Сто страшных историй - Генри Лайон Олди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Света месяца и звёзд хватало, чтобы рассмотреть всё это с полной ясностью.
— Я пытался!
Из хижины выскочил Широно. Одежда его была растерзана, как после ожесточённой борьбы.
— Господин! Я не сумел его задержать…
Никто бы не сумел. Радуясь тому, что Широно цел и, похоже, не слишком пострадал, я смотрел, как дзикининки, нимало не интересуясь нами, срывается с места — и ломится через кусты вверх по склону. Вот спросите, что бросило меня следом, вместо того, чтобы остаться в опустевшей хижине — спросите, и я не сумею ответить.
Глупость, наверное. Глупость и любопытство.
Я слышал, что Широно кинулся за мной. Кажется, Ран сделала то же самое.
— Останься! — крикнул я на бегу. — Останься со святым Иссэном!
Не знаю, послушалась она или нет.
Этот бег по ночным горам останется со мной навсегда. Умирать буду, вспомню. Не знаю, как я не упал с обрыва в пропасть, не сломал себе ноги на каменистых тропах. Должно быть, бог-громовик, мой небесный тёзка и покровитель, сжалился над дураком. Это длилось долго, слишком долго даже для молодого и здорового человека. Но упрямство и гордость не позволяли мне признать, что да, слишком, и пора образумиться, прекратить погоню. Лёгкие пылали двумя кострами. Под ложечкой кололо так, будто туда раз за разом впивался острый нож. Я заставлял колени сгибаться, а подошвы — отталкиваться от земли, понимая, что если хоть на миг ослаблю это безумное принуждение, насилие над телом, вопящим о пощаде, — упаду и не встану.
Если он может, колотилось в мозгу, смогу и я. Может он, смогу и я. Не знаю, откуда явилось это страстное желание доказать, справиться, не отстать от несчастного людоеда, сменившего дух, что обитал в безобразном теле, но сохранившего неуёмный голод, который терзал дзикининки.
Когда он остановился и пал на колени, упал и я.
Перекатившись на бок, не имея сил подняться, я смотрел, как дзикининки когтями роет землю. Мы были на кладбище — том самом, где утром похоронили останки Кёкутэя. Та же могила, понял я, захлебываясь ночной прохладой. Он разрывает её, он хочет есть…
— Господин? С вами всё в порядке?
— Широно?
— Да, господин. Вам помочь?
— Не надо. Главное, не вмешивайся.
— Во что, господин?
— Пусть роет, пусть делает, что хочет… Ран с тобой?
— Она осталась с монахом.
Ну хоть что-то. Мне не хотелось, чтобы девушка видела то же, что и я. Я и сам предпочёл бы этого не видеть, только кто меня спрашивал? Напросился, глупец? Смотри, слушай.
Вот, разрыл. Сломал доски гроба. Разорвал погребальные покровы. Сунулся в яму мордой. Чавкает, сопит. Когда дзикининки зарыдал, я чуть не подпрыгнул на месте. Пожиратель падали рыдал горше, чем в хижине, когда мы его нашли. Челюсти, судя по звуку, совершали жевательные движения, горло сокращалось, пропуская еду в брюхо, но это не мешало горестному плачу. Тело дзикининки содрогалось от омерзения, чавканье прерывалось воплями отчаяния. Тем не менее, он хватал, рвал, жевал и глотал, не в силах остановиться.
Кёкутэй поедал сам себя, испытывая невыносимые муки. Если бывший разбойник Кимифуса сейчас мучился в аду, то не знаю, чьи мучения были хуже.
— Пойдём отсюда, — велел я Широно, вставая. — Тут мы ничего сделать не можем.
— Да, господин, — согласился слуга. — Нам лучше уйти.
— До хижины далековато. Второй раз я не вынесу такой бег.
— Обопритесь на меня, господин.
Вся моя гордость сгорела в погоне. Без споров я принял помощь Широно. Но когда он предложил понести меня на руках, я отказался.
4
Стая бабочек и цветок мальвы
Как ни странно, мы вернулись в хижину раньше дзикининки. Где он шлялся, что делал — понятия не имею. Что ещё удивительней, мы не заблудились.
Когда я рассказывал святому Иссэну и Ран, что увидел на кладбище, я постарался обойтись без лишних подробностей. Мои слушатели и так отлично поняли, чему я оказался свидетелем. Больше говорить было не о чем. Старик сел в углу, где раньше сидел хозяин жилища, и закрыл глаза: задремал или погрузился в размышления.
Я вышел наружу и присел на крыльцо. Усталость одолевала, но я понимал, что не засну. За мной скрипнули доски веранды: это вышла Ран. Сперва она стояла без движения, а после тоже опустилась на крыльцо, рядом со мной.
Какое-то время мы молчали, не зная, что сказать. Вспоминать акт людоедства не хотелось, а других тем для беседы у нас не было.
— Ружьё, — наконец произнёс я.
— Ружьё? — Ран шевельнулась. — При чём тут ружьё?
Вслед ударил град вопросов:
— Ты что, решил застрелить людоеда? Из ружья? А как же фуккацу? Ты сам говорил: фуккацу, нельзя! Ишь, чего удумал! Кёкутэй переселится в тебя, я не хочу замуж за Кёкутэя, я и за тебя-то не хочу…
Жестом я отмел все эти предположения.
— Откуда у тебя хинава-дзю? Или это секрет?
— Наследство, — не чинясь, объяснила она.
Я понимающе кивнул:
— От отца?
Ран выразительно постучала согнутым пальцем по голове, показывая, что думает о моей догадливости:
— От матери.
— Ты получила ружьё от матери?!
— А она — от своей матери. Бабушка — от прабабушки. Хинава-дзю в нашей семье передают по женской линии.
— Традиция?
— Да.
— Расскажешь?
Если честно, я не надеялся на откровенный рассказ. И ошибся. Должно быть, Ран понравилось, что я говорю с ней так, будто мы знакомы с детства, отбросив всю церемонную вежливость, какая принята между женихом и невестой до свадьбы.
* * *
Это случилось давно, за столетие с четвертью до того дня, когда некий молодой дознаватель явился в деревню Макацу. Закон будды Амиды ещё не снизошёл на землю, щедро политую кровью, и люди усердно упражнялись в убийстве себе подобных.
Девицу, о которой пойдёт речь, звали Сэн. Отец её, суровый глава клана Икеда, был личным вассалом князя Нобунаги, за жестокость к монастырям и их обитателям прозванного врагом Будды, Демоном-повелителем Шестого неба. Клан бился за господина, не щадя жизни. Девушек и юношей, носивших фамилию Икеда, равно обучали воинским искусствам, готовя к сражениям.
Девица Сэн, как истинная онна-бугэйся[34], умело рубила мечом и колола копьём. Но главное, она без промаха стреляла из фитильного ружья. Мог ли подобный талант остаться невостребованным?
В самом скором времени, когда Сэн пребывала в расцвете юности, в её жизни произошли две важные перемены. Во-первых, она сменила фамилию — её мужем стал Мори Нагаёши, редкий силач и забияка, подобно князю Нобунаге прозванный Демоном. Во-вторых, Сэн приняла под командование