Личный счет. Миссия длиною в век - Андрей Ерпылев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В глазах его стояли слезы…
Вместо ответа Саша крепко пожал ему руку, но не удержался и обнял.
Аборигены кучкой стояли поодаль и деликатно молчали. За них где-то далеко печально говорила одинокая дэйто…
«Ну и кто из нас дикари?» – задумчиво спросил ротмистр…
– Ну, вот и потеряли мы еще одного пилота всей этой халабуды, – заметил Михалыч, хозяйственно подбирая никуда, естественно, не девшееся барахло – каски, бронежилеты, автоматы, кажущиеся сейчас, при свежей еще памяти о покинутом идеальном мире какими-то уродливыми, никому не нужными дикарскими побрякушками. – Что-то мне не верится, что он оттуда выберется когда-нибудь. Хотя как знать… Я, когда первый раз после Афгана в Союз, Нюрке под бочок, вернулся – тоже думал, что ни в жисть туда не вернусь. Ногу под поезд суну, руку топором оттяпаю, а не вернусь. Чтобы из теплой постельки, да от мягкой бабы, да снова под пули? Фиг, думаю, вам! И что ты думаешь? Недели не прошло, а засосало снова…
– Кстати, а чего это тебя тот старый перец «человеком в человеке» обозвал? И Нюрка эта глазастая у меня интересовалась…
Александр, похолодев, не нашелся что ответить, но Семецкий и не настаивал, тут же позабыв, похоже.
Привстав на цыпочки, он раз пять для верности приблизил и снова отпустил заветную планетку, помечая ее на всякий случай.
«Ну, вот и ты нашел то, чего в жизни не видел, – улыбнулся про себя Саша. – Пометил, кобель, – теперь день да через день будет сюда бегать! Все бабы для него Нюрки – нашел очередную».
«Ну, это же естественно для мужчины, – и тут нашел оправдание коллеге ротмистр. – Только он погорячился с утверждением о потерянном пилоте».
«Вы думаете, Агафангел найдет в себе силы вырваться с Гармонии?»
«Он-то, может, и не найдет… Хотя как знать… Вы, Саша, заметили, что планету эту показал нам Сережа. А значит, она для него была помечена. И приблизил ее он, и вообще управлял…»
Александр будто прозрел.
– Ё-ка-лэ-мэ-нэ! – только и смог произнести он, и этим так испугал Михалыча, что тот отдернул от облюбованной им планеты руку и, словно нашкодивший ребенок, спрятал ее за спину…
20– Я не собираюсь становиться президентом и вообще лезть в политику. Поэтому прошу слать всех ходоков от всех партий и общественных организаций на… прочь, в общем. Если подобное повторится, то же самое будет проделано с вами. Вы свободны, – отчеканил Александр и указал пиар-директору концерна на дверь.
«Напрасно вы так, – подал голос ротмистр. – Человек старался…»
«Вы бы уж помолчали, ваша светлость. Вы-то что понимаете во всем этом?»
«А что, вы продолжаете считать, что я жил в каменном веке? В мое время тоже была политическая борьба, партии… Да-да, партии. И две из них, которые политики моего времени недооценили по глупости и недальновидности, совершили в октябре семнадцатого переворот. И, между прочим, все ваши политики – прямые наследники тех самых».
«Ну, это вы хватили через край, Павел Владимирович! Ну, ладно, я еще понимаю – КПРФ… А какие наследники большевиков из тех же самых либерал-демократов? Из «Единой России»? Вы бы еще «Яблоко» сюда приплели».
«Вот и видно, Саша, что это вы ничего не понимаете в современной политике. Все упомянутые вами партии если и не духовные наследники большевиков, то действуют исключительно их методами. Более того – большинство в их верхушках в недавнем прошлом и сами были коммунистами. Как и вы, кстати».
«Я в партии никогда не состоял!»
«Ошибаетесь. Или просто забыли. Вы же были комсомольцем? А?»
«Но это же не партия».
«Верно. Коммунистический союз молодежи, не так ли? Но – коммунистический. В мое время они, правда, назывались иначе – ревсомольцами».
«Рев… Революционный? А что за вторая партия, кстати, которую вы упомянули?»
«Эсеры. Социалисты-революционеры, если полностью… Мерзавцы, похлеще большевиков. Большевики хоть были явными и прямыми врагами, без уверток. За что мы их уважали. Ненавидели, уничтожали при первой возможности, но уважали. А эсеры… Вот вы даже не знаете о них, а ведь в мое время были и левые эсеры, которые выступали в союзе с большевиками, и правые, которые воевали в Добровольческой армии…»
«Социалисты-революционеры воевали за белогвардейцев? Вы шутите?»
«Увы, Саша, увы… Знаю, знаю, что вам с детства вбивали в головы ваши Михалковы и Маршаки, что, мол, белогвардейцы спали и видели, как бы вернуть царя на трон, поля – помещикам, а фабрики и заводы – капиталистам. Ну, насчет последних правильно, вообще-то, говорили… Но вот государя восстановить на престоле мечтали далеко не все, лишь единицы…»
«И вы, конечно, в их числе».
«Не вижу повода для сарказма, Саша. Да, я монархист до мозга костей и считаю, что монархия – естественное состояние России. Она была велика всегда, когда во главе ее стоял мудрый государь, и обращалась в руины, когда его сменяла клика проходимцев и авантюристов».
«Ну, а сейчас? Ведь вы же весьма уважаете президента, Павел Владимирович, – разве не так?»
«Уважаю. И не стыжусь этого. Наш… ваш президент – весьма достойный человек. И, кстати, чем, по-вашему, нынешняя российская власть так уж сильно отличается от монархии? Президенту даны поистине монаршие полномочия – Николай Второй, к вашему сведению, хотя и числился самодержцем всероссийским, таких не имел».
«Да ну? Вы опять шутите?»
«Почитайте исторические книги, Саша, – в голосе ротмистра слышалась усталость. – Последний император был связан по рукам и ногам. Хотя бы навязанной ему Государственной думой, из которой он так и не сумел сделать послушный инструмент, – президенту это удалось, хотя и принято данный факт ставить ему в вину. Великокняжеским окружением… Да-да, сонм сановных родственников висел у него на плечах неподъемным грузом. И всех надо было обласкать, поддержать в каком-либо деле или споре, помочь их бесчисленным протеже. Помните бессмертное «Ну как не порадеть родному человечку»? Или у вас в гимназиях… пардон, школах этого не учили?»
«Что-то такое припоминаю…»
«И все они были людьми препустейшими, бессмысленными, сделавшими для крушения российской монархии едва ли не больше большевиков, эсеров и анархистов вместе взятых. Знаете, сколько членов дома Романовых – прямых представителей династии – было в семнадцатом году? Не поверите – шестьдесят пять человек. Причем далеко не только братья и сестры Николая Александровича, его дядья и тети. Великими князьями были все потомки сыновей его прадеда – Николая Павловича. От них, кроме правящей ветви – Александровичей, пошли еще Константиновичи, Николаевичи, Михайловичи, а от тех еще и еще… Слава Всевышнему, отец последнего императора Александр Александрович принял решение ограничить круг великих князей внуками правящего императора. Но и этого хватало за глаза. И ладно бы хоть все были достойны своих высоких титулов. Знаете, кого я считаю наиболее достойным из всего этого великокняжеского… сброда, простите за выражение?»
«Михаил Александрович?» – решил блеснуть познаниями Саша.
«Брат государя? Да вы что? Шашни с женой подчиненного, морганатический брак… Нет, я не ханжа, но член императорской фамилии, наследник императора… Да, он был цесаревичем до рождения Алексея и мог им стать в случае его безвременной кончины. Государь запретил ему возвращаться в Россию и дозволил сие лишь с началом Великой войны… Я знал его по гвардии. Он командовал эскадроном лейб-гвардии Кирасирского Её Величества полка, когда я служил в кавалергардах. Вздорный и пустой человек. Хотя некоторые полагали его добряком».
«Тогда кто же?»
«Георгия Михайловича, внука Николая Первого. В должности Августейшего управляющего Русского музея императора Александра III в Петербурге он служил безвозмездно в течение двадцати двух лет. До самого переворота. Был выдающимся нумизматом и составил самый полный каталог монет Российской империи. Мы были лично знакомы – я тоже, знаете ли, когда-то отдал дань этому увлечению… Мы встречались с ним и на фронте, до его отъезда с миссией в Японию, и после, в январе семнадцатого. Когда я… в общем, он был еще жив, когда меня не стало. Только здесь я узнал, что большевики расстреляли его в начале девятнадцатого. Парадокс: составитель многотомного «Корпуса русских монет», которым пользуются и сейчас во всем мире, был убит шайкой озверевших от крови мятежников за то, что где-то в Германии немцы прикончили тамошних инсургентов Карла Либкнехта и Розу Люксембург…»
Ротмистр помолчал.
«Знаете, – сказал он после долгой паузы. – Сейчас позднее время – не прогуляться ли нам в нашу с вами «кладовую памяти»? Я хочу вам кое-что показать».
«Хм-м. Почему бы и нет. По приглашению – это, знаете ли, совсем иное, чем по принуждению».
Очутившись на своем чердаке, Александр испытал даже некоторую ностальгию: ему казалось, что его воспоминания подернулись пылью от того, что он давно их не касался. Иллюзия, конечно. Тем более что новые «фигуры памяти» давно уже потеснили те, старые, любовно им рассортированные когда-то.
