Необыкновенные приключения юных кубанцев - Ольга Репьева

Ольга Репьева

Необыкновенные приключения юных кубанцев

В основу произведения положены воспоминания свидетелей, участников многих описываемых здесь событий и в первую очередь — моего дедушки Тютерева Федора Дмитриевича.

Ему и посвящаю я свой скромный труд.

Часть первая

ПОВЗРОСЛЕВШИЕ ДОСРОЧНО

Ярое августовское солнце уже припекало вовсю, когда Андрей, поддерживая карманы, вприпрыжку сбежал с откоса гравийки и балкой, поросшей молодым ивняком да белолистом, направился наконец домой.

Обещав матери, что отлучится ненадолго, он с утра примчался сюда набрать камушков для пряща (так хуторские пацаны называли рогатку); но подзадержался, увлекшись стрельбой по «чашечкам», соблазнительно белевшим на крестовинах телеграфных столбов, что рядом с дорогой.

Тут, видимо, следует уточнить: с мозгами у будущего нашего героя обстояло вполне благополучно, и имей он неделю назад эту подростковую забаву, в свои неполные пятнадцать лет подобного вандализма наверняка себе бы не позволил. Но сегодня, когда только и разговору, что вот-вот объявятся оккупанты, он расколошматил более двух десятков керамических изоляторов («Нехай, гады, ремонтируют!»), пока не надоело и не вспомнил, что давно пора быть дома.

Несколько слов о пряще. В августе 42-го, событиями которого начинается наше повествование, пригодная для их изготовления, «тянучая» резина была на хуторе большой редкостью. Где и как раздобыли ее пацаны — в небольшом отступлении.

Восьмого числа хутор Дальний, прилегающий к упомянутой гравийке — дороге по тем временам краевого значения — был незадолго до рассвета буквально наводнен отступающей воинской частью. С несколькими пушками, походной кухней, санитарной повозкой и просто бричками, укрытыми брезентом. Все это красноармейцы — усталые, измученные, многие перебинтованы — сразу же принялись маскировать — делать невидимым с воздуха. А управившись, в изнеможении валились и мгновенно засыпали.

К обеду хуторянам стало известно, что воинская часть с наступлением темноты отойдет «на более удобный рубеж». Эта весть тяжким гнетом легла на сердца оставляемых на произвол судьбы хуторян…

Женщины, тем не менее делившиеся едва ли не последним из скромных запасов съестного, упрекали: доколе будете пятиться, на кого ж вы нас-то оставляете? В ответ на обещания вскоре вернуться лишь тяжко вздыхали.

Подростки, в отличие от матерей, пребывали, скорее, в приподнятом настроении. И тоже были заняты немалыми хлопотами.

Красноармейцы вместе с обслуживаемой техникой разместились кто под кронами фруктовых деревьев при подворьях, кто под вербами вдоль балки, а некоторым достались акациевые заросли. Последним отведать обильно уродившихся фруктов возможности были ограничены: отлучаться командиры не разрешали. Как раз их-то и выручали вездесущие пацаны, угощая кто чем располагал. В знак признательности угощаемые разрешали им поклацать затвором винтовки, подержать автомат или даже гранату.

Охотно отвечали на их многочисленные вопросы, вроде что означает метка на кончике пули? сколько патронов в диске ППШ? а в немецком рожке? как с этой лимонкой обращаться и прочее в таком же роде. Ведь все это ужасно как интересно! За такие сведения не лень притащить яблок, слив или даже молодых початков кукурузы.

За полдень над хутором появился странный, с просветом в фюзеляже, самолет. Плыл на небольшой высоте, неторопливо, словно стервятник, высматривающий добычу. Андрей — они с соседкой принесли бойцам яблок под вербы — с интересом рассматривал невиданное доселе чудо-юдо.

— Это еще что за уродина? Впервой такой вижу…

— Ихний воздушный разведчик. Рама называется, — пояснил молодой сержантик с одним треугольником в петлице. — Вынюхивает, ёк-карный бабай… засекёт — жди гостинцев. Хочешь рассмотреть получше? — Из потертого чехла, висевшего на суку развесистой вербы, достал бинокль. — Только не высовывайся.

— Ух ты! Совсем будто рядом. А че его не сбивают? В него же запросто попасть можно, дажеть из винтовки!

— У него, браток, брюхо бронированное. Сбить не собьешь, а себя обнаружишь.

Сержантик снова подсел к андреевой напарнице; та тоже приволокла ведро яблок, притом сладких.

— Так-таки и не скажешь, как звать? — откусив от яблока из ее ведерка и смачно жуя, вернулся к прерванным было расспросам.

— А зачем вам это знать?

— Ну, чтоб поблагодарить за вкусные яблочки, например…

— Не стоит благодарности. Кушайте на здоровьичко, — ушла она от ответа и на этот раз.

— Андрюшка тебе кем доводится? — С ним сержантик уже успел познакомиться.

— Мы с ним соседи. И старые друзья.

— А жених у тебя уже имеется? — не отставал тот.

— Это — военная тайна.

— Варь, хошь поглядеть? — предложил Андрей. — Дажеть фрицевские морды видать.

Рама, развернувшись, плыла в обратном направлении.

— Дай-ка я тебе диоптрии подрегулирую, — подхватился и сержант; он сблизил окуляры и, когда она приставила их к глазам, что-то еще заботливо вращал, интересуясь: «А так не лучше видно?»

Андрей не без гордости за «старую» подругу (она старше всего на год), наблюдал, с каким восхищением любуется ею «подрегулировщик» бинокля. Это и не удивительно: смазливенькая с лица, с длиннющей светлой косой, не по годам полногрудая — не девчушка, но вполне оформившаяся девушка — Варя и впрямь смотрелась эффектно.

— Так как же насчёт познакомиться ближе? — приняв от неё бинокль и снова присаживаясь рядом, высказался сержантик более определенно.

— А никак. У меня уже есть жених. Спасибо, — поблагодарила Варя то ли за бинокль, то ли в качестве отказа от более близкого знакомства.

— Обратно, ёкарный бабай, не повезло нашему взводному! — пошутил один из подчинённых, употребив его же, видно — любимое выражение; остальные, тоже с удовольствием хрустевшие яблоками, весело хохотнули.

Вражеский разведчик, похоже, ничего подозрительного (а может, опасного) не «засек», и с гостинцами обошлось. Если, конечно, не считать таковыми листовок, сброшенных вскоре прошмыгнувшим ястребком.

Одна из порций, трепыхаясь, словно стая бабочек-капустниц, стала опускаться на акации, где в это время находились и Андрей с Федей, тоже соседом: они принесли бойцам варёных кукурузных початков, приготовленных матерями. Присутствовавший тут лейтенант приказал «собрать эту вражескую пропаганду и сжечь не читая». Ребята вызвались было помогать, но командир категорически запретил.

Этот запрет лишь разжёг любопытство, но узнать, что же там за пропаганда такая, в этот день не довелось. Зато назавтра, после ухода наших, при прочёсывании зарослей в надежде найти если не автомат, то хотя бы винтовку или гранату они собрали листовок до полусотни штук.