Лейб-гвардии майор - Дмитрий Дашко

Сразу после его возгласа в комнате появился ещё один мужчина. Как и моя стража, он тоже предпочёл спрятать лицо под маской, но в его облике ощущалось благородство, присущее дворянскому сословию. Он был невысок ростом, строен, фигуру свою тщился спрятать под серым широким плащом. К счастью, ему недоставало опыта, или он оказался неопытен и небрежен.

Я понял, что появившийся человек является главным в компании, доставившей меня в это место. Он говорил очень властно, остальные слушались его беспрекословно.

— Вы литератор Гусаров? — спросил меня главарь.

Появившиеся мысли, что меня с кем-то спутали, и случилось недоразумение, сразу исчезли. Я решил придерживаться первоначального намерения, опасаясь выдать тебя, братец, и тем самым причинить тебе возможные неприятности. Эта авантюра лежала целиком на моей совести, и я не хотел, чтобы последствия её могли причинить вред кому-то другому, кроме истинного виновника.

— Да, Гусаров — это моё имя, — отвечал я, гордо вскинув голову. — Прошу вас ответить, по какой причине вы столь вольно обращаетесь с дворянином? Главарь пропустил мои слова мимо ушей.

— Вы говорите с сильным акцентом, если не ошибаюсь, с немецким, — заметил он.

— Вы верно заметили. Я курляндский дворянин, поступивший на службу её величеству.

— В таком случае меня очень удивляет, как вам удаётся писать и публиковать свою книгу? Для этого надо очень хорошо владеть русским языком. Ответ вылетел у меня сам собой.

— С чего вы решили, что я пишу её на русском? На самом деле моя книга написана на немецком языке, в редакции всего лишь любезно делают для меня перевод. Главарь задумался. Похоже, мои доводы начинали его убеждать.

— Откуда взялись эти эльфы, гномы и прочие волшебные существа, которыми нашпигована ваша книга?

— Из старинных немецких легенд, — усмехаясь, ответил я и продолжал врать:

— О многих из них мне рассказывала когда-то в детстве моя няня.

— Арина Родионовна? — не по-доброму ухмыльнулся он.

— Её звали Гретхен. Она была милой старушкой, знала много занятных историй. Дети её просто обожали, — я с ностальгией вспомнил далёкие времена моего детства.

— Допустим, я вам поверю. Вы и впрямь литератор Гусаров. Давно мечтал посидеть в обществе столь популярного писателя. Ну а что вы скажете о …

Знаешь, Дитрих, он задавал мне массу разных вопрос, спрашивал о каких-то непонятных вещах, называл имена незнакомых людей: Ленин, Сталин, кто-то ещё. Всего и не упомнишь. Постоянно пытался поймать меня в ловушку, задавая неожиданные вопросы, затрагивал темы, о которых я не имел никакого понятия. Однако скоро он убедился, что большего от меня не добьется, и прекратил бесплодные попытки.

— Кажется, я на ложном пути, — со злостью сказал мужчина сам себе и удалился.

Скоро он вызвал моего охранника, голоса за стеной стихли, а немного погодя я сообразил, что остался тут в полном одиночестве. Это меня обрадовало. Я стал кричать, надеясь таким образом привлечь к себе внимание проходящих мимо дома людей. Увы, никто на мои вопли о помощи не отозвался. С огромным трудом я сумел высвободиться от пут, перетерев верёвки о железный предмет, валявшийся на полу. Кажется, это была деталь от сломанной вешалки. Чтобы воспользоваться ей мне пришлось свалиться вместе со стулом, едва не отбив себе внутренности. После того, как мои конечности были освобождены, я осознал, что не в состоянии двигаться. Тело стало деревянным. Только потом я сумел, ковыляя выйти на улицу, где убедился, что провёл время в том самом заброшенном доме, куда шёл, предвкушая свидание. И почти сразу направился к тебе, — закончил рассказ кузен.

К чести Карла, он не стал гадать, кем был его похититель. То ли принял его за ревнивого мужа, то ли счёл, что это моя личная тайна.

— Ступай, отдохни, — сказал я. — Акулина покажет твою комнату. С этого дня ты живёшь в этом доме и подчиняешься его правилам.

— А как же служба?

— Думаю, сегодня без тебя обойдутся. Я поговорю с Нащокиным. Мы что-нибудь придумаем. Иди, дрыхни.

— Спасибо тебе, братец, — с чувством произнёс Карл. — Пожалуй, мне и впрямь не мешает немного поспать. Вечером свидимся. Акулина увела его, оставив меня в одиночестве.

Я крепко задумался. Произнесённых имён знаменитой няни Пушкина — Арины Родионовны, двух ключевых политических фигур нашего будущего — Ленина и Сталина вполне хватало для однозначного вывода. Получается, конкурент уже здесь и вовсю действует. Для начала обратил внимание на мои литературные потуги, нашёл в них сходство с книгами его времени, и, если бы не Карл, рано или поздно вышел бы на меня.

А теперь главное — чего он собственно добивается? Хочет поговорить или убрать без всяких обиняков? Будь он хладнокровным негодяем, вряд ли отпустил бы кузена живым. Зачем ему свидетели? Или здесь обычный рациональный расчёт? Дескать, стоит ли пачкать руки и тратить время на устранение человека, который вряд ли сумеет тебя опознать? К тому же он не стал применять пытки, а это безусловный плюс к его моральному облику. Быть может, не так уж он и плох?

Ну а хорошо ли я замаскировался? Увы, неважно. Начатые в армии реформы быстро подскажут ему правильное направление поисков. Пожалуй, мне будет спокойней и безопасней на войне. Надеюсь, за мной он не последует.

В феврале 1737 года экипированный в новую форму сводный батальон, составленный из гренадер и фузилеров Семёновского, Преображенского и Измайловского полков, приготовился выступить в поход к Азову. Командовал отрядом подполковник Густав Бирон. При нём в качестве адъютанта находился небезызвестный барон Дитрих фон Гофен.

Именно мы должны отвоевать у татар новые земли, подготовить опорную базу и, в случае нападения татарской конницы, держаться до конца, пока не подойдёт подкрепление.

Глава 23

Карл умудрился перед самым походом серьёзно простудиться и в сводный батальон не попал. Кузен лежал в кровати, пил настои и морсы Акулины, и чуть не плакал от отчаяния. Ему так хотелось повоевать, а тут …

— Не переживай, братец. Ты главное здоровье поправь. Сражений и подвигов на твой век ещё хватит, — успокоил его я.

Уж кому как не мне знать о далеко идущих военных планах правительства. Так что кузен ещё успеет помахать шашкой.

Михайлов и Чижиков оказались в числе пяти гренадер, выделенных в батальон из третьей роты. Назначение они восприняли спокойно: ни огорчились, ни обрадовались.

Я предупредил, что вряд смогу с ними часто видеться, но, если понадобится помощь, пусть обращаются не стесняясь. В конце концов, вместе съели не один пуд соли.

— Благодарствуем за предложение, господин адъютант, — с нарочитой учтивостью ответил Чижиков. — Мы калачи тёртые, как-нибудь управимся.

— Хорошо, — Да и вы, если что-то понадобится, за нас вспоминайте, — усмехнулся гренадер.

Вечер закончился скромными посиделками в трактире. Я пил за одним столом с солдатами, с которыми прошёл и огонь и воду. Медные трубы большей частью выпали на мою долю.

В судьбе гренадер крутых перемен не случилось. Гренадерам предложили повышение до капрала, но Чижиков с Михайловым отказались, лишь Карл принял новый чин. Я рассчитывал постепенно вывести его в офицеры. Котелок у парня варит, да и прочими качествами не обделён. Мне же нужно сплотить вокруг себя команду из верных и умных людей, и кузен один из главных кандидатов.

Потом снова начались дела, долгая и тщательная подготовка к походу. Предстояло учесть тысячи мелочей, жаль, опыта мне не хватало. Приходилось соизмерять желания и возможности.

Прибыла большая партия ружей, заказанных в Саксонии. Подполковник Бирон, считавший что фузеи, изготовленные в Туле и Сестрорецке, уступают саксонским, радовался этому событию как ребёнок. Произведя проверку и выпустив кучу пуль, в том числе и конструкции Анисимова, мы пришли к выводу, что разница если и есть, то несущественна.

Куроедов доставил первую партию полевых кухонь. Они получились тяжёлыми и перевозились парой лошадей. Миних сказал, что по прибытию на Украину в кухни впряжём более выносливых волов.

От каждого капральства выбрали по повару, их быстро обучили нехитрым способам готовки в походных условиях. На очередном совещании Военной коллегии я посоветовал ввести обязательные офицерские пробы приготовленной еды. Миних, подумав, согласился и подписал указ, по которому обер-офицерам вменялось следить за качеством и вкусом солдатской пищи. Я отвёл Куроедова в сторонку и сказал:

— Вот что, Фома Иваныч, скоро я ухожу на войну, а там, как понимаешь, всякое случиться может. Куроедов побледнел.

— Да ты не волнуйся, — заверил я. — Обещание я помню, и раз дал слово, обязательно сдержу. Я напишу завещание. Ежели случится со мной какая-нибудь напасть, будет тебе вольная, но опять же по выполнению кое-каких условий. Так что помни, Фома Иваныч, у меня будет без обмана, но и ты уговор соблюдай. Куроедов просиял.