Необыкновенные приключения юных кубанцев - Ольга Репьева

Оборвалась, мол, жизни нить, Возьметесь ли похоронить?

Копач, которому Афоним Поп при крещеньи имя дал.

Цыгану нехотя сказал:

— Мы, так и быть уж, похороним.

Но и ему, за гроб, и мне Придется заплатить втройне.

Гробовщики назвали цену, Сразив беднягу наповал:

Не обопрись старик о стену, Он точно наземь бы упал…

Вчера детины перебрали, Сегодня малость недоспали, У них трещала голова; Опохмелиться бы сперва, А тут его нечиста сила Совсем некстати принесла!

И вот они ему со зла Такую цену заломили.

И сколько тот их не просил, Афоним гроша не скостил…

Людскою жадностью сраженный, Вдовец едва добраться смог В свой табор, в траур погруженный, Всё рассказал и с горя слёг.

Но делать нечего: цыгане, Перетряхнув узлы, карманы, Кой-как оплату наскребли И тем детинам принесли.

Гробовщики переглянулись, Смутившись… но, пожав плечьми, Не повинились пред людьми И за мошною потянулись…

Содрав три шкуры с голытьбы, Людей неласковой судьбы.

В шинок сходивши, заложили Гнедого с Чалым в драндулет, Инструментарий погрузили И в табор поторили след.

Цыгане слёзно затужили И в гроб старуху положили; Накрыли крышкой и по ней Забили с дюжину гвоздей.

Гробовщикам свой груз печальный Препоручили. А затем Старшой велел сниматься всем, И отбыл табор в путь свой дальний, Кляня гробовщиков скупых За жадность и бездушье их.

Детины тронули к погосту.

Приехавши, спустили гроб.

Горилки приняли грамм по сту, Работалось спорее чтоб.

Для ямы место подыскали, О том о сём порассуждали И, оголившись до пупа, Подналегли на заступа.

Но дело двигалось неспоро:

Коренья, камни, разный хлам Им попадались тут и там.

Земля противилась… И вскоре Афоним выбился из сил; Передохнуть он предложил.

— Ананий, мы сегодня ели? — Спросил, уставясь на мозоль.

— Пол-ямы вырыть не успели, А в теле слабость, дрожь и боль.

Не может быть, чтоб с перепою!

— Неладно что-то и со мною:

Корёжит самого, хоть хнычь…

Боюсь, что этот старый хрыч — Ведьмак; и мстит он нам от злости!

Коренья, камни да кирпич — Откуда? не могу постичь…

Ну ладно б попадались кости, Такое было; но чтоб так?

Ума не приложу никак!

— Послушай, Нань, — сказал Афоним, — А мы на этот раз схитрим:

Давай в пол-яме захороним Проклятый гроб — и леший с ним!

— Ништо! — Ананий согласился И тут же с места подхватился.

Подкантовали, напряглись И абы как столкнули вниз.

Потом в ладони поплевали, Перемигнулись весело, Подборки в руки — и пошло:

Забрасывать могилу стали.

В полнеба красное пятно — К закату близилось оно…

— Афонь, — заметил вдруг Ананий, Вспотевший вытирая лоб, — Не обратил ли ты вниманья:

Бросаем камни мы на гроб, А стуков никаких о крышу Я что-то вроде бы не слышу.

А ну-ка гляну, что там. Ой, Тут что-то не тово… Постой!

(Ананий со страху икает) Да не кидай — ик! — землю, стоп, Она уходит — ик! — под гроб.

А он как будто — ик! — всплывает.

Он… ик! — почти уж наверху…

Бежим отсюда! Карау…

И оба голоса лишились, Так и застыв с раскрытым ртом.

Затем колени подкосились, Ослабло тело; а потом, Когда сорвалась крышка с гроба, Похолодела вся утроба…

Цыганка… села, и тотчас Не отверзая мёртвых глаз, К детинам руки протянула И зашипела, как змея:

— Как жаль, што днём не вижу я!

Что не могу размежить веки И посмотреть в глаза того — Мерзавца, а не человека!

Кто так ограбил, и кого — Цыган, голодных, полунищих!..

Оставил без гроша и пищи, В нужде на несколько недель.

Что ж вы за нелюди? Ужель У вас ни совести, ни чести Не сохранилось и на грош?

Видать, всю пропили… Ну что ж, Не миновать моей вам мести!

Сегодня, лишь зайдёт луна, Вы мне заплатите сполна!

— Ой, Андрюша, — вздрогнула Марта. — У меня аж мороз по коже!

— Под одеялом и холодно?

— Не холодно, а страшно… Ты так образно рассказываешь, что эта ведьма стоит перед глазами…

— Может, на сегодня хватит? Рассказал только до половины.

— Так хочется дослушать! Я всё равно теперь не засну…

— Ладно, уговорила. Слушай:

Цыганка на спину упала, Шепча проклятья мёртвым ртом.

Опять на место крышка встала, И гроб исчез. На месте том Поднялся бугорок могильный.

И будто после дрёмы сильной Гробовщики ожили вновь:

В их жилах заиграла кровь, Угасший разум прояснился, Вернулась речь и бодрый дух.

Они переглянулись вдруг, Афоним к другу обратился:

— Ты не заметил, я не спал?

Ананий лишь плечьми пожал…

Затем вернулись к драндулету, Впрягли вздремнувших лошадей, Поехали. Боясь при этом в пути заговорить о ней.

Решив, что это — наважденье, Всего лишь сонное виденье, Приплёвшееся одному, И каждый думал — лишь ему.

Ведь что греха таить, такое Случалось с ними иногда:

Упьются на ночь и тогда Кошмары снятся с перепою…

Но вот они уж дома снова.

Стемнело. Время отдыхать.

Не говоря о н е й ни слова, Решили вместе ночевать.

Оно и раньше так случалось, Что утром вместе просыпались.

И так бывало потому, Что в двухсемейном их дому Других жильцов уж не осталось:

Забрав детей, супруги их Давно оставили одних — Терпеть пьянчуг они устали.

Но мысль о выпивке у ту ночь Детины оба гнали прочь.

Со стороны посмотришь — скажешь, Что каждый безмятежно спит.

Да и послушаешь, то даже Услышишь, как во сне храпит.

Но это — видимость. На деле Дружки не спали. И хотели Лишь показать, что, мол, его Не беспокоит ничего.

Как будто не было погоста, Не знал не ведал, что о н а Сегодня, лишь зайдёт луна, Пожаловать грозилась в гости И заварить крутой ухи…

Пропели полночь петухи — И тотчас стены задрожали Поднялся вой, галдёж, содом, И стекла в рамах дребезжали, И всё ходило ходуном.

Внезапно с треском дверь открылась, И на пороге появилась, Прошедши сквозь земную твердь, Седая, серая, как смерть, Цыганка… И злорадный хохот, исторгся из коварных уст; Зубовный скрежет, лязг и хруст, Невидимый зловещий топот Дружки услышали вокруг…

Они было вскочили вдруг, Но ноги тут же отказали; Хотели вскрикнуть, но слова Чуть слышно с языка слетали И были внятными едва…

Один дрожит, как в лихорадке, Другой в трясучке, как в припадке, И оба с ужасом глядят, Как будто перед ними ад.

А ведьма вот, совсем уж рядом Почти у самого виска Её костлявая рука, свирепый взгляд…

Могильным смрадом Шибает в ноздри; из очей Искрится жар, как из печей…

Детинам некуда деваться И жён на помощь не позвать…

А ведьма стала издеваться: