Иранская мина - Александр Александрович Тамоников

И тогда Буторин решился – отчаянно бросился вперед на двух своих противников. Немец встретил русского ударом кулака, но Буторин умело перехватил его руку в замок. Удара не получилось, зато теперь длинный не мог пошевелить правой рукой. Мерсерер, ругаясь по-немецки и постанывая, попытался навести на русского пистолет, но Виктор сильным ударом выбил оружие из руки немца, и тот закричал, зажав пальцы под мышкой. «Кажется, я сломал ему кисть», – подумал Буторин.

Но тут что-то неуловимо изменилось. Каким чудом он сумел понять, почувствовать, что у немца есть еще и нож, Буторин и сам не смог бы сказать. Наверное, опыт, интуитивное понимание, что человек хорошо вооружился, потому что готов на все. Буторину пришлось ослабить «замок» и парировать удар финкой снизу вверх. Теперь он перехватил и вторую руку своего противника. Они стояли, рыча и стискивая друг друга. Ни один не хотел ослаблять хватку, чтобы не пропустить удар, оба напрягали мышцы до предела, чтобы сломить противника. Масса у немца была больше, он постепенно наваливался на русского всем телом, и эту тяжесть, да еще удерживая руки, выдержать было непросто.

Буторин воспользовался тем, что немец был чуть выше его, и, с силой разводя его руки, вдруг резко ударил немца лбом в губы, а потом сразу же коленом в пах, правда, противник подставил ногу. Еще один удар головой в лицо. Немец зарычал и навалился на русского всем телом. Чего он хотел этим добиться, Буторин не понимал. Скорее всего, его противник просто потерял хладнокровие. И тогда Буторин рванул немца на себя, чуть согнул опорную ногу, чтобы он начал падать, а потом резко вывернулся из-под него и выкрутил немцу руку. Что-то треснуло – наверное, рукав. А потом хрустнуло. И это было уже глубже, это была плоть или связки.

Раненный в ногу Мерсерер (Буторин все же промахнулся и ранил не того) пытался отползти в сторону, когда подбежали бойцы НКВД.

– Держи второго! – заорал Буторин, лежа на немце и держа его руку в стальных тисках своих рук. – Пистолет! Пистолет у него заберите и обыщите! Потом перевяжите!

Наконец ему удалось вырвать из пальцев немца нож и отпихнуть ногой свой же выроненный пистолет. Два бойца подошли и стали связывать длинному руки за спиной, пока он вскрикивал и ругался.

Буторин тем временем никак не мог отдышаться. Он сидел на траве и вытирал рукавом лоб. Ну, кажется, день прожит не зря.

– Лейтенант, отправь бойца за машиной. И оружие соберите. Тут где-то еще один пистолет валяется…

Шелестов был против, но Берия настоял на том, чтобы Мерсерера допросили прямо сейчас. Перевязанного немца привезли на конспиративную квартиру. Один из медиков полка НКВД находился во время допроса рядом, чтобы вовремя оказать медицинскую помощь немцу, сделать укол обезболивающего. Сосновский уселся перед немцем, рассматривая его внимательно. Осунувшийся, небритый, лицо в царапинах, разорванная до бедра брючина, бинты, через которые проступает кровь. Да и душевное состояние этого человека не самое лучшее. Конечно, снимать сливки с двух разведок было приятно. И гонорары получать тоже. Интересно, кому он продался, а с кем работал по убеждению? Хотя о каких убеждениях можно говорить с предателем. Сначала предал одних, потом попытался предать и других.

– Скажите, Эрнст, – с ленивыми интонациями в голосе начал Сосновский, – а зачем вы стали работать на британскую разведку?

Мерсерер поперхнулся. Он ждал чего угодно. Ждал угроз, может, пыток, давления. А с ним вдруг заговорили так, будто с ним все ясно, он уже порядком надоел, да и решение принято уже. Расстреляют?…

– Что? Я не понял вас, – побледнев, заговорил немец.

– М-да, – почесал подбородок Сосновский. – А вы, кажется, совсем поглупели. И как это вам в двух местах платили зарплату как ценному агенту?… Спрошу вас еще раз! Почему вы предали Германию и стали работать против своей родины на британскую разведку?

– Меня завербовали… Мне угрожали, и я вынужден был подчиниться. У меня не было другого выхода!

– Другой выход есть всегда, – возразил Сосновский. – Например, застрелиться и сохранить честь. Вы, наверное, подумали о своей семье, как они там будут без вас? А вы уверены, что семья оценит предательство? Вы уверены, что ваша семья будет уважать вас за это? Живой предатель или мертвый герой? Забавный выбор, правда?

Мерсерер опустил голову, не найдя, что ответить. Он понял, что попал в еще больший переплет. Конечно, никто ему не угрожал, его завербовали и просто предложили деньги и высокий пост в иерархии спецслужб будущей послевоенной Германии. Ее ведь все равно надо будет восстанавливать. И очень важно, кто будет занимать ключевые посты в военной сфере, экономике, разведке, МИД.

– Ну вот что, Эрнст. – Голос Сосновского стал ледяным и почти безразличным. – Вы сильно ошиблись, а в этой стране сейчас не прощают ошибок. Здесь не до сантиментов. Покушение на глав стран антигитлеровской коалиции – мероприятие серьезное, вам его провернуть никто не даст. Церемониться мы ни с кем не будем, на это у нас нет времени. Да и желания, если говорить откровенно. Предавший единожды предаст снова. Но мы, пожалуй, можем спасти вашу никчемную жизнь. Так, в виде исключения. Но вы должны нам передать все сведения, которыми владеете… Лотар Шолхорн. Где его искать?

– Бахтадиан-Шехер, двадцать пять. С ним постоянно двое десантников охраны. Он уходит и возвращается поздно, когда темно. Он очень осторожен, но у него не осталось агентов. Он пытается выйти на старую сеть, не зная, что вы и англичане ее практически полностью разгромили.

– Хорошо, – кивнул Сосновский. – Уинфред Оберг?

– Улица Гемергодс, дом двенадцать. Это мастерская по ремонту обуви. Обувщик тоже агент и связник.

– Рация?

– Последняя рация там же в мастерской. Батареи почти сели, новых нет. Для связи ее уносят далеко за пределы района по старым подземным водоводам.

– Хорошо. Кто вас вербовал от англичан?

– Никто. Меня вербовал Хартман, – опустив голову, сознался немец. – Он говорил, что работает на британскую разведку. Но одну англичанку я знаю, она у них главная.

– Кто? – удивился Сосновский. – Дженнифер Ривз?

– Нет, – замотал немец головой. – Другая. Невысокая такая. Я даже не знаю, кем она у них в посольстве числится.

Сосновский вытащил из кармана рисунок, сделанный Зухрой, и показал немцу. Тот посмотрел и обреченно кивнул. Оперативники переглянулись. Берия встал, посмотрел на унылого немца и распорядился:

– Значит, так, товарищи. Я пришлю сюда сильную охрану, наблюдение установим по обеим сторонам улицы. В посольство его везти нельзя. Выпотрошить этого двойника как следует, все до мелочи из него вытрясти! За всю эту осень, все