Русская фантастика – 2017. Том 1 (сборник) - Василий Головачёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Умывайся, ласточка моя, – пробормотал Борис. – А я пока накрою на стол.
Аня вернулась из туалетной комнаты свежая, причесанная, благоухающая ароматными притираниями. Стол был сервирован несколько неуклюже – куда приват-доценту до горничной! – но госпожа Беляева пришла в умиление. С чувством расцеловала мужа, и завтрак перед расставанием начался. За бутербродами и кофе они болтали о пустяках, вспоминали праздники, катание с горки, смеялись, пародируя напыщенные речи ассистента кафедры Астафьева, которые тот страстно любил произносить во время застолий. Борис за разговором украдкой поглядывал на часы. Аня словно и не замечала этого, пересказывала прочитанное за последнее время, декламировала строфы стихотворений, особенно ее впечатливших:
Унесемся в переливыБлеска огненных миров,Пролетим сквозь все извивыМеждузвездных облаков.Пусть они гирляндой теснойОкружают нас вдали,Улетевших в мир небесныйС обездоленной Земли…
– Кто это написал? – спросил Борис, излишне резко для такого утра.
Аня посмотрела на него с испугом, пробормотав:
– Николай Морозов… Бывший шлиссельбуржский узник. А что?
– Замечательные строчки… – не сразу отозвался Борис. – Я бы сказал, астрономические…
– Я знала, что тебе понравится, – с улыбкой произнесла Аня. – Возьми его книжку в дорогу…
– Да, пожалуй, – сказал он и уже открыто посмотрел на циферблат «луковицы». – Мне пора, милая…
Аня сразу поскучнела, глаза подозрительно заблестели. Борис порывисто обнял ее.
– Мне так тебя будет не хватать… там… – прошептал он.
– А мне – тебя, – откликнулась она. – Возвращайся поскорее…
– Я буду спешить к тебе изо всех сил…
Он крепко поцеловал жену, решительно отодвинул от себя и принялся одеваться. Поклажа для дальнего путешествия была уложена загодя. Дворнику Василию еще с вечера велено найти к половине седьмого утра извозчика. Одетый, как заправский полярный исследователь, Борис уже на пороге еще раз поцеловал жену. Она вцепилась в его медвежью шубу, прижалась, резко отстранилась, перекрестила и ушла к себе в комнату – не хотела видеть, как за любимым закроется дверь. Борис проводил ее взглядом, вздохнул, подхватил баул с пожитками, вышел на парадную лестницу, тщательно запер дверь и спрятал ключ в ладанку на груди.
Лошадка, кивая мохнатой от инея мордой, почти не понукаемая зверообразным «ванькой», споро повлекла седока по пустынным по раннему времени улицам. Громадный город дышал холодом. В лучах уличных фонарей серебрились морозные блестки. Дворники шаркали деревянными лопатами, освобождая тротуары от снега. Приказчики снимали с витрин магазинов и кофейных ставни. Брякали колокольцы встречных упряжек. Образ едва сдерживающей слезы жены сопровождал приват-доцента Беляева до самого вокзала, но под его чугунными сводами вдруг съежился, спрятался в потаенном уголке сердца. Надвинулось предвкушение предстоящего приключения. И усевшись в вагон, Борис уже мысленно торопил машиниста, словно тот нарочно задерживал отправление состава. Наконец, прозвенел колокол, паровоз засвистел по-разбойничьи, напряг железные жилы и с трудом сдернул примерзший к рельсам состав.
Примерно на середине пути Борис вспомнил, что забыл письма Лао и склянку с аппергитом в кармане домашнего сюртука. Почувствовал мгновенную досаду от непредсказуемости последствий своей забывчивости, но поразмыслив, решил, что Аня вряд ли прикоснется к его домашней одежде до его возвращения. Да и в кабинет заходить не станет, боясь спугнуть едва уловимые следы присутствия любимого. Склонная к поэтическому видению вещей, Аня любила милые пустяки, связанные с приятными воспоминаниями, не в силах расстаться даже с сосновой шишкой, подобранной на прогулке во время летнего отдыха в Комарово.
«Милая ты моя, родная, – думал Борис, глядя в слепое, заиндевевшее окно вагона. – Прости, что пришлось тебя обмануть… Прости, что отправляюсь в такую даль, откуда, может быть, нет возврата… В одном я тебе не солгал, покуда жив, буду спешить к тебе изо всех сил… Весь Марс, со всеми его чудесами, не заменит мне тихого чуда твоих глаз…»
Он не заметил, как задремал под мерный перестук колес, привалившись плечом к стылой вагонной стенке. Разбудил его простуженный голос кондуктора:
– Терийоки, господа, кто сходит… Терийоки…
Сойдя на дощатый оледеневший перрон, Борис сразу увидел встречающего. Маленький человек, до самых глаз закутанный в меха, внимательно посмотрел на него из-под лисьего треуха и жестом велел следовать за собой. Вокруг суетился простоватый провинциальный люд, навьюченный мешками и корзинами. Финский медлительный говор мешался с крепким русским словечком. Мальчишки наперебой предлагали проезжающим пироги да сбитень. Дико было даже представить, что среди этой толкотни вдруг может затесаться субтильная фигурка марсианина. И тем не менее вот он, стремительно лавирует в толпе землян. Борис заметил, что в отличие от своего соплеменника Тэо не испытывает затруднений с передвижением в условиях земного тяготения. Нагруженный поклажей, приват-доцент Беляев едва поспевал за ним. Поневоле опять подумалось о розыгрыше. Так и не обмолвившись ни словом, они вышли на пристанционную площадь, где Тэо указал на розвальни, видимо нанятые им в городке для продолжения путешествия.
К удивлению Бориса, хозяин розвальней передал вожжи марсианину, пробурчав:
– Значица, как договорились, барин… Оставите санки у старика Пьехалы…
Тэо молча кивнул ему, протянув «катеньку». Мужичок крякнул от удовольствия. Еще бы, вся его упряжка, вместе с лошадью и санями, стоила меньше. Борис водрузил баул на розвальни, упал боком на сено, устилавшее доски. Марсианин, как заправский крестьянин, вскочил на передок, щелкнул вожжами. Зрелище сие было столь комичным, что Борис едва не расхохотался. Путешествие к Марсу начиналось весьма буднично. Управляемые пришельцем из иного мира деревенские сани, выехали на проселок, что пересекал «чугунку» и углублялся в заснеженный лес. Мухортая кобылка хорошо знала свое дело. Взрывая широкими копытами снег, она резво тащила тяжелые розвальни в синий просвет между двумя рядами лесных великанов, накрытых тяжкими шеломами из белого серебра.
Поглядывая на своего возницу, Борис не переставал изумляться, с какой легкостью тот управляется с упряжкой. Вблизи Тэо не казался столь субтильным. Лисью шубу его по бокам что-то распирало, как будто марсианин привесил под мышки резиновые пузыри с водой. Огорчало, что Тэо молчит, а ведь приват-доценту хотелось задать ему великое множество вопросов. Так они и ехали в молчании. Отбиваемое размеренным топотом кобылки, время убегало вдаль. Короткий зимний день потускнел. В просвете дороги покачивался алый мазок вечерней зари. Борис начал задремывать, но к затекшему в неподвижности телу прокрался холод. Сквозь оцепенение астроном вяло подумал, что надо бы подняться с розвальней и разогреть мышцы. Ему даже показалось, что он исполнил это намерение, как вдруг сани резко остановились и кто-то резким, высоким голосом произнес:
– Прибыли, господин Беляев.
Борис вскинулся, в недоумении огляделся. Вокруг по-прежнему стоял густой, заснеженный лес, и сколько хватало глаз, вокруг не было ничего, что можно было считать целью прибытия.
– Куда именно прибыли, господин Тэо? – неприветливо осведомился астроном, пытаясь вспомнить, зарядил ли он накануне браунинг, который лежал в правом кармане шубы. – Я вижу только лес…
– Лодку я спрятал именно в лесу, – не слишком понятно объяснил марсианин. – До этеронефа нам на этой повозке не добраться. Даже благодаря сему неутомимому животному.
– Лодку?! – переспросил Борис.
– Аппарат для передвижения в воздушной среде, – отчеканил Тэо. – Отдаленный потомок ваших аэропланов.
«Дались им эти отдаленные потомки…» – подумал приват-доцент, а вслух спросил:
– А как же лошадь? Мы ее здесь бросим?
– Это сообразительное животное само найдет жилье. Ведь до хутора Пьехалы не более версты…
Приват-доценту хотелось напомнить марсианину о волках, что наверняка шастают в округе, но он подумал: какое дело этому пришельцу до судьбы бедной земной лошаденки? О способности марсиан догадываться о содержании мыслей он совсем позабыл.
– Не извольте беспокоиться, Борис Аркадьевич, – вдруг мягко проговорил Тэо. – Я поведу лодку низко, над самой землей, и мы проводим сие непарнокопытное до хуторских ворот…
– Хорошо, – пробормотал астроном, поднимаясь, наконец, с саней.
Чтобы размять мускулы, он сделал несколько приседаний и стремительных бросков, словно боксировал с незримым противником. Марсианин с любопытством наблюдал за ним. Покончив с разминкой, Борис снял с розвальней баул и сказал: