Мама Стифлера - Лидия Раевская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Денежный вопрос стал остро.
А тем временем рассвело…
В восемь часов утра во двор выползло всё семейство в полном составе, включая сумку с мандаринами.
— Люди! — хором кричало семейство, — У нас горе! Дина померла, Царствие ей Небесное! Подайте по-соседски кто сколько может! Господь не забудет вашей доброты!
Баклажан при этом размашисто крестился слева направо, и мял в руках несвежий носовой платок, подозрительно напоминающий видом и запахом мамы Дусину ночную тряпку.
Во двор мало-помалу начал стекаться ручеёк сердобольных соседей.
Каждый из них подходил к Баклажану, крепко обнимал его, и бубнил ему в ухо:
— Ты это… Держись, браток… Мы того… Чем можем — поможем… Ну, как же так, а? Ведь ещё не старая баба была… Ей же и полтинника, небось, не стукнуло…
Баклажан перестал изображать безутешного вдовца, и завопил:
— Какой полтинник?! Да Динке двадцать пять всего было!!!!
Соседи отпрянули от Толика, и тоже синхронно перекрестились.
Тамагочи тем временем деловито собирала протянутые рубли, прятала их в лифчик, а Пися поочерёдно целовал руки каждому дающему. За что пару раз выхватил с кулака по лысине.
Бородулькин скорбно обжимался с мандариновой сумкой, а мама Дуся непрерывно ссалась в спортивные штаны, и протяжно охала.
Денежный вопрос медленно, но верно решался.
Ещё через два часа, Пися, как и было обещано, сколотил на скорую руку гроб.
Гроб вышел крепкий, добротный, лакированный…
Общее впечатление портила только фраза "Баклажан пидорас!" — накарябанная на бывшей дверце шкафа рукой неизвестного врага, и сильно бьющая в глаза с полированной крышки гроба.
Но Дине было уже всё равно.
Дина безучастно лежала в углу, источая миазмы, и ждала погребения.
— Мать, пора готовить усопшую! — величественно произнес вдовец Баклажан, и дал матери увесистого поджопника.
Мама Дуся засеменила к Динозавру, промокая глаза своей незаменимой тряпкой, и наклонилась над трупом.
И тут произошло ужасное.
Труп Дины напрягся и пёрнул.
Пися закатил глаза, и потерял сознание.
Баклажан с размаху осел в гроб, и беззвучно зачавкал ртом.
Тамагочи взвизгнула, и проблевалась остатками мандаринов.
Бородулькин автоматически дал в ебало Тамагочи, и сел жопой в мандариновую блевоту.
Мама Дуся обильно помочилась в спортивные штаны, и громко рыгнула.
Если кто не понял — семейство было шокировано.
Первой пришла в себя Динозавр, и глухо промычала:
— Какая падла тулуп спиздила, бля?
Вторым по счёту очнулся Баклажан, заорал:
— Хули ты людей пугаешь, мразота?! — и смачно харкнул на Динин левый носок.
Тамагочи предсказуемо проблевалась долькой мандарина, и упала на Бородульку.
Бородулька, в свою очередь, закатил глаза, и уснул на сумке с цитрусовыми.
Пися замычал, и кинулся лобызать Динозавра.
Мама Дуся смачно высморкалась в тряпку, засунула её в трусы, и подытожила:
— Поминки отменяются. Но бабки не вернём.
Ещё через час семейство бурно отмечало воскрешение Динозавра, и поочерёдно било Баклажана то сумкой с мандаринами, то ссаной тряпкой, за дезинформацию, и намеренный ввод в заблуждение.
Баклажан вытирал разбитые губы, и слабо сетовал на то, что "Уж слишком воняла, и не дышала…"
Пися перетащил уже потерявший актуальность гроб в комнату к Тамагочи, и быстро перепрофилировал его в топчан.
Тамагочи на радостях устроила себе выходной, чем, сама того не подозревая, спасла жизнь трём ветеранам Черкизовского рынка.
Мама Дуся безостановочно ссала в штаны, и лихо опрокидывала в себя рюмку за рюмкой.
А Динозавр молча сидела за столом, не прикасаясь к спиртному, и окидывала тяжёлым взглядом домочадцев.
Потом приподнялась, ткнула грязным пальцем в Баклажана, и припечатала:
— Ты урод, Толя.
Баклажан поперхнулся мандарином, закашлялся, и переспросил:
— Чё?!
Динозавр, тяжело дыша, повторила:
— Ты. Урод. Ебучий Баклажан. Ты зачем меня ебал, когда я болела?
Бородулькин похабно засмеялся, но быстро заткнулся, когда увидел Баклажановы глаза.
— Ты чё, сука? Забыла, кто тебя ебёт и кормит? Я ж те щас переебу, и Залупа останется без нового дивана, а на поминки нам денег хватит, не боись!
Дина задрала подол байкового халата, окатив вкушающих водку домашних, волной слезоточивого запаха пиздятины, и заорала:
— А это что?!
Баклажан, давно привыкший к Дине, и уже не замечавших таких маленьких нюансов, как валящая с ног вонища, заорал в ответ:
— Це пизда твоя, ебанашка! Ты ещё трусы сними, бля!
Дина утробно и театрально расхохоталась:
— Ха-ха-ха! Пизда! А в пизде что?
Баклажан включился в общий настрой, и в тон ей засмеялся смехом Санта-Клауса:
— Хоу-Хоу-Хоу! В пизде у тя только конь не валялся! Прикройся, уродины кусок!
Тогда Динозавр победно воздела руки к засратому мухами потолку, и торжественно объявила:
— Я беременна!!!
И наступила тишина.
И в тишине с глухим стуком покатились по полу мандарины.
И мама Дуся тихо, по-фашистски, бзднула.
И Пися сунул плешивую голову между ног Тамагочи.
И Баклажан досадливо опустил глаза, и нервно захрустел шеей.
— Месяцев пять уже. — Приговором прозвучали последние слова Динозавра, после чего она была безболезненно нокаутирована бывшим вдовцом …
Толика-Баклажана знает весь квартал.
У Баклажана синее лицо, и фиолетовый нос-хобот.
Баклажан два года назад чуть не похоронил живого Динозавра в старом шкафу.
Эту историю аборигены любят рассказывать друзьям.
И мне в том числе.
Динозавр жива до сих пор, и очень любит водку.
Динозавр родила в прошлом году что-то непонятное, и подарила это что-то государству.
Динозавр так же фиолетова лицом, и пахнет пиздятиной.
Пиздятиной реально пасёт за километр.
Я лично чуяла.
А если вам нехуй делать, и путь ваш пролегает мимо Северо-Восточного округа Москвы — позвоните мне.
Я покажу вам Баклажана, Динозавра, полированный гроб Писи, и, возможно, расскажу про то, как Бородулькина поймали три оглушённых им жертвы, и насовали ему в жопу маринованных огурцов.
Возможно.
Расскажу.
Да.
Квартет
22-09-2008 03:08
Я всегда была чувственной и одарённой натурой. Я этого не ощущала, но моя родня утверждала, что я пиздец как талантлива, только они точно не знают — в чём именно. На всякий случай, меня отдавали во всевозможные кружки и школы, чтобы выяснить, где же зарыт мой талант. А в том, что он где-то зарыт — никто не сомневался. К моим двенадцати годам выяснилось, что талант у меня только один — пиздеть не по делу, и много врать. Причём, обучилась я этому сама и совершенно бесплатно. За это меня сурово наказали, сделали внушение, и в наказание отправили на одну смену в пионерлагерь «Мир», где я, вдобавок ко всему, научилась курить невзатяг, петь блатные песни, и воровать.
После того, как с моей жопы сошли последние синяки и следы папиного ремня, меня забрали из всех кружков и школ, решив, что я — бесталанный позор семьи.
И тут во мне внезапно проснулся талант.
Однажды утром я вдруг поняла, что я — богиня музыки. Музыка звучала у меня в голове, я её никогда раньше не слышала, и попыталась запомнить. Годы учёбы в музыкальной школе прошли для меня даром, к тому же мой папа выбил из меня последние мозги своим ремнём, и, если вы помните по какому месту бил меня папа — вы знаете, где у меня находятся мозги. Так вот, папа их выбил окончательно. Вместе с жидкими воспоминаниями о том, как выглядят нотный стан, ноты, и моя учительница пения Белла Дераниковна Эбред. Странно, но вот имя учительницы пения папа выбить так и не смог.
Ноты я записать уже не могла, а вот мелодию, звучавшую в голове, запомнила, и напевала её про себя до тех пор, пока она внезапно не оборвалась. А оборвалась она потому, что вошедшая в комнату мама стукнула меня по голове выбивалкой для ковров, напомнила мне, что воровское лагерное прошлое меня не отпускает, и с этими словами вытащила из-под моей кровати папину электробритву, которую я спёрла у папы с целью побрить свой лобок, который радовал мой взор тремя жидкими рыжими волосинами. В умной книге я прочитала, что растительность можно укрепить и увеличить, если её регулярно брить. В лагере я узнала, что моя лобковая растительность — самая жидкая и самая негустая. Если не брать в расчёт растительность неизвестно как затесавшейся в наш отряд десятилетней девочки Риты. У Риты её вообще не было. Мне стало обидно за свой лобок, и я приняла решение брить его каждые полчаса. Папиной бритвой. Воровкой я себя не считала, потому что у папы моего всю жизнь была борода, и брить он её не собирался. И вообще — эту бритву он сам спёр, когда работал кладовщиком на складе. Видимо, мама собралась её кому-то подарить, и обнаружила пропажу. А поскольку вор у нас в семье был только один — и это была я, пропажа была быстро обнаружена, а я — сурово наказана. Но речь сейчас не об этом.