменитой «Гибели Европы», писал:
«Примитивный московский царизм – единственная форма правления, еще и сейчас естественная для русского… нация, назначение которой – еще в течение ряда поколений жить вне истории… В царской России не было буржуазии, не было государства вообще… вовсе не было городов. Москва не имела собственной души» («Унтерганг дес Абендсландес», 2, стр. 232). Оскар Шпенглер не принадлежит к числу самых глупых властителей дум Германии – есть значительно глупее. И эту цитату нельзя целиком взваливать на плечи пророка гибели Европы: он все это списал из русской литературы. У нас прошел как-то мало замеченным тот факт, что вся немецкая концепция завоевания Востока была целиком списана из произведений русских властителей дум. Основные
