Тринадцатый этаж - Даниэль Галуйе

В коттедже я, не теряя времени, перевязал рану на руке и смазал бальзамом горевший жгучей болью шрам от виска до челюсти.

Несмотря на туман страха и отчаяния, затмевавший мой разум, я, тем не менее, каким-то образом был способен думать о Джинкс. Существует ли на самом деле некая Джинкс Фуллер в моем мире? Или с самого начала она была всего лишь проекцией?

Я принялся надевать пиджак, ощутив, наконец, в полной мере горькую иронию того, что я влюбился в Джинкс. Я — всего лишь иллюзия, симулектронная рябь; Джинкс — настоящий, реальный человек. Я представил себе, как ее насмешливый торжествующий смех присоединяется к смеху Большого Оператора.

Внезапно меня охватили сомнения, и, едва выйдя из дверей, я замер. Назад в город? Туда, где полицейские по указке Сискина собираются меня пристрелить? Туда, где, даже если бы мне удалось спрятаться от них, они могут рассчитывать на помощь садиста из Верхнего Мира, жаждущего запрограммировать их в правильном направлении?

Периферийным зрением я заметил какое-то движение сбоку от себя и, повинуясь рефлексу, присел, услышав шум птичьих крыльев и хриплые звуки «карр-карр».

Но ворона вовсе не целилась в меня. Смешавшись, я развернулся и пронаблюдал, как птица сделала поворот в воздухе и влетела прямо в кухню. Мое любопытство взяло верх над страхом, и я последовал в кухню за ней. Ворона сидела на полу и тыкала клювом в кнопку дверцы, за которой находился силовой агрегат.

Я подумал об обнаженных проводах за дверцей. И в течение одной ужасной секунды, проведенной в нерешительности, я стоял посреди коттеджа, словно пень.

Затем я выскочил во двор, промчался до середины поляны, после чего бросился на землю ничком. Коттедж взлетел на воздух с мощнейшим грохотом, разбросав обломки на площади в целый акр. Гараж разделил участь домика.

К счастью, ни один из падающих камней и кусков дерева не попал ни в меня, ни в машину Джинкс, стоявшую в центре поляны. Осмотрев сцену разрушения, я, наконец, точно понял, что мне остается попытать счастья только в городе.

Но на высоте две тысячи футов над деревьями отказал главный генератор. Я переключил двигатель на аварийное питание, и лопасти винта снова начали вращаться. Однако двигатель надрывно кашлял, и с его каждой новой судорогой машина резко снижалась на сотню футов.

Я лихорадочно манипулировал рулем, пытаясь хоть как-то управлять полетом. Наконец мне удалось заставить аэромобиль повернуть по направлению к озеру; я надеялся, что там двигатель еще не успеет совсем заглохнуть и удар о воду будет смягчен.

Как раз в тот момент в мои органы чувств снова вторгся Большой Оператор. Однако в этот раз мучения от диссонирующей связи были не такими невыносимыми, как прежде. Возможно, мое трудное положение само по себе доставляло Оператору достаточное удовольствие.

Внезапно мощный встречный ветер начал волновать поверхность озера, покрыв ее белой пеленой пены, и угол снижения моей машины стал более угрожающим. Я понял, что мне предстоит рухнуть на деревья до того, как я пересеку береговую линию!

Но неожиданный всплеск энергии двигателя заставил аэромобиль взмыть высоко в воздух и миновать опасное место, а новый всплеск остановил падение машины всего в пяти футах от свирепых волн.

Костяшки моих пальцев побелели от яростной силы, с которой я вцепился в руль; я сидел в кабине, дрожа и обливаясь потом, когда машина снова начала подниматься ввысь.

Я мог ощущать ликование Большого Оператора. И по интенсивности его эмоциональной реакции сознавал, что меня так просто не отпустят. Собравшись с духом, я стал ждать, что же дальше случится с машиной, в то же время набирая высоту и продолжая лететь по направлению к городу.

Я вспомнил, что симулятор Фуллера позволял так манипулировать сопереживательной связью, чтобы можно было вызвать обоюдное сопереживание. Этим свойством я мог воспользоваться, например, в том случае, если бы захотелось переговорить с Филом Эштоном, не помещая мою проекцию в его мире.

И тогда я попробовал пробиться к органам чувств Большого Симулектронщика, понимая в то же время, что Он уловит мои намерения. Но мне не удалось обнаружить какие-либо его чувства. Это была односторонняя связь. И все же я почти чувствовал Его присутствие. Я словно осязал его кожей. И мое впечатление от Его извращенных, злобных намерений сделалось очень ярким.

Но тут я нахмурился, придя в некоторое замешательство. Уж слишком все походило на то, что нас объединяет нечто большее, нежели сопереживание. Мне казалось, будто я смутно ощущаю между нами что-то общее. В физических параметрах? В характерах? Или мне так казалось просто потому, что мы существуем в аналогичных обстоятельствах — каждый из нас является симулектронщиком в своем мире?

Большой Оператор прекратил свое вмешательство, и я выровнял курс машины на высоте шесть тысяч футов. Через какое-то время я накренил машину вниз и с ускорением понесся по направлению к городу. Передо мной открылась панорама громадного мегаполиса из стекла и бетона; город находился впереди всего в пяти милях.

Удастся ли мне добраться до него? Но тут я уныло откинулся на спинку сиденья. А действительно ли я этого хочу? Там, в лесу, наедине с Большим Оператором и всей его враждебной природой у меня оставалось мало шансов на выживание. С другой стороны, в городе нет животных, которых можно запрограммировать на то, чтобы они на меня напали. Но как насчет неодушевленных объектов? Сокрушительный удар внезапно лопнувшей высокоскоростной пешеходной ленты? Упавший карниз? Все тот же аэромобиль, потерявший управление?

Я почувствовал тревогу, увидев через плексигласовый купол маленькое серое облачко, которое делило горизонт пополам. Машина несла меня прямиком к нему, и это облачко пугающе быстро росло в размере. Я попробовал свернуть, но было уже слишком поздно.

В следующее мгновение я оказался в бушующей, мельтешащей стае… дроздов? На высоте шесть тысяч футов? Птицы колотились о машину, заляпывая кровью прозрачный купол. Их сотнями засасывало в воздухозаборники. Лопасти винтов стонали и пыхтели, разрезая почти твердую массу, испытывая ужасающую нагрузку. Двигатель хрипел и кашлял, затем замолчал, заработал снова… только чтобы повторить зловещий цикл.

Стремительно снижаясь, я поморщился, когда Большой Оператор вновь подключился к моей системе органов чувств. И снова сопереживательная связь оказалась терпимой. И опять у меня появилось совершенно нелепое ощущение, будто человек, который любит смаковать мое отчаяние и страх, обладает неким непостижимым сходством со мной.