Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой - Александр Лысёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дождались, – выдохнул Быков и стянул с головы пилотку.
Лейтенант Чередниченко крутил головой во все стороны, тщетно пытаясь на чем-нибудь сосредоточиться. Через секунду он уже потонул в богатырских объятиях артиллериста.
Марков сел на землю, положил автомат рядом с собой, расстегнул верхние пуговицы гимнастерки, утер ладонями лицо и устало прикрыл глаза…
За ним пришли 10 мая 1945 года. Тентованный «Студебеккер», резко взвизгнув тормозами, остановился напротив калитки дома, в котором квартировали разведчики Маркова. Хлопнула пассажирская дверца. Обогнув машину, вдоль забора неспешно двинулся вальяжной походкой старший лейтенант в фуражке с малиновым околышем. Из кузова выпрыгнули двое автоматчиков, пристроились следом, поправляя на ходу каски. Брившийся в кухне лейтенант Чередниченко поспешно вытер вафельным полотенцем намыленные щеки и вернулся в комнату. Чередниченко был встревожен, застыл на пороге в одной нижней белой рубахе и галифе. Быков, Фомичев и Клюев, выглянув в окна на шум подъехавшей машины, переглянулись. Увидев малиновые погоны на шедших к ним от калитки по двору солдатах, Быков потянулся к автомату. Его примеру последовал Фомичев. Паша-Комбайнер решительно прошлепал босыми ногами в коридор. Через секунду оттуда раздался щелчок взводимого пулеметного затвора.
– А ну, стой! – послышался от крыльца окрик стоявшего на посту сержанта Куценко.
Со двора что-то произнесли, весьма неразборчиво.
– Сказано – стоять! – угрожающе повторил Куценко, беря автомат на изготовку. В его голосе промелькнули отчаянные нотки.
Марков застегнулся на все пуговицы, одернул гимнастерку под ремнем и, распахнув дверь, вышел на крыльцо. Остальные разведчики, кто во что был одет, но все с оружием в руках, возникли тут же у него за спиной. Куценко, отступив к самому дому, держал на мушке непрошеных визитеров. На лицах пришедших солдат читалось легкое недоумение. Их автоматы висели за спинами. При появлении разведчиков старший лейтенант-особист открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Марков упредил его, с ходу потребовав сурово:
– Документы!
Пришедший старший лейтенант обвел взглядом направленные на него стволы, недобро усмехнулся и с уверенностью, что следующее его действие моментально решит все вопросы, неторопливо расстегнул карман гимнастерки и вынул оттуда красную корочку удостоверения. Приоткрыв документ до половины, небрежно издалека продемонстрировал его окружающим и, даже не пытаясь скрыть кривой усмешки, уперся в Маркова полным превосходства взглядом.
– Подай сюда! – неожиданно и проворно шагнув вперед, рванул из рук особиста удостоверение лейтенант Чередниченко. И, также моментально отпрянув с добытым документом назад, проговорил с довольной улыбкой. – Сейчас почитаем…
– Стоять, падлы! – рявкнул Куценко дернувшимся было солдатам в малиновых погонах.
Все пришедшие застыли на местах с заметно побледневшими лицами.
– Небось диверсанты, – протягивая красные корочки Маркову, нарочито громко говорил Чередниченко. – Вы гляньте, товарищ капитан, это наверняка фашистские недобитки какие-нибудь замаскировались…
– Так мы их сейчас враз к стенке поставим, – поднял свой ППШ Фомичев.
Солдаты в малиновых погонах затравленно заозирались в направлении своего «Студебеккера». Старший лейтенант, заметно играя желваками, не отрываясь, в упор буравил взглядом Маркова.
Марков быстро просмотрел протянутое ему удостоверение. Оно было подлинным. Впрочем, в этом Марков не сомневался ни минуты с самого начала. Прекращая затеянную лейтенантом Чередниченко игру, он вернул удостоверение особисту и коротко приложил руку к пилотке, представившись:
– Капитан Марков!
– Вы арестованы, – забирая удостоверение и спешно пряча его обратно, произнес старший лейтенант. Он не смог с первого раза застегнуть клапан на кармане – пальцы чуть заметно дрожали.
– Вот ордер. – Особист также издалека продемонстрировал серый листок форматом в четверть страницы и, перехватив свирепый взгляд лейтенанта Чередниченко, быстро убрал его за спину.
– Капитан Марков, сдайте оружие!
На несколько мгновений последняя произнесенная фраза повисла в воздухе. Марков почувствовал, как с двух сторон его аккуратно, но твердо подперли плечами разведчики, направив оружие на пришедших.
– Только прикажите, командир, – шепнул сзади в самое ухо ефрейтор Быков.
Ребята отломали всю войну, и губить их сейчас, уже после победы…
– Нет, – не размыкая губ, едва слышно обронил Марков своим и один шагнул вперед. Окликнул продолжавшего сжимать в руках автомат сержанта: – Куценко, отставить!
Повернувшись к остальным, скомандовал:
– Отбой, ребята!
Теперь автоматы на изготовку взяли солдаты в малиновых погонах. Особист повторил свое требование и повелительно протянул руку:
– Сдайте оружие!
Не доходя пары шагов до старшего лейтенанта, Марков повернулся к разведчикам:
– Лейтенант Чередниченко, принимайте командование ротой.
– Есть! – проглотив комок в горле, замер с руками по швам в своей белой рубахе Чередниченко.
Вслед за ним вытянулись на крыльце по стойке «смирно» остальные разведчики. Марков обвел их взглядом. Ему отчего-то вдруг припомнилось прощание со своей командой на Румынском фронте в конце 1917 года. Ребята тогда и сейчас стоили друг друга. Что бы ни случилось, сделанное ими не могло быть зря. От этого неожиданно стало очень тепло на душе.
– Спасибо, братцы, – Марков постарался, чтобы голос его не дрогнул.
Он не спеша расстегнул кобуру, протянул особисту рукояткой вперед свой пистолет и первым зашагал через двор в сторону улицы, где стоял у калитки затянутый тентом грузовик.
27
Все дальнейшее произошло очень быстро. Совместные боевые действия разведгруппы Маркова с чинами Русского корпуса против хорватских усташей были истолкованы как измена родине. Следствие носило сугубо формальный характер. Маркова судили, лишили воинского звания, всех наград и приговорили к высшей мере. Однако по случаю победы над фашистской Германией высшая мера была заменена десятью годами лагерей с конфискацией имущества. Конфисковывать у него было нечего, и он отправился налегке под конвоем в восточном направлении. Туда, куда большей частью двигались толпы всевозможных категорий репатриантов, своей, а в основном чужой волей колесивших по Европе, переживавшей летом 1945 года второе переселение народов. Маркову было ясно: выражаясь словами полковника Бутова, сор из избы все-таки кто-то вынес. Обстоятельства их последнего боевого разведывательного рейда стали известны за пределами дивизии. Марков не терзал себя догадками, кто их сдал. Тут было всего несколько вариантов, но он даже не хотел их обдумывать. Единственное, что его беспокоило, – это чтобы не пострадали боевые товарищи. Впрочем, об их судьбе он уже не мог ни узнать, ни позаботиться.
Не знал и полковник Бутов, что никогда не получит он звания генерал-майора, к которому давным-давно был представлен, командуя дивизией. Зато его начальнику штаба подполковнику Ерохину очень быстро дали полковника. Как только закончилась война, карьера Ерохина резко пошла в гору. Несколько первых послевоенных майских дней Ерохин только сочувственно качал головой, слушая, как Бутов в доверительных беседах с ним на чем свет стоит последними словами кроет подполковника Ратникова. Тот был в госпитале, и Бутов полагал, что оттуда начальник политотдела написал второй рапорт на Маркова уже через голову комдива, непосредственно в органы. Это не соответствовало действительности. Оба документа – отчет о разведрейде, составленный самим Марковым, и единственный рапорт Ратникова – были переправлены «куда следует» самим подполковником Ерохиным. Разумеется, им самим это пока не афишировалось. По роду службы эти бумаги проходили через его руки, а начальнику штаба комдив доверял, как самому себе. Конечно, во время боевых действий Ерохин на это никогда бы не решился – лучшего командира дивизии, чем Бутов, для войны было не найти. А такие, как Марков, всегда вытягивали самую черную и неблагодарную работу. Уж кому об этом не знать, как начальнику штаба! Но обстоятельства изменились – кончилась война. И нужно было позаботиться о хорошем месте для себя. Ерохин знал, что на войне он бы дивизию не потянул, а вот в мирное время…
– Я до самого верха дойду! – гудел Бутов среди своих офицеров после ареста Маркова. – Они там совсем охренели?! Арестовать боевого офицера! Сейчас все же не тридцать седьмой год, а сорок пятый! Это что ж, народ-победитель опять к ногтю?! Суки! Вот уж дудки им…
Из штаба армии спустя несколько дней полковник Бутов вернулся мрачнее тучи. Не говоря никому ни слова, надолго заперся у себя в кабинете. А в середине мая его освободили от командования дивизией. В качестве официальной формулировки была приведена необходимость поправить здоровье посредством санаторно-курортного лечения. Дивизию принял Ерохин, да так на ней и остался. Осенью 1945 года во время отдыха в Крыму полковник Бутов погиб в автомобильной катастрофе на горном серпантине. Обстоятельства аварии остались невыясненными. С Бутовым насмерть разбились личный адъютант и водитель, который бессменно возил полковника всю войну, не раз и не два непостижимыми способами вытаскивая их потрепанный «Виллис» из передряг огненных лет.
