Фабио и Милена - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я и сам задавался этим вопросом, я и сам страдал от этого, находя покой лишь в своем ремесле, где не оставалось места для лишних мыслей, в те минуты перед взором мелькает лишь поставленная задача. Так мы и убегаем от самих себя, от мыслей, от проблем, от всего на свете, трудимся чтобы в один момент залечь не в постель так в могилу, то-то, там хоть твоих мыслишек не будет. Это страшные вопросы и когда начинаешь ими задаваться дела становятся плохи. Мысли не успокоятся пока не найдут своего ответа. Ведь была у тебя и гармония, и цель в жизни, но видно пришло испытание посложнее, мы в одном нерешаемом положении, что мы, например будем делать, когда все закончится? У Милли ведь и образования нет, хотя она все знает, ну может экзамены сдаст и поделом, но неужели она сможет работать, сможет жить так же, как остальные? Да и я тоже не смогу, но придется что-то делать, придется отпустить прошлое и жить нормальной жизнью, хотя я и не имею никакого представления о том, как жить нормально. Но послушай, ты всегда можешь быть с нами, что бы ни случилось для нас ты член семьи, верно Милли?
Милена кивнула.
– Мы одна семья, мы прошли через все это вместе, хочешь любви? Мы подарим тебе ее. – Закончил мысль Фабио.
– Что же за фигня такая творится со мной? – Недоумевал Сергей.
– Когда никто не в силах тебе помочь ты становишься как человек, у которого завязаны руки, такому человеку приходится очень нелегко, но иногда время от времени, мы сами завязываем себе руки, а развязать их не в силах без чьей-либо помощи…
– Что же это за дерьмо такое? Мне так трудно без Наставника, наверно я только сейчас это понял, без него я потерял ориентир в жизни, все скатилось к черту, мой компас жизни дал сбой, а я мечусь не понимая, что да как.
– Так сплошь и рядом разве это не так, да я и сам в той же лодке, а ты как думал? Так что не унывай, ты ведь не один такой.
– От этого как-то не легче и что же нам делать? – Спросил Сергей.
– Жить. – Ответила Милена.
Солнце близилось к закату. Тени растягивались по тротуару, накрывали волною целые улицы и беспрестанно следовали за неустанно двигающимися людьми. Что есть тень? Всего лишь пятно от фигуры, воспрепятствовавшей солнечному или иному свету. Тень глумится над человеком. Она усмехается над ним. Чем же это? Она способна воссоздать твой искривленный облик, который сначала будет мал по размеру, а затем станет вдвойне длиннее обычного. Тень – это червяк который разрастается и гаснет. Иной раз человек не отказался бы поменяться с ней местами. Она не принимает на себя лучи палящего солнца, не имеет мыслей и дум, она так же темна и прохладна как сон, но сон ли она? Вряд-ли. Тень ухмыляется как затаившаяся гиена, порой человеку хочется накинуться на нее с кулаками и как следует проучить этого безмолвного товарища. Безумцы спорят со своими тенями, умники же игнорируют их и тех и других связывает одно и то же – солнечная горячка.
– Поехали на Невскую губу, может успеем пока солнце не село взглянуть на закат. – Предложил Фабио придерживая двери Сергею и Милене.
–Тогда пошли к нашей тарахтелке. – Согласился Сергей.
Путь не занял у них многого времени и вскоре двери автомобиля захлопнулись за ними. В салоне стояла духота и поэтому окна пришлось открыть нараспашку. Лица прохожих сияли радостью, все улыбались и никого, казалось, не заботила печаль. Солнце перед тем, как зайти вглубь земли, освещало их счастливые лица, добавляя что-то солнечное в улыбки и сверкающие глаза прохожих.
И хотя солнце прощаясь слепило глаза, Милена сидела сзади и совсем не переживала по этому поводу, она глядела в свое окошко, что заметил Фабио украдкой поглядывая на нее. Сейчас ее ничто не могло потревожить, и не было той проблемы, которую невозможно было бы разрешить, все отодвинулось на второй план, и как прекрасна эта беззаботность, что как дуновение ветра в знойный день. Легкость всюду заполонила собою пространство, такая приятная, как любовница в лице балерины, что может быть прекрасней этого? На них снизошла легкость, в награду за то долгое время что они провели в муках и от этого-то та легкость и казалась слаще.
Ветер заставлял плясать их одежду, ведь Сергей имел обыкновение ехать быстро. Он обгонял других, и останавливался на светофоре поглядывая на девиц в своих платьицах, они были для него как картины в галерее, каждая девушка нагромоздила на себя прекрасное одеяние, чем постаралась на славу, дабы он наконец взглянул на нее и пробормотал про себя всякую несуразицу, которую ему так хотелось бы выкрикнуть, высунувшись из окна автомобиля. Сергей чувствовал, как получал удовольствие от этих остановок на красный свет светофора, ведь выпадала возможность созерцать и восхищаться. Эти расцветшие девушки, как сорванные цветы, которые при этом и двигаются и истощают запах, притягивая тебя к себе. Их взгляд такой манящий и прекрасный, как массаж на сердце. Их любовь, внеземное наслажденье.
Солнце уже совсем сдвинулось к горизонту, когда выступила восточная часть Финского залива, солнце словно желало окунуться туда от увиденной на земле злобы, несчастья и несправедливости, подальше от тоски и печали. Оно намеревалось пожертвовать собой, спрятаться дабы люди перестали нести свою злобы в чужие жизни, дабы прекратились злодеяния которые они ежедневно творят, дабы они легли наконец в свои койки и заткнулись в конце концов их лживые уста, ибо язык их произнес много необдуманного, много того, что в последствии могло стать чьей-то погибелью, или слезами, несчастьем, горем, пусть язык этот примкнет наконец к небу, и умолкнет во сне – только ради этого, казалось, солнце готово было опуститься, потухнуть в воде, необратимо утонуть в пучине, никогда больше не проявляясь.
– Где остановимся Фабс? – Спросил Сергей.
– Чуть ближе, чтобы можно было посидеть, где-нибудь.
– Можно на камнях посидеть, лишь бы там кто-нибудь не оставил сюрпризов.
– Ну давай, давай.
Мгновением позже, после парковки автомобиля они вышли из машины и уже передвигались по песку, смотря на водную гладь, на чаек и птиц, которые летали вдоль пляжа, ловили ветерок или искали пищу, а иногда и просто мочили свои крохотные лапки. Люди лежали на песке и загорали, совсем не стесняясь своей