Секундо. Книга 1 (СИ) - Герцик Татьяна Ивановна

— Кто ты, милое дитя? — увидев тонкие черты красивого лица и белую кожу, дроттин и удивился, и испугался.

— Я Амирель из рода Верити, — ответила она с низким поклоном, спрыгнув с табурета, потому что была вежливой девочкой.

Поспешившие за стариком отец с матерью побледнели и просительно протянули к нему руки.

— Я никому не скажу, не беспокойтесь, — он понял их бессловесную мольбу. — Но все-таки это так странно. Неужели ваш крестьянский род пересекался с жившим когда-то по соседству дворянским родом Несс?

— Нам об этом ничего не известно, мой дроттин, — хрипло заверил отец, стараясь спрятать дочь за широкой спиной.

— Вы смелые люди, — с уважением признал дроттин, обойдя хозяина и снова разглядывая стоявшую перед ним маленькую девочку. — Другие бы давно избавились от этого ребенка, а вы дорастили ее до… Сколько тебе лет, Амирель из рода Верити?

— Десять… — прошептала испуганная девочка. То, что от нее могли избавиться, родись она в другой семье, поразило ее в самое сердце. А она еще сердилась на родителей за то, что они не пускают ее в деревню играть с другими детьми! Какая же она глупая!

— До целых десяти лет! — изумленно покачал головой дроттин. — Невероятно! — и спросил уже у Амирель: — Ты умеешь читать и писать?

— Откуда? — вмешалась мать, которой страстно хотелось закутать дочь в покрывало с ног до головы и спрятать так, чтоб больше никто ее не увидал и не смог принести вреда ее малышке. — Мы грамоте не обучены, дети тоже. А ходить ей никуда нельзя, сами понимаете, чем это грозит.

Дроттин ласково погладил Амирель по печально склоненной светловолосой головке. Немного подумав, предложил:

— Я буду ее обучать всему, что знаю сам. Если ей удастся выжить, это ей очень пригодится в ее нелегкой жизни. — И сказал, наклонившись к ребенку: — Приходи ко мне завтра на рассвете. Пройдешь в мой дом околицей, чтоб никто тебя не видел. Будь осторожна!

В соседней комнате жалобно захныкал больной малыш. Мать кинулась к нему. Туда же прошел и дроттин. Малыш метался в жару, красный и потный.

— Он умрет? — шепотом спросила мать, положив ему руку на лоб. — Неужто его нельзя спасти?

— Сколько у вас всего детей? — вместо ответа спросил дроттин.

— Восемь. Амирель пятая по счету. — Охваченная дурным предчувствием, мать не отрывала глаз от больного ребенка.

— Она у вас одна такая?

— Одна. Но ее и одной хватит, если… — отец не договорил, но все поняли, что будет, если Амирель увидит кто-то из тех, кто знает, что за синие глаза горят на детском лице.

А об этом знали все односельчане. Хотя со дня казни рода Несс прошло больше ста лет, но страшные рассказы об их гибели передавались из поколения в поколение, обрастая все новыми и новыми ужасающими подробностями.

Подойдя к красному от жара малышу, старик внимательно на него посмотрел, положил руку на его лоб и огорченно нахмурил седые брови.

— Я такую лихорадку лечить не умею, он просто горит. От такого жара сворачивается кровь. Наш деревенский знахарь тоже бессилен, он-то меня к вам и отправил. В принципе, малышу уже ничто не поможет, но можно попробовать.

Он посмотрел на двери малюсенькой каморки, в которой осталась сидеть на табурете послушная девочка с синими глазами, и задумчиво проговорил непонятную для семейства Верити фразу:

— Хотя в летописи о королеве Лусии говорится, что она не могла лечить ни своих детей, ни внуков, и что кровь не лечит кровь, то есть себе подобных, но вы такие разные… Древняя кровь пробудилась только в одном ребенке и спит в остальных. Откуда она взялась, теперь уже никто не узнает, но, думаю, это неважно. Можно попробовать, хуже все равно не станет.

Он вернулся в соседнюю комнату, взял за руку Амирель и подвел к постели младшего брата.

— Ты знаешь, что можешь лечить? — поинтересовался так обыденно, будто лечение больных было сущей ерундой.

Девочка отрицательно затрясла головой, не понимая, почему у нее об этом спрашивают. Она же не знахарь!

— А животных ты лечила когда-нибудь?

Взрослые требовательно уставились на нее в ожидании ответа. Амирель припомнила, как подняла израненную, всю в крови пичужку, попавшую в лапы их прыткой кошке. Она пожалела ее, погладила, подула на окровавленные перышки, чтоб ей было не так больно, и птичка, чирикнув, вдруг подпрыгнула и улетела. Но ведь это нельзя назвать лечением? Когда лечат, дают отвары и зелья, делают примочки и припарки.

И она ответила «нет».

— И все-таки давай попробуем… — настойчиво предложил дроттин, подталкивая ее к больному ребенку. — Знаешь, как лечила королева Лусия?

Амирель одновременно с родителями замотала головой. Они знали, что королева Лусия — это та, что приехала из далекой страны, но не знали, что она делала.

— Конечно, откуда же вам это знать, — со вздохом проговорил старик, — теперь об этом знает все меньше и меньше людей. Знания скрывают, чтоб на правящую династию никто не покусился.

Девочка растерялась еще больше. Не покусился на короля? Как это можно сделать? Ведь король такой большой, он вряд ли позволит кому бы то ни было себя кусать.

Дроттин взял ее ладонь, всмотрелся в тонкие пальцы.

— Руки у тебя не крестьянские, изящные, аристократические. Но ты и не предназначена для жизни на земле. У тебя другая стезя, не крестьянская. Если тебе удастся выжить, конечно.

При этих словах глава семейства болезненно дернулся, но возражать не решился.

— Королева делала так, смотри внимательно, малышка! — приказал дроттин и медленно провел рукой по лицу больного. Потом несколько раз, не касаясь тела, поводил ладонями над ним, начиная с головы и до самых пяток. — Делай так же, как я, и думай только об одном — чтоб твой брат поправился.

Нервно сглотнув, Амирель положила руку на лоб Денни. Лоб пылал. Она хотела было отдернуть ладонь, но вспомнила слова настоятеля, прикрыла от усердия глаза и от всей души пожелала, чтобы ее такой славный младший братик поправился.

Потом все также, не открывая глаз и закусив нижнюю губу, принялась водить руками над маленьким горячим тельцем. Ей показалось, что через ее руки пошел какой-то странный зеленоватый огонь, срываясь с пальцев и уходя вниз, к больному брату.

Усталость накатила внезапной волной. Девочка уронила ослабевшие руки и вопросительно подняла голову к старику. И поразилась. Дроттин сиял! Он только что не прыгал от радости, глядя на нее, как на чудо.

— Впервые вижу исцеление по-королевски! — он махнул рукой, указывая на лежащего перед ними ребенка. — Именно так оно описывалось в древних летописях.

Родители не смотрели на гостя. Их внимание полностью занимал бледненький после перенесенной болезни малыш, открывший серые глазки и осознанно глядевший вокруг.

— Теперь вы понимаете, что Амирель не проклятие ваше, а благословение? — проникновенно спросил дроттин. — Вам ее не бояться нужно, а охранять, как самую большую свою драгоценность. К сожалению, лечить она сможет только вашу семью. Всем остальным о ней знать вовсе ни к чему. Слишком опасно для всех вас.

Отец, не раз предлагавший жене избавиться от проклятого ребенка и тем самым спасти остальных, смущенно потупился и энергично закивал, соглашаясь со всем сразу.

— Малыша напоите отваром зверобоя и тысячелистника, через полчаса дайте куриного бульона. Он здоров, но еще слишком слаб. И никому не говорите, как именно он поправился, — велел довольный старик и добавил странные слова: — Никогда не знаешь, что тебе готовит судьба. Я шел к вам, готовясь к еще одной преждевременной смерти, а встретил саму жизнь.

И еще раз напомнив, чтоб Амирель пришла к нему завтра на рассвете, ушел.

Едва за ним закрылась дверь, родители повернулись к волшебным образом поправившемуся ребенку, явно не веря себе. Мать схватила его на руки, прижала к себе и заплакала в голос от облегчения. Отец погладил его по спутанным потным волосам и растянул в улыбке непослушные губы.

Потом оба посмотрели на растерянно стоявшую подле них Амирель. Мать горделиво укорила отца: