В оковах льда - Карен Монинг

Джо ахает и ярко краснеет.

— Ой! Дэни! Уйди отсюда!

Я вижу больше Джо, чем мне хотелось бы.

Нет, они не говорят обо мне.

Они обо мне даже не думают.

Словно я там не валяюсь при смерти через пару дверей по коридору, обо мне совершенно никто ну ни капли не волнуется!

— Ах ты предательница! Спишь с врагом! Что с тобой не так? У меня, блин, от вас глаза выпадут!

— Возвращайся в постель, Дэни, — говорит Риодан, странно на меня глядя.

Я ненавижу его, я ненавижу ее, я ненавижу эту дурацкую скользящую дверь.

Ею даже хлопнуть не получается.

Просыпаюсь я с отличнейшим самочувствием. Обычно после сна я разбитая и не в себе. И теперь думаю, может, нужно умирать почаще. Понятия не имею, с чего мне так хорошо, но мне это нравится, и я потягиваюсь, наслаждаясь всем, чем могу. Мышцы совершенно гладкие, довольные и расслабленные, и я нигде не чувствую ушибов, что просто невероятно. У меня всегда хоть где-нибудь да есть зажимы. Синяки мое все. Но сейчас такое ощущение, что мне выдали новое тело! Я, наверное, в каком-то непроснувшемся состоянии, которое мне незнакомо: мозг включается, а тело еще спит. Я чувствую, что где-то подо мной лежат шоколадки, расплавившиеся в моем теплом гнездышке. Одну я раздавила между щекой и подушкой, вторая ощущается под задницей. Я их вытаскиваю, разрываю на первой обертку, съедаю ее, не открывая глаз, и… я совершенно счастлива. К такому можно и привыкнуть. Ни тебе боли, ни шишек, да и завтрак в постель…

А потом я вспоминаю, где я.

В Честерсе.

И вспоминаю, что видела прежде, чем рухнула спать.

Риодана, который проделывает грязные штучки с Джо.

На его столе.

Фу!

Никогда больше не смогу смотреть на его стол! Как мне теперь сидеть у него в кабинете?

Я так злюсь, что ракетой вылетаю из кровати и проглатываю оставшуюся половинку батончика настолько быстро, что она застревает в горле.

Я начинаю давиться, и тут внезапно мне в спину врезается чей-то кулак. Рот открывается, половинка непрожеванной шоколадки вылетает в стеклянную стену и расплывается по ней коричневой кляксой. Для меня, так рано утром, это немного слишком. Желудок подпрыгивает, и я сгибаюсь пополам, пытаясь удержать его на месте.

Ага, теперь это больше похоже на то, как я обычно просыпаюсь. Разбитая и не в себе. Когда я жила в аббатстве, Ро говорила, что у меня будут проблемы и что у всех супергероев они хуже, чем у людей. Она говорила, что мне нужно спать глубоко и долго, а просыпаюсь я так плохо и медленно потому, что моему телу нужно сильнее трудиться над восстановлением на клеточном уровне. Звучит научно и логично.

— Тебе бы, детка, — говорит Лор за моей спиной, — жевать больше одного раза, прежде чем глотать. Поможет.

— Я никогда больше раза не жую. Иначе я не смогу есть достаточно быстро. Придется весь день жевать. И мышцы на челюстях станут как бицепсы у Папая.

— Ты слишком маленькая, чтобы знать, кто такой Папай.

Если большую часть детства проводишь в клетке перед телевизором, узнаешь кого угодно. Я могу петь песни из «Зеленых просторов» и «Острова Джиллигана». Я даже знаю, кто такая «Та девушка»[27]. Все, что я знаю о мире, я узнала из телевизора. Там полно всяких психологических штук, если вы внимательно смотрите, а я была очень восприимчивой. Ро говорила, что вся моя театральность родом из вот такого детства. Что я считаю, будто люди должны быть выдающимися, как в сериалах. Чуваки, ну конечно считаю! Но мне для этого не нужен телевизор. Жизнь — это выбор: либо ты живешь в черно-белом мире, либо в цветном. Я выбираю все цвета радуги с миллионами разных оттенков! Я снова подскакиваю, хватаю меч и направляюсь к двери.

Лор стоит перед ней, скрестив руки на груди.

— Босс не разрешал тебе уходить.

— А я не разрешала твоему боссу трахать Джо, — очень спокойно говорю я, хотя внутри все кипит. Не знаю, почему я чувствую себя преданной. Какое мне дело? Они взрослые. Взрослые никогда не поступают логично. Он ведь Джо даже не нравится. И я знаю, что ему наплевать на нее.

— Милая, босс никого не спрашивает, с кем ему трахаться.

— Ну так он больше не будет делать этого с Джо. Уйди с дороги. Давай.

Я скажу ей, что, если она еще хоть раз займется с ним сексом, я перестану с ней разговаривать. Навсегда. Поставлю ее перед выбором, и она выберет меня.

— Так ты собираешься поднять бучу?

— Ага. — Я даже не пытаюсь этого отрицать. Я готова отрывать головы, и мне не станет лучше, пока кому-то другому не станет так плохо, как мне сейчас.

Он смотрит на меня сверху вниз. Я нагло выпячиваю подбородок и вижу, что он пытается сдержать смех.

— Что? Думаешь, я смешная? — Меня тошнит от того, что люди вот так при мне улыбаются. Рука тянется к рукояти меча. И натыкается на его руку. Они все быстрее меня. — Я не смешная. Я опасная. Вот подожди, и увидишь. Я еще не выросла, а когда вырасту — отпинаю ваши задницы с одной стороны Честерса на другую. Подожди, и увидишь.

Он отпускает мой меч и отходит с дороги, уже откровенно смеясь.

— Ну давай, детка. Устрой переполох. В последнее время у нас тут скучно.

На пути к двери я решаю, что Лор не так уж и плох. Он тоже живет в полном цвете.

Пролетая мимо кабинета Риодана, я чувствую сквозняк и разворачиваюсь, готовая драться с ним, если потребуется, но там никого нет. Я качаю головой и прыгаю по лестнице, стоп-кадрируя в стороны между ступеньками — столько во мне сегодня энергии. Я проверяю танцплощадки на ходу. Там полно народу, и веселье в разгаре. Похоже, либо я совсем недолго спала, либо наоборот, проспала весь день до следующей ночи, потому что вот она, Джо, обслуживает столики в зоне Школьниц, вся из себя длинноногая и… Черт. Я щурюсь на нее через перила. Счастливая. Она, по ходу, светится! Что она себе думает? Что живет в какой-то сказочке? Так нет. Феи у нас уродуют и убивают, а чувак, с которым она занималась сексом, им это позволяет. Как она может от этого светиться? Тут ведь никакой романтики, ничего. Просто… Фу! Я не хочу даже думать об этом. Я очень хочу поскорее выскрести это воспоминание из моей головы!

Я стоп-кадрирую через клуб, супербыстро, сбивая народ направо и налево. От оханья вокруг мне становится немножко лучше.

Когда я останавливаюсь перед ней, она выглядит сначала изумленной, а потом злится. Что за фигня происходит, с чего она-то злится на меня?

Джо снимает последний стакан с подноса и ставит его на салфетку перед Носорогом, а потом прижимает поднос к груди и держит, словно какой-то щит.

— Предательница.