Анна. Роман в стихах - Александр Дольский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
чем больше пьёшь,
тем меньше хочется жить.
1
Прошлое будет, как я говорил, там, где трава и песок...
Чёрный голубь среди могил клюнет в белый висок.
Но этого мало. Рука и крест (вспомни), как в той ночи,
вбиты ветром в дома невест выше, чем кирпичи.
И этого тоже мало. Друг друга предаст в тоске.
Будет ночь и ночной испуг чёрным сучком в доске.
И станет гнить голова страны, и тело её, и хвост...
И до той стороны Луны фараоны построят мост...
И снова явится мой Христос, слабый среди зверья...
И будет мор и невольный пост. И выживем ты и я.
Я наблюдал непростой процесс, не ожидая врачей,
пули, выйдя из тел принцесс, вошли в глаза палачей,
и восставали стихи из огня, и из вина -- виноград,
и в зеркалах московского дня виден был Петроград.
Долго, долго сжимал Сатана в объятьях любви страну.
И нарожала ему жена Водку, Войну и Шпану.
Но прошлое выйдет, как я говорил, через тюремную щель
туда, где Лики под сенью Крыл, где слышится виолончель.
2
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
3
Вот мимо меня прохромал Волопас,
вот Лев оступился во мгле,
кося на Луну малахитовый глаз,
не помня меня по Земле.
И средний мой сын -- Скорпион голубой,
и старший -- мерцающий Рак
меня не узнали. И между собой
не поняли родственный знак.
Вселенная -- часть моих праздных затей,
а Бог -- на любовь карантин.
И нету любимых, и нету детей.
Один я. Один я. Один...
Это полёт мой. Осенний полёт.
В нём от любви и от боли свобода.
А Земля насовсем по привычке зовёт.
Я подожду... Мне пока не погода.
И стану я жить свою жизнь напролёт
в ветрах голубых небосвода.
4
О, как хорошо под созвучие нот
купаться в поэзии чистой,
быть Господа скромным хористом,
рабочим надзвёздных высот...
Но чёрствые лапы рабов Сатаны
из всех уголков выгребают свой корм,
любые остатки от божеских норм,
что людям нещедро даны.
Нагорную Проповедь трижды блюди,
будь верен, и честен, и твёрд --
но раз только вступишь в фальшивый аккорд --
ни боль, ни позор, что грядут впереди,
уже не замолишь, не выскулишь тут.
Лишь руки вернейших людей или чудо
с вонючей и пьяной отравой посуду
от горечью травленых губ отведут.
Святоши, молельщики -- страшно дана
вам Чёрным Джентльменом услада вина.
5
Мы знаем, как изменчивы обличья грязных сил,
и как упорно их стремление к победе.
И вот к Андрею Ненасытность в виде Чёрной Леди
под маской рыжей подошла, как он просил.
А что просил он, знаем мы уже давно.
Но тут создался случай, неизбежность.
Поминки, тихий говор, томность, нежность,
ну и Его Величество -- Вино.
Но где же Анна? Ах, она уж в перелёте.
Всё видит, к сожаленью, но, увы, бессильна.
Элеонора Штамм Андрею льёт в бокал обильно
и шепчет -- "Я люблю Вас". -- "Что Вы, тётя?"
Наташа и Мария не найдут никак Андрея.
Он с Чёрной Тётей где-то в уголке.
Затем прислужники без церемоний налегке
художника хватают, волокут его скорее
в её шикарный "Дом Греха без Покаянья",
где пляски, блуд и бесконечность возлиянья.
А он уж пьян...
6
Какой дурман влила ему в бокал Элеонора?..
Старинной магии изысканный рецепт,
секретный многомикшерный концепт --
из клювов, крылышек, из желчи и позора.
Я это снадобье сам знаю досконально,
но излагать его секрет считаю преступленьем.
Я испытал его. И адовым гореньем
чуть не сгорел до смерти и буквально.
Но прочь сомненье! И Андрей в полёте
среди горящих щёк, лодыжек, ягодиц
до тошноты и слепоты знакомых лиц --
все без морщин, хоть жизнь их на излёте.
Вдруг юная красавица, а вот ещё одна!
Но это всё равно. Да здравствует Вино!
Сквозь его призму многоцветие дано,
Любовь в объятьях Бахуса вакханочкой видна.
"Подать мне кисти, краски, полотно!"
Лишь миг -- всё было внесено.
7
Стоял он в позе Гения. Из глаз струился дым.
И обнажённая красавица лежала перед ним.
Минута паузы -- и без карандаша,
смешав крапплак, сиену, бирюзу,
волнистую провёл он полосу.
Все закричали -- "Вот её Душа!"
"Но это только верхний контур", -- зарычал он.
Ещё четыре-пять молниеносных хлёста --
от головы до пят -- всё тело точно, просто.
И это было славное начало.
А он уже не слышал славословий и упрёков
и утонул в мазках и лессировках.
И чвякало вино в карманах и в кроссовках,
и ударяло в купол головы его высокой.
Красавица на полотне была живее, чем в натуре,
так простоватое и жидкое лицо преобразилось...
Оно улыбкой росомахи исказилось,
а серебрилась шерсть на тонкой шкуре
.