Личный счет. Миссия длиною в век - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как знаешь, командир… А я бы все равно для начала шурум-бурум устроил, чтобы знали, как наших в плен брать. Ну, а уж если выяснится, что кореша нашего сожрали… Ты не обессудь, командир, – я этот кишлак голыми руками на ноль помножу…
«Действительно, – подал голос ротмистр, испытывавший к бывалому вояке симпатию – сказывалась, видимо, кастовая солидарность, – оставлять безнаказанным такое нельзя».
«Какое такое? Мы еще не знаем ничего. Может, фантаст наш сейчас дрыхнет без задних ног в обнимку с дочкой вождя? Или его любимой женой».
«В таком, как у нас, облачении? Весьма сомнительно…»
«Еще более сомнительно, что дикарям удалось выколупнуть его из такого панциря».
«Могли зажарить целиком. В собственном, так сказать, соку. Словно омара…»
Саша оборвал бессмысленный спор и первым шагнул на утоптанную землю перед костром.
Часовой-растяпа, видимо, обладал феноменальным слухом: он мгновенно распахнул огромные, в пол-лица, глазищи странного разреза и буквально выскочил из своей «плащ-палатки», бросив палку.
– А они тут ребята непростые, – сказал вслед сверкающему голыми ягодицами туземцу Михалыч, поднимая это странное «оружие», на поверку оказавшееся трубкой, так же, как и накидка, покрытой сложным прихотливым орнаментом. – Показывал мне как-то приятель такую трубочку – не то из Индонезии привез, не то из Анголы… Тамошние дикари из этой фигни знатно стрелками плюются. Шагов на двадцать – белке в глаз, как говорится. А стрелки-то отравленные…
– А не великоват калибр? – выразил сомнение Саша, отбирая у него трубку. – Это же прямо миномет какой-то, а не духовая трубка? Из такой стрелкой плюнуть – никаких легких не хватит. Да и не заряжена она.
– Ну, тут я уж не копенгаген. Как-то, видимо, исхитряются… Ну что – пойдем, поищем или будем ждать, пока он всю деревню на ноги поднимет?
– Подождем… Да и пусть поднимает, – махнул рукой командир. – Проще будет искать.
На «подъем по тревоге» деревне потребовалось минут пять, хотя никаких криков сбежавший часовой не издавал, равно как не бил в набат, не колотил в бубен и не включал сирену. Видимо, здесь была в ходу какая-то иная система сигнализации.
Честно говоря, стоять, пусть и защищенными добротными доспехами «корабельной» работы (хотя, кто их добротность проверял на деле?), в центре молчаливой толпы, пожирающей тебя сотнями совиных глаз, было более чем неуютно. Полуобнаженные и совсем почти голые мужчины и женщины (по всему видно, что нагота тут большим грехом не считалась), закутанные в расписные накидки старики и абсолютно голенькие малыши бесцеремонно разглядывали пришельцев, и по их неподвижным физиономиям – довольно симпатичным, кстати, похожим на кукольные – было не понять, какие чувства их сейчас обуревают. Оставалось надеяться, что среди них не превалировал гастрономический интерес.
И еще было странным то, что ни один из аборигенов не был вооружен. Хотя бы такой же «духовой трубкой», что сейчас продолжал вертеть в руках Александр.
«Тебе понравилась дэйто? – внезапно услышал он явственный вопрос. – Ты умеешь на ней играть?»
«Что вы сказали, ротмистр? – не понял он. – Дэйто?»
«Я молчал, – недоуменно откликнулся Ланской. – Это кто-то другой, не я…»
«Это я, Человек Неба, – шагнул вперед один из встречающих. – Это я с тобой и твоим другом сейчас говорил».
Старик был древен, как само время, и от обилия вышитых накидок, напяленных одна на другую, напоминал кочан капусты, из которого на тонкой сморщенной шейке торчала плешивая, сморщенная, будто прошлогодняя картошка, головка, увенчанная пестрой тюбетейкой с роскошным, радужной расцветки пером, при виде которого удавился бы от зависти любой павлин. Не говоря уже об обожающих эти птичьи аксессуары эстрадных певичках обоего пола.
Сжатые в куриную гузку губы крошечного рта на треугольном личике с огромными, полуприкрытыми морщинистыми веками глазами были неподвижны, но высокий надтреснутый голос, тем не менее, был четко слышен.
«Да он телепат!»
«Я знаю, что значит это слово, – молча кивнул старик. – Нам рассказал о нем и многом другом тот, другой Человек Неба».
– Где он? – выпалил Михалыч, тоже, судя по всему, отлично слышавший вождя – никем иным этот старичок быть не мог: вождем, старейшиной, королем, президентом, наконец, одним словом – шишкой. – Куда вы его дели? Отвечайте?
«Он устал, и мы не стали его будить, – совсем человеческим жестом пожал плечами абориген, и от этого движения вся копна его многочисленных одежек заколыхалась». – Он вам нужен?»
– А зачем мы, по-твоему, сюда прибыли? В гляделки играть? Ну-ка, живо ведите его сюда!
«Никто не может неволить другого человека, – назидательно сообщил старец. – Но любой волен идти туда, куда он пожелает. Вы желаете видеть своего товарища?»
Саша готов был поклясться, что вопрос обращен именно к нему.
«Да, – мысленно ответил он. – Мы для этого сюда и прилетели».
«Пришли», – судя по тону, абориген улыбнулся, но губы его по-прежнему оставались неподвижны, и лицо не дрогнуло.
Александр внезапно понял, что ему не нравилось в лицах туземцев, вполне миловидных, даже симпатичных по человеческим стандартам. Глаза. Вернее, зрачки огромных глаз – вертикальные, словно у кошек или змей. Так вот, в такт «улыбке» старика зрачки его расширились в овалы и снова сузились в вертикальные черточки…
«Как пришли? – удивился ротмистр. – Откуда он знает?»
«Мы знаем, – ответил вождь именно ему. – Мы многое знаем, Человек Внутри Человека…»
Молчаливые аборигены расступились, давая дорогу к одной из хижин…
* * *«Слава богу, жив!» – не удержался от мысленного восклицания Саша, увидев Агафангела… Нет, не распятого, не сидящего на колу и не варящегося в котле.
«Пропажа» сладко посапывала на удобном ложе из чего-то вроде упаковочной бумажной соломки, мягкой даже на вид, но не такой сыпучей. Причем путешественник, хотя и не был гол, по примеру аборигенов, но одеждой цветастые семейные трусы и безрукавку с фирменным логотипом концерна во всю грудь назвать было можно только с большой натяжкой. И, что самое главное, – никакого скафандра, не говоря уже о полированных латах! Ни на нем, ни поблизости.
«Зачем это ему, – Саше снова показалось, что старик усмехнулся. – Он среди друзей, а друзья никогда не причинят зла друзьям».
«А мы?»
«А что вы?»
«Разве мы не друзья?»
«Друзья».
«Так почему же?..»
Саша поднял руку, чтобы продемонстрировать старцу латную перчатку, и остолбенело уставился на свою голую ладонь, не защищенную даже тонкой дымкой скафандра. Он оглянулся на Михалыча, тоже одетого по-земному – в старенький летный комбинезон – и разглядывающего во все глаза патрона. Сказать, что ему было неуютно, значило не сказать ничего.
Агафангел потянулся всем телом и, открыв глаза, обвел взглядом стоящих вокруг его ложа людей.
– А, это вы, – ничуть, казалось, не удивился он, садясь на постели и нащупывая босыми ногами лохматые шлепанцы, сплетенные из той же соломы, из которой состояла лежанка. – А я тут, понимаешь, прикорнул чуть-чуть…
– Ну, Агафангел, – только и смог выговорить Александр.
«Идемте завтракать, – как-то по-домашнему вставил старик, поворачиваясь к выходу. – Скоро встанет солнце. Женщины уже накрыли столы. У нашего народа сегодня праздник».
– Какой? – хором спросили все земляне.
«К нашему гостю пришли друзья…»
* * *– Я тоже поначалу думал, что они дикари, – взахлеб рассказывал Агафангел, размахивая деревянным, покрытым искусной резьбой кубком, полным какого-то пенного питья, похожего на пиво, но только внешне – вкус был незнакомым и странным, но тем не менее приятным.
– А кто же они, – Михалыч уже успел порядком захмелеть, изрядно приняв на грудь и «пива», и чего-то покрепче, вкусом и видом весьма напоминавшего компот из сухофруктов, но бившего в голову почище водки. – Бегают чуть ли не нагишом, в хижинах из соломы живут. Дикари дикарями. Я таких в Эфиопии насмотрелся. В семьдесят восьмом это было…
Старый вояка уже освоился с сидением по-турецки и по-хозяйски приобнимал за плечико сидящую рядом хрупкую полуобнаженную красотку с лицом настоящей сказочной феи. Однако, судя по тому, как заботливо та подкладывала на блюдо перед ним разные вкусности, вопрос о том, кто из этой пары главный, оставался открытым.
«Есть контакт, – с некоторой завистью подумал Александр. – А впрочем… Михалыч – мужик холостой, да и взрослый к тому же, пусть сам разбирается».
«Как бы это не нарушило каких-нибудь нравственных устоев племени, – озаботился ротмистр. – Зачем нам конфликты на сексуальной почве?»
Чувствовалось, что местные напитки добрались и до его виртуальных мозгов – прежде граф так не выражался.
Саша совсем забыл, что думать ему тоже надо с осторожностью.
«Пусть поступают, как сочтут нужным, – вклинился в разговор старейшина, которого Семецкий почему-то окрестил Председателем Мао, хотя на китайца тот не походил даже близко. – Если между ними появится притяжение, конечно. Нет худшего преступления, чем заставлять кого-нибудь делать что-либо против его воли».
