Алхимия желания - Тарун Дж. Теджпал

Его лицо исказилось в гримасе, тюрбан съехал и начал развязываться.

— Он насилует автобус? — спросила Физз.

Но когда он попытался вытащить переключатель на этот раз, то не смог. Переключатель застрял.

На его лице появилась улыбка умалишенного.

— Он застрял, — сказал он, — он застрял! Черт побери весь этот мир, он застрял! Слава влагалищу твоей матери, он застрял!

Водитель сложил руки, зарыл глаза, поднял голову в молитве и надавил на переключатель. Двигатель заработал. Автобус прыгнул, словно кролик. Мы все накренились.

— Цирк братьев-близнецов выезжает на дорогу, — пошутила Физз.

Все люди, стоящие вокруг автобуса, испугались. Горел красный свет, но полицейский на дороге засвистел:

— Пусть они едут! Пусть они едут! Пусть эти придурки портят жизнь еще кому-нибудь!

Коп в автобусе попросил:

— О, сардар, дай мне сойти! Знакомства с вами мне вполне достаточно, я не хочу с вами дружить! Я обещаю, что не забуду вас двоих, пока не уволюсь!

— Единственный и истинный бог, будь милосерден! Будь милосерден! — запел водитель.

Больше эти двое не сказали друг другу ни слова, пока не добрались до барсати. После того как мы выгрузили наши вещи, я позвал их и усадил на террасе. Я налил им виски, пошел и купил еды на рынке. У них все еще дрожали руки, и они молчали. Когда сикхи поели, и виски согрело их изнутри, они признались мне, что никогда раньше не были в Дели. Они никогда не покидали север Чандигарха, никогда не водили автобус за пределы их маленького города.

Когда их попросили совершить эту поездку, эти двое подумали, что это хорошая возможность расширить их горизонты, посмотреть мир. Увидеть Красный форт, Кутуб Минар и Чандни Чоук.

— Да, вам следует посмотреть на них завтра, — сказал я.

— Мы увидели достаточно на всю оставшуюся жизнь. Теперь все, что мы хотим — это показать наши задницы Дели, — ответил помощник.

— Мы не думали, что Дели — такой большой город. Он не мог быть намного больше, чем Чандигарх, — объяснил водитель.

— Он оказался влагалищем слона! — воскликнул помощник.

К ним вернулось немного смелости. Они отправились спать в автобус. Примерно в два часа утром нас с Физз разбудил истеричный звонок в дверь. Когда я выглянул с террасы, то увидел, что они оба стоят рядом с воротами и смотрят вверх, завернувшись в серые одеяла, завязывая и подгибая свои тюрбаны.

Оказалось, что они не могли спать. Они хотели уехать домой немедленно. Когда Дели еще был мертв. Его жители спали, полицейские спали, его машины, огни спали. Они хотели, чтобы я показал им прямую дорогу, которая вывела бы их из города. Я старательно объяснил им дорогу до ВИИМИ — Всеобщего Индийского Института Медицинских Исследований; там нужно было повернуть направо, а затем объехать вокруг Дели, пока они не доберутся до развилки, где нужно снова повернуть направо. Я нарисовал им план на большом листке бумаги. Они тепло пожали мне руку и сказали:

— Простите нас за все ошибки и промахи.

―Вы оба замечательные. Спасибо вам за все, — поблагодарил я их.

Я действительно так думал.

―Передай наши пожелания бибиджи тоже. Передай ей, что она станет матерью сотни сыновей, — попросили они.

Задрожал двигатель автобуса, а затем успокоился. Его рот жадно глотал холодный ночной воздух. Водитель молился гуру Нанака за стеклом, потом переключил передачу. Автобус прыгнул, как кролик. Они помахали нам. Их лица были все еще бледными и напряженными. Средний возраст всех их троих — водителя, его помощника, автобуса — был больше, чем современной Индии. Они возвращались домой с историей, которую будут рассказывать всю оставшуюся жизнь. Через несколько секунд они исчезли. В те дни еще не было железных ворот, которые перекрывали районы Дели.

Через несколько минут звук двигателя тоже стих. На нашей узкой улице было холодно, тихо и темно; только от уличного фонаря лился желтый свет. Луна уже спряталась. Звезды с трудом можно было разглядеть через тесные ряды домов и вытянувшихся деревьев. Внезапно заухала сова в Дир Парке. Я долго стоял посередине улицы — пустынной, холодной и темной. Я чувствовал печаль. Непонятную печаль. Я не помнил, когда плакал в последний раз. Мне это было нелегко. Но теперь мне хотелось сесть на улице и заплакать.

Это было связано с мыслью о тех двоих, которые возвращались домой ночью, тайком и в одиночестве. Благородстве их душ и низость мира. Я знал, какое большое сердце у них, как легко их можно было потрясти. История всех, кого было легко ввести в заблуждение. Они приближались к новому миру, вооружившись щедростью духа — нужно было только собрать урожай с возделанной земли. Но современный мир не ценит этого. Их выбросило на перекрестки истории, смыло волной прогресса и роста; задержали жандармы королей бизнеса.

Те, кто пытается взять ситуацию за загривок, понимают, что все перевернуто с ног на голову. Они держат переключател своих жизней в руках, при этом двигатель жужжит, но они не могут ехать дальше.

Им приходится играть в игру, которую они не выбирали. С правилами, которых они не знают.

Мир выживает благодаря тем, у кого есть щедрость духа.

Но он принадлежит тем, у кого ее нет.

К тому времени, как я поднялся по лестнице, у меня начала формироваться идея.

Физз быстро уснула на боку, свернувшись калачиком. Я залез под одеяло и устроился там, где она делала место уютным. Ее футболка задралась вокруг груди. Ее кожа была теплой и гладкой, а если прикоснуться там, где она была открытой, то казалась горячей и влажной. Я был несчастлив. Я искал утешения в удовольствии, за которым следовало забвение. Физз давала мне все это. Парадокс: она была для меня источником страсти и совершенного покоя. Я тянулся к ее телу за тем и другим и всегда находил то, что искал. То же тело, которое вовлекало меня в безумие, могло одним прикосновением успокоить меня, словно лебедь на глади озера. Я лежал, обняв ее за талию, прижавшись лицом к холмам ее груди, и избавлялся от всех волнений, от всего, что было за пределами этого мира.

Так я понимал любовь.

Страсть и мир в одном человеке.

Теперь, когда я толкнул ее в спину — влажный приют, она перевернулась, и я перекатился наверх, приподнявшись на локтяx Я лизнул два пальца и приготовил себя. Мягкий толчок, превосходное горячее сопротивление. Потому что только так я мог сосредоточиться на всех моих ощущениях. Двигаясь только бедрами, я оттягивал момент, затем я медленно опустился, позволил наслаждению затопить меня.

Все пропало.

Мысли, идеи, печаль. Эго, амбиции, искусство.