Истовик-Камень - Мария Семенова

– Если бы не ты, – сказал ему Гвалиор, – мы бы сейчас с Каттаем рядом сидели.

Пёс промолчал, лишь внимательно оглядел арранта. Однажды в забое он видел, как отлетевший кусок породы разбил налобный светильник раба, и вспыхнувшее масло попало тому на лицо. Тиргей оказался более везучим. От стекла осталась лишь проволочная сеточка, но маленькая медная ёмкость для масла вполне уцелела, и при ней фитилёк. Так что светильник мог даже гореть – только не под водопадом и не на подземном ветру. Поразмыслив, Пёс отдал испорченный фонарик Гвалиору, Тиргею же надел на голову свой собственный.

– А ты? – вздохнул аррант.

Венн хмыкнул:

– Ты встречал хоть одну собаку, которая бы не видела в темноте?

Подъём вдоль прыгающего по скалам потока, озёра, вынуждавшие пускаться вплавь, леденящие струи водопадов… Время остановилось. Так, как остановилось оно для вмороженной в лёд головы смелого Кракелея. И для Каттая, навеки оставшегося любоваться бирюзой смертоносного озера… «Рано или поздно всё кончится, – убеждал себя Тиргей. И сам себе не верил. – Во имя шлема Посланца, оплавленного силой страстного поцелуя!.. Неужели когда-то бывало, что я жаловался на жару? Неужели солнце казалось мне слишком жгучим, меховое одеяло – удушливым, а благодатные угли очага – слишком обильными?.. О Вседержитель, что же Ты вовремя не остерёг недоумка, не выучил ценить тепло и уют…» Ему уже случалось испытывать это ощущение, когда холод проникает внутрь тела столь глубоко, что кажется – выгнать его оттуда уже не удастся до смертного часа. Тиргей помнил: прежде на смену убийственному холоду обязательно приходило тепло, и зубы медленно, постепенно, но всё-таки переставали стучать. «Но на сей раз этого не будет. Не будет…»

Раньше он был полным сил, крепким и закалённым мужчиной. Он лазал в пещеры, считавшиеся недоступными, и выходил победителем. Четыре года на руднике без остатка выели эту крепость. Поджарое молодое тело уподобилось иссохшему старческому. Да ещё покалеченная нога… Ох, эта нога. От холода и чрезмерных усилий он совсем перестал её чувствовать. Не только ступня перестала слушаться, но и колено. Нога подламывалась и скользила. Тиргей повисал на руках, задыхаясь, силясь разогнать радужные круги перед глазами.

«Нет, до похода в Колодец я всё-таки годился на большее. Я мог согреться работой. А теперь не могу…»

Аррант пытался думать о свободе, обещанной там, впереди. Все четыре года на каторге он был готов совершить невозможное, только чтобы обрести её снова. И вот теперь до неё оставалось всего лишь двадцать два подъёма под водопадами… Нет, уже не двадцать два, меньше! Сколько-то они прошли, но он давно сбился со счёта. Потом отвесная пропасть, подземный пожар и лаз-шкуродёр. Совсем недавно Тиргей воскликнул бы – и только-то?.. Есть о чём говорить!!!

Теперь…

Он вдруг осознал, что даже мысль о свободе не может заставить его сделать ещё одно усилие. Вот это было совсем скверно. Он потерял из виду сапоги Гвалиора, бережно переступавшие по карнизу мокрой скалы. Зажмурился, беззвучно заплакал и понял, что настал последний конец.

На миг ему стало жалко себя, он вспомнил залитые солнцем черепичные и тростниковые крыши Арра и с пронзительной ясностью ощутил: больше он никогда их не увидит. В ушах стоял глухой гул, глаза совсем перестали что-либо различать. Узкий выступ камня, на который он опирался здоровой ногой, крошился и грозил вот-вот отколоться совсем. Следовало быть честнее с друзьями, и так слишком много делавшими для него. Тиргей зажмурился и отпустил пальцы, которыми держался за скалу. Нащупал конец верёвки, охватывавшей его вокруг пояса, и рывком распустил петлю. Жаль только налобного фонарика, который он с собой унесёт…

Он уже начал валиться назад, когда железная пятерня сгребла его за шиворот и, остановив падение, так рванула обратно и вверх, что Тиргей чуть не разбил тот самый светильник, который недавно жалел.

– Ещё чего выдумал!.. – прошипел Пёс, затаскивая его, точно мешок с трухой, на ровную широкую площадку. – На-ка, глотни!..

И снова откупорил заветную бутыль со сладким вином.

Некоторое время аррант просто лежал, не зная и не желая знать, где они оказались. Ему было, собственно, всё равно, на котором свете он находился. Но толика солнца, равнодушно и неохотно проглоченная, тем не менее пустилась в путь по его жилам, ускоряя ток крови и разнося по телу тепло. Спустя время аррант открыл глаза. Посмотрел вверх и… увидел над собой тускло-багровое светящееся пятно. Ему сразу вспомнилось мёртвое озеро, и он чуть слышно прошептал:

– Снова обман. Это не дневной свет…

– Это горит огневец, – раздался рядом голос Гвалиора. – Пожар, похоже, распространился, пока нас не было.

«Значит, в самом деле конец». Тиргей вспомнил горячий камень, представил, в какое раскалённое жерло должен был превратиться шкуродёр… и снова закрыл глаза. Он лежал совсем рядом с грудой камней, под которой они погребли несчастного Рамауру. Он не мог видеть себя со стороны, но если бы мог, зрелище вызвало бы у него грустную и понимающую улыбку. Заострившиеся черты и тёмные круги под глазами, различимые даже сквозь грязь… Полумертвец, лежащий рядом с уже упокоенным. Тиргей слегка даже позавидовал Рамауре. Тому не надо было больше вставать, лезть куда-то, подхлёстывая гаснущую волю… бороться за жизнь, ставшую непосильной…

«Да что же со мной такое? Пока мы спускались, тоже было холодно и тяжело. Но я совсем не думал о смерти…»

Пещера, где когда-то – тысячу лет назад – Пёс и Тиргей отыскали спавшего пьяным сном Гвалиора, в самом деле изменилась неузнаваемо. Если раньше в ней всего лишь чувствовался тяжёлый смрад горящего огневца, то теперь по одной из стен пролегла широкая и длинная – от пола до потолка – вишнёво рдеющая полоса. Это светился слой камня, что отделял пласт, захваченный пожаром, от внутренности пещеры. Вонючий дым истекал сквозь трещины. О том, что будет, если раскалённая порода не выдержит и обрушится, не хотелось даже и думать.

Тем не менее в пещере было тепло. Даже жарко!

О, это долгожданное тепло…

Тиргей, которого Пёс и Гвалиор вытянули наверх из отвесной пропасти на верёвке (он пытался помогать им, но мало что удавалось), беспрерывно кашлял от горячего смрада и вспоминал книгу, прочитанную давно, ещё в детстве. Некоего человека, Ученика Богов-Близнецов, схватили жестокие люди и за праведную веру приговорили к сожжению на костре. Было раннее осеннее утро, на земле лежал иней, и он ступал по нему босыми ногами. И когда костёр подожгли, первое, что ощутил Ученик Близнецов, было доброе, согревающее тепло…

Того человека, конечно, спасли; книга-то была про чудеса Близнецов, призванная убеждать всё новых людей следовать по пути божественных Братьев. Тиргей в Близнецов так и не уверовал, оставшись с Богами Небесной Горы своих предков. Но вот это переживание смертника, которому близившаяся смерть для начала ласково обогрела замёрзшие ноги, – запомнилось ему крепко. На всю жизнь…

Мог ли он тогда, мальчишкой, предположить, что однажды на другом континенте будет сидеть глубоко в недрах горы, блаженно прижимаясь спиной к стене пещеры, нагретой подземным пожаром, будет бояться этого пожара и в то же время радоваться даруемому им теплу…

Серый Пёс уже нырнул на разведку в лаз-шкуродёр, и Гвалиор сидел на корточках возле узкой дыры, стараясь расслышать, жив ли он ещё там, внутри. Что будет, если ход окажется завален? Или раскалён до такой степени, что сквозь него окажется невозможно проникнуть? А если венн вовсе застрянет посередине, зажатый сдвинувшимися камнями?..

Другого лаза в пещеру, где стоял окаменевший лес, не было.

«Во имя страсти Морского Хозяина, коей не нашлось в этом мире преград!.. – молча взмолился Тиргей. – Боги Небесной Горы, взываю!.. О молнии Тучегонителя, укротите это опасное пламя… Ты, Белый Каменотёс, и ты, Горбатый Рудокоп… Если вы вправду некогда вершили свои жизни здесь, под землёй, – помогите прошедшим по вашему следу…»

Был ли это звон, всё ещё стоявший в ушах, или внутри стены действительно отозвался певучий удар стали о камень?..

Косматая голова венна возникла в отверстии так неожиданно, что Гвалиор отшатнулся.

– Как там? Что?.. Там можно пройти?..

«Внутри лаза развернуться нельзя, – подумал Тиргей. – Значит, он вышел с той стороны. И возвратился. Поистине благодарю Тебя, Вседержитель…»

Серый Пёс мельком покосился на рдеющую полосу и только бросил:

– Быстрее!..

Тиргей зашевелился возле стены. «Нет, это не для меня. Я же не смогу. Я задохнусь или застряну. И они не сумеют вытащить меня на верёвке, как из пропасти Рамауры. Чего ради им снова подставлять собственные головы, спасая мою?.. Я останусь здесь. Кинжал Харгелла всё ещё у меня, так что заживо гореть не придётся…»

Тут Пёс взял арранта за плечи и довольно крепко встряхнул. Тиргей поднял голову и недоумённо моргнул: ему показалось, будто глаза венна светились в полумраке пещеры. Двумя зеленоватыми звериными огоньками, совсем не похожими на отражения багрового света, испускаемого раскалённой стеной. И вообще он до того смахивал на большую взъерошенную собаку, что Тиргею сделалось не по себе. Всё-таки прав был мудрец Тагиол Аррский, утверждавший, что самые необычные верования на чём-то да зиждутся…