Блокада - Сергей Малицкий

Правитель площади покачал головой и с сожалением сцепил липкие пальцы.

— Не могу тебя больше задерживать. Тут у меня тихо, но я тебе скажу то, что ты услышал бы внизу. Там внизу тебя ждут. Два вызова только что пришло на поединок с тобой. Одно от Фёкла, охранника Богла, другое от самого Богла. Но тебе хватит и первого. Видишь, как выходит? По-любому половина твоих глинок ко мне отойдет. А может, и все, это уж как я с переродками сговорюсь. А разбираться орда будет с Боглом.

— А если не убьет меня ни Богл, ни Фёкл? — спросил Пустой.

— Тогда отдам тебе пулемет за сорок глинок, — развел руками Чин, — Да и орды тогда бояться не буду.

— Дам шестьдесят, — прищурился Пустой, — Нужны еще с десяток гранат, а то у меня их маловато, и проводник. Бриша сказала, что у тебя есть.

— Проводник будет, — восхищенно причмокнул Чин и бросил Пустому черную ленту, — Вяжи на голову.

26

Филя так наелся, что почти задремал. Или на самом деле задремал, потому что Кобба толкнул его локтем.

— Что случилось? — не понял мальчишка, протирая глаза, но тут же разглядел и прижавшего уши Рука, и взопревшего Рашпика, и напряженную, как тетива, Ярку.

— Ничего хорошего, — проворчал отшельник, а через секунду Филя увидел причину стиснутых губ. На краю арены сидел обнаженный по пояс Фёкл. Теперь, когда переродок-шар был рядом, он производил еще более ужасающее впечатление. То, что Филя представлял как заплывшее жиром уродливое тело, оказалось шаром мышц. И выделяющиеся через сероватую кожу, вздувающиеся при дыхании, как кольца кузнечных мехов, ребра говорили о том, что сила ужасного существа была под стать его размерам. Фёкл был обнажен по пояс, но, кроме полосы ткани, прикрывающей низ шарообразного тела, Филя разглядеть ничего не смог. Ножки у стражника Богла были короткими и полностью скрывались под складками брюшных мышц. Зато огромные руки почти достигали локтями опилок арены. Но самой страшной была голова. О шее не шла речь вовсе. Но и голова то ли тонула во вздутиях плечевых мышц, то ли вовсе была частью туловища. Красная лента, прихватывающая шишку лба, находилась на уровне плеч, небольшие глаза моргали чуть ниже, за ними следовала дырка носа, а уж искривленные сизые губы вовсе находились в середине груди.

— Он вызвал Пустого, — дрожащим голосом проговорил Рашпик, — И не только он, я слышал еще имя Богла, но не видел его пока. Зато вон стоит та страсть, которой Пустой прихватывал руки петлей.

Филя медленно перевел взгляд вправо и почувствовал подкатывающую к горлу тошноту. В пяти шагах от края арены стояла хрупкая и стройная женщина. Как и на площади в логове, она была одета в темную куртку до середины бедра и порты, но теперь стояла лицом к приятелям. Лицом, которого не закрывали длинные волосы. Лицом, которого не было. На бледном овале едва были намечены черты глаз, рта, штрих носа, но ни одна из этих черт не сопровождалась хоть каким-то рельефом.

— Бог мой, — против воли пролепетал Филя. — Да она страшнее этого Фёкла…

— Однако убивать Пустого будет этот урод, — проворчал Кобба.

— Убивать? — поразился Филя.

— Убивать, — твердо сказал отшельник, — Можно быть изумительным бойцом, но против такой туши… Пока ты ее вскроешь, она успеет тебя прикончить несколько раз, пусть даже потом и сдохнет от потери крови. Пустой в него сколько стрелял — где раны? Вон те царапины? А где следы от рожков Вотека, которые обычным людям кости крошат? Вот мы и приехали… — Кобба судорожно стер со лба пот, — Ведь Пустой оставил дробовик в машине! Что у него есть с собой? Может быть, все-таки есть что-то?

— Нет, — сдавленно прошептал Филя, — Только клинок и нож. Все остальное он сложил в ящик, как и все.

— В честненького решил поиграть, — скрипнул зубами аху. — Плохо, когда командир подлец, но когда честный — еще хуже. Что? Останемся здесь? Чем займешься, Филя?

Мальчишка посмотрел на аху беспомощным, испуганным взглядом, но не нашелся что ответить. Зал понемногу заполнялся народом, показавшимся Филе молчаливым и испуганным. Тот шум и гам, который стоял на площади, под прозрачным куполом затих. Между столами пошли стражники Чина с черными досками и мелом, но никто не спешил делать ставки. Ужас навис над ареной, и источником ужаса явно был не Фёкл и не безликая девка, а что-то такое, что встречало зрителей на входе.

— Ну? — раздался с верхнего яруса тонкий голосок. — У нас очередная забава? На арене главный служка ужасного Богла? Любитель человеческого мяса? Кто же сумел его обидеть?

Филя задрал было голову, чтобы разглядеть обладателя тонкого голоска, но в это время по залу пронесся шепот, и на противоположный край арены вышел Пустой.

Да, пожалуй, механик был повыше обычного лесовика. И его плечи не просто так вызывали у Фили тихую зависть, но теперь, напротив шарообразного куска ужасной плоти, механик казался никчемной человеческой безделушкой. Зрелище само по себе было ужасным, но, когда Пустой, голову которого теперь перетягивала черная лента, начал медленно расстегивать куртку, по залу прокатился сдавленный смешок. На боку механика рукоятью книзу висел короткий меч.

— Помоги ему, бог Киссата, — забормотал Кобба, — Помоги обладателю великого меча.

На скамью возле Ярки плюхнулся бледный, как сама смерть, Коркин.

— Филя, — растерянно пробормотал скорняк, — Пустой просил, чтобы ты сразу прикинул, как будешь крепить какой-то станковый пулемет на вездеход. Сказал, что придется убрать переднюю антенну или скобу за люком, но крепление должно быть таким, чтобы в случае чего снять оружие быстро. И чтоб он поворачивался во все стороны. Сказал, что займемся установкой сразу, как только он убьет Богла и Фёкла. На все про все у нас не будет и часа. Надо пятую пленку пересечь уже сегодня.

— Он собирается это убить? — вытаращил глаза Рашпик.

— Насколько я понял, да, — неуверенно пробормотал скорняк.

— При любом раскладе очень надеюсь, что нас не заставят тащить эту тушу на местное кладбище, — скривил дрожащие губы Кобба. — Если, конечно, механик отдает себе отчет… Почему этот Фёкл не вызвал на бой сразу тысячу ордынцев? Он бы размолотил их в мясной фарш. О бог Киссата…

Фёкл встал на ноги. Он почти не поднялся над ареной, но зрелище воспарившего на локоть над опилками главного служки Богла заставило зал выдохнуть. Огромная ручища пошла за спину, если так можно было назвать тыльную сторону чудовища, и в не менее огромном кулаке сверкнул тесак, которым можно было бы проткнуть насквозь сразу двух Рашпиков, поставленных друг за другом. И тут Пустой закричал.

Не выдергивая из ножен меча, он расставил ноги, развел в стороны руки, максимально широко раскрыл рот и заорал, вложив в дикий, срывающийся в вой крик, верно, и собственный страх, и ненависть, и усталость, и боль, которая преследовала его каждую секунду осознанной жизни. Крик заполнил дом Чина до самого купола, небо за которым уже казалось не бесцветным, а серым, и тут в ответ заорал Фёкл.

Его рев был подобен урагану. Огромная пасть разверзлась едва ли не на половину туловища, глазки зажмурились, макушка вовсе исчезла в плечах, а ручищи, разлетевшись в стороны, перегородили треть арены.

И тогда Пустой метнул нож. Его лезвие сверкнуло под куполом словно осколок стекла. Чудовище поперхнулось. Задергалось. Ручищи метнулись к спрятанной в туше глотке. Заскребли ребра. Глаза выпучились. По серой коже тяжелого брюха хлынула кровь. Раздался хрип, и Фёкл с гулким стуком грохнулся навзничь.

Зал не проронил ни звука.

— Половина работы сделана, — рассмеялся тонкий голос наверху. — Хотя, я думаю, десятая часть.

— Хитро, — побледневшими губами пробормотал Кобба, но на арену выходил уже новый боец.

Причина ужаса, наполнившего зал, стала понятна Филе мгновенно. Он и сам не смог сдержать дрожи в руках и ногах и, когда попытался смахнуть заливающий глаза пот, не сразу попал по собственному лбу. Да, Богл был сложен как обычный человек, разве только превосходил обычного человека ростом в полтора раза. Но его плоть состояла не только из упругих мышц. Природа немало потрудилась над каждым переродком, горя отмщением за сотворенное с нею, но, создавая Богла, она уже не мстила. Охваченная безумием, она создавала орудие мести. Поверхностью тела ужасного существа, властвующего над частью полуразрушенного, запертого между четвертой и пятой пленками Города, в равной степени владела и кость. Все, чего не скрывала ткань, а Богл вышел на арену в коротких портах, подчинялось кости. Ребра выбирались в боках крепкого туловища наружу и соединялись на груди в широкую грудную кость, закрывающую сердце и легкие Богла подобно панцирю. Плечевые кости пластинами выступали над плечами и, прерываясь на сочленениях, тянулись до локтя, где из темной плоти показывались линии костей предплечья. Бедра, голени, стопы — все покрывали линии кости, словно ей не хватало места внутри тела или она нарастила массу, чтобы покрыть костяной защитой плоть своего хозяина, и завершал весь этот ужас абсолютно голый череп, из-под ТЯЖЕЛОГО лба которого на Пустого смотрело спокойное, может быть, даже красивое лицо.