1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Усмотрев одну из причин «медленной очистки» в том, что «в Управлении по начсоставу царит хаос и создано настроение – не спешить с увольнением из РККА враждебных элементов»232, Мехлис переходит в фронтальную атаку: «Замнаркома тов. Щаденко 20 января 1938 г. издал политически вредный приказ о рассмотрении дел и жалоб при увольнении из РККА. В этом приказе он предложил пересмотреть все представления на увольнение из РККА командного и начальствующего состава, а также все произведенные увольнения за 1937 год. В приказе предлагается при рассмотрении дел посылать людей на места для расследования и обязательно вызывать увольняемых для личной беседы. Это направлено к недопустимой затяжке и волоките при разборе дел. 3-й пункт приказа предлагает изъять из личных дел все «неподтвердившиеся» компрометирующие материалы. Такой очисткой личных дел создается полная безответственность в изучении людей и условия для укрывательства врагов. Приказ тов. Щаденко, разосланный округам, армиям и центральным управлениям, не подчеркивает основной задачи – очищать ряды Красной армии от врагов. По своему существу он является тормозом в этом важнейшем деле. Политуправление РККА просит ЦК ВКП(б) и наркома обороны тов. Ворошилова немедленно отменить этот явно враждебный приказ тов. Щаденко»233.

Судя по всему, Мехлис так и не решился обратиться к руководству партии и страны с этой запиской. И приказ Щаденко, весьма своевременный и заслуживающий безусловно положительной оценки, отменен не был и действовал. Но Мехлис оставался Мехлисом и рисковал даже открыто призывать к невыполнению письменного приказа заместителя наркома обороны. На Всеармейском совещании политработников в апреле 1938 г. он прямо бросил реплику: «По линии политработников я не позволю изымать материалы из личных дел»234.

Определенная конфронтационность, ярко выраженный курс Мехлиса на единовластие партии (в лице военных комиссаров, политорганов и парторганизаций) в армии проявился и в его позиции по другому приказу. 20 марта 1938 г. Управление по начсоставу РККА в целях изучения, выдвижения командиров и начальников предложило командованию военных округов в срок до 15 апреля представить нарочным партполитхарактеристики и служебные отзывы на всех капитанов, всех майоров, всех полковников, всех комбригов. Казалось бы, что здесь плохого? Я бы сказал, что здесь просматривается специфический поиск пути определенного усиления защиты командира. Ведь до этого такие партполитхарактеристики обычно давались, когда командир уже арестован либо на него получены чьи-либо показания и он намечен к аресту. А здесь предлагалось подобные характеристики составить и принять в сравнительно нормальных условиях, при большей возможности обеспечения объективной оценки профессиональных и политических качеств командира. Причем подобная характеристика не только могла способствовать выдвижению командира, но и явиться своеобразной охранной грамотой для него.

Но именно этого не хотел Мехлис. В своем докладе на Всеармейском совещании политработников 2 апреля 1938 г. он попытался в самой грубой форме дискредитировать это указание: «Что может быть более дурацкой вещью, чем эта директива? Кто позволил командному управлению так командовать всеми партийными организациями РККА? На каком основании? Что же партийные законы не писаны для Командного управления? Политуправления, что ли, нет? На такие директивы вы не отвечайте, товарищи политработники и комиссары… На всякого дурака партийной организации не найдется, чтобы обсуждать все, что кому-то вздумается»235.

О взглядах и настроениях решительности и готовности Мехлиса выкорчевать все и вся можно судить по такому факту. Менее чем через три месяца после назначения его начальником Политуправления РККА он, присутствуя на совещании политработников Военно-воздушных сил, бросил 23 марта 1938 г. такую реплику: «Вся беда в том, что раньше здесь (в Политуправлении РККА. – О.С.) сидели шпионы, вредительство было всюду… Мы сейчас шпионов вылавливаем и из ПУРа всех шпионов повышибаем»236.

Кого мог, Мехлис выгонял из армии своей властью, а что касается представителей высшего комполитсостава, увольнение которых находилось в компетенции наркома и Политбюро ЦК ВКП(б), Мехлис буквально бомбардирует их доносами на многих и многих. О некоторых военачальниках он «сигнализирует» в регулярных обобщенных докладных записках в адрес Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Жданова, Ежова (а затем – Берии), в других случаях направляет персональные сигналы-доносы на начальника политуправления ЗакВО К.Г. Раздольского (3.2.1938 г.), на члена Военного совета ВВС РККА В.Г. Кольцова (3.3.1938 г.), на командующего войсками УрВо Г.П. Софронова (19.4.1938 г.), на командующего войсками СибВО М.А. Антонюка (22.5.1938 г.), на заместителя командующего войсками МВО Л.Г. Петровского (26.5.1938 г.), на комдива М.А. Рейтера (11.12.1938 г.), на комдива И.Т. Коровникова (21.12.1938 г.)237 и т. д. и т. п.

В стремлении как можно больше набрать компромата, Мехлис не брезгует ничем. Иногда рядясь в тогу объективности, он просто сообщает «отрицательный», по его мнению, факт из жизни подозреваемого, не рискуя делать окончательный вывод. В доносе на члена Военного совета ВВС РККА бригадного комиссара В.Г. Кольцова Мехлис сообщает, что тот был участником «антипартийной армейской белорусско-толмачевской оппозиции». Даже Ворошилов не выдержал и написал такую резолюцию: «т. Мехлису. Вы за или против… Я Вас не понимаю. КВ»238.

Мехлис подвергает сомнению, ищет скрытый «контрреволюционный» смысл буквально в каждой фразе, в каждом слове. Вот он считает нужным довести до сведения высшего руководства страны и партии такое мучающее его сомнение: «Антонюк поручил Лукину сообщить Левандовскому почему-то такую фразу: «Скажите, что учеба идет нормально»239. Мехлис, конечно, знал, что сигналом к началу мятежа в республиканской Испании была фраза: «Над всей Испанией безоблачное небо». И он, как резонно можно предположить, решил, что и Антонюк передал свою невинную фразу для подобных же целей. (Мехлис делал упор на то, что эта фраза была передана Левандовскому перед самым его арестом).

Именно Мехлис хочет «добить» комдива М.Ф. Лукина. 27 июля 1938 г. Мехлис с Дальнего Востока шлет телеграмму в адрес Щаденко и своего заместителя Кузнецова: «Начштаба Лукин крайне сомнительный человек, путавшийся с врагами, связанный с Якиром. У комбрига Федорова[30] должно быть достаточно о нем материалов. В моей записке об Антонюке немало внимания уделено Лукину. Не ошибетесь, если уберете немедля Лукина»240. (Выше я уже рассказывал как Лукина буквально спас Ворошилов.)

Так что нового начальника Политуправления РККА вполне можно было считать профессиональным доносчиком, доносчиком и по службе и по призванию. Вот еще лишь некоторые примеры его эпистолярных совсем не безобидных упражнений. Ведь он «докладывал» (а точнее, «нашептывал») на самый «верх» – Сталину, Ворошилову, Берии:

– 17 декабря 1938 г. – на начальника Разведупра РККА комдива А.Г. Орлова: «На хорошем счету Орлов был у шпиона Урицкого (комкор, прежний начальник Разведупра; расстрелян; посмертно реабилитирован. – О.С.). В 1936 г. приказом по Разведупру Урицкий объявил Орлову благодарность. Орлов в хороших отношениях был с Гендиным. В день опубликования постановления правительства о награждении их орденами они демонстративно обнялись и поцеловались»241.

– 18 декабря 1938 г. – на начальника отдела внешних заказов НКО комбрига А.Н. Редкина-Рымашевского: «…выдвинут и утвержден на эту работу Федько… 2 января 1924 г. на закрытом партийном собрании говорил: «Какая же тут правильность, своего взгляда высказать нельзя». Утверждает, что «здесь (в его отделе) без дворян не обойдешься, пастухи еще не изучили иностранных языков»242.

– 21 декабря 1938 г. – на командующего 2-й Отдельной Краснознаменной армией комкора И.С. Конева: «По имеющимся сведениям, Конев скрывает свое кулацкое происхождение, один из его дядей был полицейским»243.

Мехлис охотно поддерживает и направляет «на верх» доносы, поступившие «снизу». Во второй половине ноября 1938 г. ответственный секретарь парткомиссии центральных управлений НКО Николаев пересылает Мехлису заключение по делу члена ВКП(б) с 1922 г., начальника 3-го отдела Управления боевой подготовки РККА комдива М.А. Рейтера. Собственноручная резолюция начальника ПУ РККА звучала как донос: «Тов. Ярославскому. Рейтер – латыш. Рекомендовал в партию троцкиста и скрыл это от парторганизации. Был в плену у немцев. Оставил оружие у родственницы, оказавшейся врагом. Сам связан с врагами. В армии его оставлять не следует, и я буду ставить вопрос. Доверия не заслуживает. Мехлис. 8/ХII-38 г.»244. И как уже говорилось, через три дня такой донос отправляет.

Мехлис был настолько ретив в кровожадности, что даже такие «заслуженные корчеватели», как Сталин и Ворошилов, вынуждены были его иногда притормаживать. В этом плане по-своему символична история спасения корпусного комиссара А.В. Хрулева, рассказанная им самим в 1960 г. молодому историку Г.А. Куманеву. Хрулев вспоминал, что когда в марте 1942 г. его назначили наркомом путей сообщения СССР и он был приглашен на сталинскую дачу, то, улучив момент, он вопросил Сталина: «Я не совсем понимаю отношение ко мне – в 1938 г. требовали моего ареста, а теперь назначили наркомом путей сообщения. Какое несоответствие!», на что Сталин ответил: «Мехлис, как только пришел в ГлавПУР в конце 1937 г., начал кричать о том, что вы – враг, что вы – участник военно-фашистского заговора. Щаденко вначале защищал вас. Кулик последовательно заявил: «Не верю. Я этого человека знаю много лет и не верю, чтобы он был замешан в каком-то антисоветском, контрреволюционном деле». Поймите мое положение: Мехлис кричит «враг». Потом Щаденко подключился к Мехлису. Вы понимаете, как обстояло дело при решении этого вопроса в Политбюро. Когда я задал Ворошилову вопрос, что же нам делать, Ворошилов сказал: «Теперь ведь такое время – сегодня тот или иной подозреваемый стоит на коленях, клянется, что ни в каких заговорах не участвовал, никакой антисоветской и антипартийной работы не вел, а завтра подписывает протокол и во всем сознается»245. Далее Хрулев вспоминал, что он весь этот разговор передал Ворошилову и тот заявил: «Это неверно. Если бы я тогда заколебался, вас бы не было»246. Когда после обсуждения в 1938 г. вопроса о Хрулеве Сталин велел Мехлису и Ежову оставить Хрулева в покое, Мехлис прямо заявил последнему: «Скажите спасибо Ворошилову. Он вас своим авторитетом оградил и не дал мне поступить так, как следовало бы поступить, но я заявляю вам, что постараюсь сделать все возможное, чтобы добиться своего»247.