Ксенотанское зерно - Константин Костин

— Правильно! — неожиданно соглашается граф, — Потому что он знает, когда можно воевать, а когда — нет! Вот я — не знаю. Дайте мне корону, я тут же на всех нападу, я такой! Сдохнем, но победим! Но пока король — не я, никто из военных на короля не пойдет! Я сказал!

"Храбрость… Странно, но только храбрость"

У Гольденберга все чинно. Никакого вина, никаких чернил. Все серьезно и деловито.

— Не будем мечтателями, господа, — мощные руки бывшего крестьянина сцеплены в замок, — старые роды никогда не позволят мне стать королем. Я — не генерал Нец.

Купцы согласно кивают.

— Но, если мы поможем нашим друзьям, то они нам отплатят. Я лично прослежу, чтобы таможенные тарифы и ставки налогов были снижены. Цены на товары, закупаемые казной — повышены…

— А откуда в казне появятся деньги? — спросил незнакомый купец в широкополой крестьянской шляпе, — если налоги снизятся…

— А это, — Гольденберг вежливо улыбнулся, — причина, по которой я не хочу становиться королем. Сейчас деньги из казны требую я, а так будут требовать с меня. Зачем мне ломать голову? Пусть новый король ломает.

"Жадность. И Беспринципность"

И снова выпивка, снова мундиры полков. Не все, не все слушали графа цу Блауфалке…

— Генералу Нецу — конец! — цу Гольденсаат захохотал, — Конец, черно-буро-серая! Сначала я даже хотел поднять вас, ребята, и скинуть его в ту канаву, из которой он выполз. Но наши друзья все сделают за нас. Нам — и вам — нужно только не дать подняться тем отпрыскам нашей армии, которые остаются ему верны. И все! Чистите ружья, ребята. Скоро война!

Военные восторженно зашумели. Это для солдата война — кровь, грязь и смерть. Для офицера — ордена и звания.

— Хватит! Нец долго держал нас на поводке! Нас перестали уважать иностранцы! Но ничего, мы еще всем покажем!

Голденсаат грохнул по столу тем, что подвернулось под руку — кукурузным початком. Только зерна брызнули.

— Часы короля отсчитывают последние часы! Если все дворяне — против него, то кто — за него? Кто?!

— Народ, — испуганно предположил молоденький лейтенант в широкополой крестьянской шляпе.

— Народ? Да кого интересует мнение народа, если мы, дворяне — против?

"Злоба…"

Студенческая пивная. Чем она отличается от обычной? Тем, что обычная горит случайно, а студенческая — регулярно.

Перед восхищенно внимающими юношами выступает граф цу Бальтазар. Тонкие изящные пальцы, с равным успехом могущие выхватить шпагу из ножен и туза из рукава, поправляют белую прядь за левым ухом.

— Вы согласны со мной? У нас слишком мало свободы!

— ДА!!!

— Поэтому мы потребуем у короля вернуть ее!

— ДА!!!

— Снять все эти глупые ограничения!

— ДА!!!

— А у горожан, которые нас не любят, стало слишком много свободы!

— ДА!!!

— Пусть нам будет позволено все, а тем, кто против нас — ничего!

— ДА!!!

— Это и есть настоящая свобода для всех!

— ДА!!! ДА!!! ДА!!!

В темном углу сидит мышь. Без шляпы.

"Вседозволенность…"

Черные бусинки мышиных глаз смотрят на ликующих студентов.

"И глупость…"

В комнате своего особняка — своего настоящего особняка — сидит герцог цу Юстус. Здесь только он и его собеседник. Больше никого.

С крыши здания напротив, склонив голову набок, смотрит ворон.

Не стоит приближаться к герцогу сейчас.

Его собеседник — Грибной Король.

Вечер. Темно. День, длинный день, подошел к концу.

На одной из узких улочек столицы, на широких каменных перилах горбатого мостика, выгнувшегося через узкую речушку, скорее даже ручеек, сидит, покачивая босыми ногами, человек. В крестьянской одежде, странной широкополой шляпе. Рядом с ним — крупный черный ворон.

— Ты был прав, Берендей. Мы были правы. Нужно только сказать Якобу, что пора действовать. Кстати, где он?

— Кар! Кар!

— До сих пор у нее?!! Сколько уже прошло времени??

Глава 26

Вымотанная Фукс, блестя мокрой от пота спиной, доползла до края постели и, с третьей попытки, нашла среди одежды свой золотой браслет. Посмотрела на него:

— Ух ты… Мы с тобой кувыркались почти сутки. Ну ты силен…

Якоб, следивший за ее перемещениями взглядом, уронил голову на подушку. То же самое он мог сказать про саму Фукс.

— Я-то что, — парень облизнул сухие губы, — вот мои братья… Они да, сильные.

— Хорошо еще, — проворчала Фукс, — что я не попала в лапы твоих братьев.

Она перевернулась на спину и уставилась в потолок. Якоб тоже.

— О чем ты думаешь? — спросила ведьма через некоторое время.

Якоб не знал, что это — традиционный вопрос женщин в подобной ситуации, но интуитивно угадал традиционный мужской ответ:

— Ни о чем.

Не говорить же ей, что он думает о том, почему ее груди такие упругие. И не отвисают…

— Якоб, — Фукс накрылась простыней. Зачем? Если прикрытым оказался только живот?

— Якоб!

— Да?

— Дай мне вина.

Парень протянул руку и, не глядя, достал бутылку.

— В этой пусто, — язвительно сказала Фукс, — И в этой… и в этой… Дай я сама.

Девушка перебралась через Якоба, случайно угодив острой коленкой в самое уязвимое место. Закинула бутыль, выхлебала остатки вина и поставила ее на стол. Там уже стояли в два ряда семь пустых бутылок и восемь огрызков.

Улеглась на бок и посмотрела на Якоба. Тот скосил правый глаз.

— Якоб, у тебя есть мечта?

— Есть, — не задумываясь ответил он.

— Какая?

— Ксенотанское зерно.

— Это что такое?

Кажется, Фукс на самом деле стало интересно.

— Это волшебное зерно. У пшеницы, которая из него вырастает, колос не на макушке соломины, а по всей длине до самой земли.

Рыжеволосая ведьма подумала:

— И что? В чем польза?

— Больше зерна с одного и того же поля.

— Какая-то… крестьянская мечта.

— Я — крестьянин.

Фукс опрокинулась на спину. Груди слегка качнулись. Якоб честно попытался представить, как они продолжают то, что делали всю ночь… и все утро… и весь день… О многих вещах, которые происходили на этой постели, Якоб до сегодняшнего дня не имел представления. Взять, например… хотя… Фукс — ведьма, может, у них все так делается? Своеобразно?

— А что будет, когда твоя мечта исполнится? — в голосе Фукс звучала тоска.

— Как исполнится?

— Ну, найдешь ты свое зерно, посадишь… Соберешь огромный урожай… Дальше что?