Погибаю, но не сдаюсь! Разведгруппа принимает неравный бой - Александр Лысёв
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марков подивился про себя в очередной раз превратностям судьбы – Сашкина история повторялась с теми же деталями.
– Только я ростом мал от того, что была гражданская война, и было нечего кушать.
– Ты еще обязательно вырастешь, Ваня.
– Правда? – с надеждой посмотрел на Маркова мальчик.
– Даже не сомневайся. – Марков скинул пиджак. – А ну, пошли во двор.
Они провозились на заднем дворе целый час. Марков показал Ване несколько приемов рукопашного боя из арсенала капитана Лилье. Ваня схватывал на лету – было видно, что у него уже имеется богатый опыт уличных драк. В самом конце мальчик ловко опрокинул Маркова подножкой на спину и со счастливым видом уселся на нем сверху.
– Сдаюсь! – смеялся Марков, запрокинув на траве руки вверх. – Молодчина, Ваня!
– А вообще-то я рисовать люблю, – безо всякого перехода сообщил Маркову Ваня, когда они вернулись в дом. – Только на газетах свободного места мало. А бумаги, чтобы рисовать, у нас нет.
– Это дело поправимо, – оживился Марков и раскрыл саквояж, вытаскивая оттуда пачку бумаги и карандаши. У Вани загорелись глаза при виде подобного богатства.
– А у меня вот. – Мальчик достал из шкафа кипу старых газет. На полях и чистых местах Марков разглядел весьма талантливо нарисованных лошадей, всадников со звездами, фигурки солдат в папахах с красными ленточками наискось и длиннополых шинелях.
– Недурно, – одобрил Марков и начал бросать на бумагу быстрые карандашные штрихи. – Смотри…
На белых листах стали появляться вздыбленные кони, наездники в гусарских мундирах, типажи офицеров и солдат с закрученными усами.
– Это армейская пехота, – увлеченно прорисовывая детали снаряжения, пояснял Марков. – А это гвардейская…
Марков так увлекся, что стал изображать погоны, кресты и медали на нарисованных им фигурках.
– Это что, белые? – недоверчиво поднял на него глаза Ваня. – У нас в школе на плакатах с крестами и погонами одних белых рисуют. Только там у всех рожи зверские, и красноармейцы их штыками колют. А ваши ничего, даже симпатичные…
– Это, Ваня, русские, – отложив карандаш и глядя прямо мальчику в глаза, проговорил Марков.
– А мои тогда кто? – Ваня недоуменно пододвинул к Маркову своих нарисованных на газетных полях красноармейцев.
– И твои русские. И мы с тобою, Ваня, русские…
Они изрисовали несколько листов. Ваня брал в руки карандаши, что-то дорисовывал сам, Марков хвалил, иногда подправлял.
– Солдаты без звезд и с погонами мне тоже нравятся, – сказал Ваня.
Скрипнула входная дверь. Марков повернул голову и тут же поднялся с табурета. На пороге стояла Лиза.
– Мама, а мы с дядей Жоржем рисовали, – сообщил Ваня и протянул Лизе листы, – Вот, погляди…
Лиза кинула взгляд на рисунки и только всплеснула руками.
– Давай подарим их маме, – произнес Марков и спрятал от Лизы виноватые глаза.
– Мама, это тебе от нас, – протянул рисунки мальчик.
– А бумага и карандаши – твой подарок. – Марков вытряхнул из саквояжа все не относящиеся к делам бумаги и канцелярские принадлежности. – Рисуй на здоровье.
– Ух ты, спасибо! – Ваня был в восторге.
Поезд у Маркова был глубокой ночью. Они вполголоса проговорили допоздна за маленькой загородкой, где на колченогом столике у Лизы стояли примус, старый заварочный чайник и две металлические кружки с отбитой эмалью. Широко раскинув руки, в комнатке сопел на кровати Ванька.
– Ты знаешь что-нибудь о нем? – сразу же в лоб спросила Лиза, как только они остались наедине. Марков понял, что речь идет о Сашке.
– Нет. – Он отрицательно покачал головой и отвернулся к окну.
На мгновение в глазах у Лизы сверкнули слезы. Она быстро поднялась, бесшумно выглянула в комнату, убедившись, что сын спит. Снова села за стол, поправила выбившуюся из-под платка прядь волос. Марков увидел, что ее волосы наполовину седые, уперся лбом о свою поставленную на стол руку и молчал.
– Тогда в Крыму нас укрыли добрые люди – хозяева того дома в армянском селе, – рассказывала Лиза. – Выдали нас за своих дальних родственников. Чего им это стоило – ведь потом в Крыму проверяли всех… Если б не они… – Лиза запнулась, слегка покачала головой. – Ведь Сашка навещал нас в октябре двадцатого, они его видели…
– Мир не без добрых людей, слава Богу, – не меняя позы, глухо отозвался Марков.
Лиза продолжала каким-то чужим, отстраненным голосом:
– Родителей взяли в заложники и расстреляли. Еще в Новочеркасске. Мы все время переезжали. Документов никаких. Назвалась солдаткой, потом записала Ваню с семнадцатого года рождения…
– Вот оно что, – понимающе кивнул Марков.
– А муж для всех погиб на германской – и кончен разговор, – глядя в упор на Маркова, произнесла Лиза. И, изменившись в лице, бросила Маркову в лицо: – И никаких вопросов о гражданской войне, Жорж. Слышишь, никаких!
– Лиза, Лиза… – Марков взял ее за руку.
– Все, Жорж. Плакать не могу, а сломаться права не имею. Я должна поднять Ваньку. Имеет значение только это.
– Разреши вам помочь. – Марков вытащил из кармана пачку ассигнаций, положил на край стола. – Я вышлю вам еще переводом.
– Послушай, Жорж, – тоном, которого он раньше от нее не слышал, проговорила Лиза. – За себя я не боюсь. Но…
Она кивнула головой на загородку, за которой спал Ваня.
– Они все о тебе знают, Жорж?
Кто эти «они» – объяснять не было надобности.
– Разумеется, нет, – горько усмехнулся Марков. – Ходил бы я иначе по белу свету…
– Так вот, – жестко и сухо продолжала Лиза. – Ничего не присылай нам. Нас не ищи и нам не пиши. Отсюда мы тоже уедем. Куда – не спрашивай.
Марков смотрел на нее, играя желваками.
– Ты очень хороший, Жорж, – чуть дрогнувшим голосом произнесла Лиза. – Не упрекайте себя ни в чем.
Он понял, что последние слова предназначались им с Лукиным вдвоем.
– Так надо, Жорж.
Он уходил в ночь. Моросил мелкий дождик. Пройдя через город, Марков вышел к вокзалу. Вдалеке, осветив прожектором рельсы перед собой, появился паровоз, медленно вытягивая из темноты вереницу пассажирских вагонов…
Марков рассказал, при каких обстоятельствах виделся единственный раз с Лизой и Ваней. Сашка долго сидел молча, обхватив голову руками.
– Это все? – не своим голосом спросил наконец Лукин, проглотив комок в горле.
– Не совсем… – после некоторого раздумья проговорил Марков.
В 1942-м, дождавшись снятия своей судимости, Марков все же написал из действующей армии в тот город за Уралом, на улицу Железнодорожную, 45. В глубине души он надеялся, что война все-таки изменит отношение режима к людям. Казалось, к тому были предпосылки. Тем более что ничего особенного в его письме не было – обычный привет с фронта. Ответа долго не приходило. Вероятно, его и не следовало ждать – ведь предупреждала Лиза, что съедут они с этого адреса. Самому Маркову писем получать было не от кого, поэтому он чрезвычайно удивился, когда почти через год, летом 1943-го, прибывший в роту почтальон неожиданно выкликнул его фамилию.
– Вот ведь как, – порадовался тогда за командира сержант Куценко. – И офицерские погоны, и письмо наконец получили. А то ведь никто вам не пишет – неправильно это, товарищ лейтенант.
Письмо было от Лизы. Оно пришло из северного Казахстана, со станции Кайранколь. Видимо, каким-то образом она все-таки получила послание Маркова, адресованное на Железнодорожную улицу того уральского городка. Никак иначе она бы его разыскать не смогла. В письме было всего несколько строчек. Пробежав их глазами, Марков тут же понял, почему после стольких лет она все же решилась написать. Собственно, это было не письмо, а копия ответа с запроса в воинскую часть, номер которой был старательно замаран военной цензурой. В ответе на запрос гражданки Лукиной Елизаветы Григорьевны сообщалось, что лейтенант Лукин Иван Александрович пропал без вести во время боев на западном фронте в июле 1941 года. Ниже Лизиной рукой было приписано всего четыре слова: «Вот так вот, Жорж». Только тогда, получив это письмо, Марков до конца понял, какой сильной она была все эти годы. Гораздо сильнее их с Сашкой. Но эту ношу – известие о Ване – она уже не смогла нести одна.
Марков тогда же, наплевав на все, не теряя времени, написал ответ, убеждая, что еще не все потеряно, что есть надежда. Выслал Лизе свой денежный офицерский аттестат. Через некоторое время все вернулось обратно с пометкой, что адресат выбыл в неизвестном направлении…
Наверное, если бы на Ваню пришла похоронка, он не рассказал бы Лукину этого продолжения. Расстегнув нагрудный карман гимнастерки, Марков вытащил потрепанный бумажный треугольник письма, протянул Лукину. Сашка развернул, подсветил фонариком, пробежал глазами строчки и с размаху ударил кулаком о кирпичную стенку. Марков обхватил беззвучно закусившего губу друга за плечи. Из разбитых костяшек сашкиной руки обильными ручьями потекла кровь. Марков нашарил в кармане бинт, начал обматывать им разбитую кисть.
