Смерть идет по пятам. Вне подозрений. Кровь в бухте Бискайн - Эдгар Бокс

— Да, любимый. Я была соблазнительной школьницей, а ты солидным выпускником. Здорово мы тогда купались, а луна так же светила. Смотри, мы здесь не одни. — Несколько плоскодонок причалили к берегу, влажные тела пловцов сверкали, словно отлитые из серебра статуи.

— Между двадцатью и тридцатью большая разница, — сказал Ричард. — В двадцать не боишься схватить ревматизм или застудить мочевой пузырь.

Они направили байдарку к причалу. Молча вытащили ее из воды, полюбовались окутанной белым туманом рекой.

Медленно пошли домой. У калитки им повстречалась Энни.

— Guten Abend, gnädige Frau, Herr Professor.[16]

Это была высокая девушка с милым добродушным лицом и милыми светлыми кудряшками.

— Добрый вечер, Энни. Прощалась с приятелями?

Энни кивнула. В руках у нее было множество маленьких свертков.

— Попили чай с пирогом, повеселились. Было очень gemütlich.[17] — Она оглядела свертки. — Вот дали подарки, — добавила она. Энни тщательно выговаривала английские слова, которым ее обучила Френсис. — Я так рада.

— Хорошо, Энни. Иди спать: тебе завтра предстоит долгое путешествие.

Энни снова кивнула головой.

— Доброй вам ночи.

Они обошли сад.

— Странно, Ричард. Я так устала, наверху меня ожидает большая удобная кровать, а мне еще хочется побыть здесь и полюбоваться звездами.

— Ненавижу прозу, но думаю, подошло время спать. Завтра тяжелый день. Как всегда: в последнюю минуту находится куча дел. — Френсис улыбнулась, Ричард обвил рукой ее талию и повел в дом. На ступеньках он остановился и поцеловал ее.

— Поцелуй не испортит сегодняшнего вечера, — сказал он. Губы его смеялись, в глазах появилось то самое выражение, которое больше всего нравилось Френсис.

Глава 4

Начало путешествия

Неприятное путешествие через Ла-Манш по обыкновению сменилось тягостным волнением, пока поезд в Дьеппе поджидал задержавшихся пассажиров. Вместе с многочисленной группой туристов они прошли таможню и покинули небольшое помещение, где им поставили в паспортах печати. Уютно устроившаяся в уголке Френсис с интересом разглядывала окружающих. Она оглядела сидевшего напротив Ричарда, он развалился на сиденье и закрыл глаза. Мореплаватель он был никудышный, но с таможенниками умел находить общий язык. Наблюдая, как мужья изводили бесконечными придирками своих жен, настроение которых отнюдь не улучшилось от сочувственных взглядов благодушных холостяков, она мысленно возблагодарила всевышнего за то, что тот послал ей такого спокойного человека, как Ричард. Это была та стадия путешествия, когда большинство людей начинают терзаться вопросом, стоило ли ради подобных хлопот лишать себя домашнего уюта.

Последней взбалмошной бабенке помогли взобраться в вагон. Сумятица в коридорах улеглась. Поезд медленно, с чрезвычайной осторожностью двинулся в путь. У входа в купе остановились два парня.

— Подойдет, — сказал один, едва поглядев в их сторону. Они забросили на полку свои рюкзаки, вслед за которыми туда же полетели непромокаемые плащи. Студенты, наверное, подумала Френсис, разглядывая журнал. Как и Ричард, они носили костюмы из темно-серой фланели с приколотыми булавками нашивками, потертые туфли из коричневой замши, небрежно надетые воротнички и украшенные иероглифами галстуки научного общества.

Поезд медленно тащился вдоль улиц, словно повидавший виды трамвай. Чумазые тонконогие ребятишки в выгоревших голубых костюмчиках прерывали свои игры и разглядывали паровоз. Их более старшие сестры, высунувшись из высоких узких окошек неодобрительно глядели на людей, отважившихся отправиться в Париж. Кумушки у калиток или невзрачных лавчонок на мгновение переставали сплетничать. Еще один поезд прошел, а народу-то тьма. Выгода мужикам, работающим на причале: приезжавшие туристы давали щедрые чаевые. Благодушные, уставшие от жизни старики читали газеты в кафе за мраморными столиками. Один из них вытащил часы, поглядел на них, поглядел на поезд и покачал головой. Без сомнения, мир был иным, когда он работал в порту.

Она сложила журнал. Невозможно читать за границей в поезде. Все волновало ее, другие дома, люди, поля, сады. Она посмотрела на Ричарда. Тот угрюмо разглядывал поля и, видимо, о чем-то размышлял. Перехватив ее взгляд, он поднялся.

— Выпьем, Френсис, чаю или чего-нибудь еще. Ты после завтрака еще не ела, а я вообще во рту ничего не держал. — Он пытался сохранять спокойствие. — Ничего нет лучше, чем вернуться на твердую землю, хотя тебя после этого и качает.

Пробормотав обычное «простите», они перешагнули через две пары вытянутых ног. В коридоре Ричард ухмыльнулся и сжал ей руку.

— Волнуешься? — поддразнил он ее. — Вижу, волнуешься.

— Волнение внутри меня, — улыбнулась Френсис. Такое случается с детьми, когда от сознания глубочайшей тайны у тебя вдруг похолодеет в желудке, закружится голова, и если до этого никто ни о чем не догадывался, то сейчас тебя выдает блеск в глазах. Френсис смирила собственное возбуждение, постаралась выглядеть равнодушной. Она вспомнила, как Ричард сказал вчера вечером: «Сохраняй хладнокровие, не мельтеши. Не болтай ни о чем, даже когда, по твоему мнению, это безопасно. Не говори, не подумавши. Не паникуй, даже если почувствуешь приступ женской интуиции. Твое волнение я прочту по глазам. Говорить о делах будем по ночам в постели. Будь осмотрительной, и мы не проиграем». «Мы не проиграем!» Она прогнала охватившее ее возбуждение и поняла, что самоконтроль — надежное средство против страха. «Мы не проиграем!». Заключавшаяся в этих словах истина взволновала ее. Она слышала, как Ричард заказал чай. «Мы не проиграем, мы не проиграем, мы не проиграем», — дразнили колеса поезда. Неожиданно она почувствовала, что никогда в жизни они с Ричардом не были такими одинокими.

— Так-то лучше, — сказал Ричард и закурил. — В купе слишком тесно. Что же ты хочешь посмотреть в Париже?

Интересно, подумала она, как люди меняются, когда попадают за границу. Более половины вагона составляли англичане, но все они уже на себя не похожи. Она почувствовала, что Ричард внимательно за ней наблюдает. Улыбнулась ему и попыталась унять разбушевавшееся воображение. Вот уж на самом деле милое начало, когда каждый толстый шведский коммивояжер кажется тебе агентом ГПУ, а тот общипанный замухрышка-чиновник напоминает тебе германского шпиона. Я чересчур начиталась Хичкока, подумала она; пользы от этого никакой, один вред.

Ричард продолжал говорить, он, кажется, почувствовал ее состояние. Она постаралась вслушаться, его речь прежде всегда ее успокаивала. Как тогда, когда она карабкалась на свою первую вершину и неудачно поставила ногу, так неудачно, что сама уже смирилась с неизбежным падением и воспринимала свою гибель с холодной отчужденностью, но Ричард говорил исключительно спокойно, всецело овладел ее вниманием, и она забыла про маячившую на дне пропасти смерть, а ноги сами вынесли ее на безопасное место. Сейчас Ричард говорил о французских крестьянах. Французский крестьянин, доказывал он, не способен понять «Гроздья гнева».

Френсис разглядывала фермы, которые, казалось, вырастали из-под земли, эти крошечные палисадники, ограждавшие дома от полей и тщательно спланированные до последнего дюйма, и готова была согласиться с доводами мужа. Она подумала об отчаянии таких же крестьян во время минувшей войны, когда они увидели свои поля, вспоротые осколками снарядов, опутанные колючей проволокой, отравленные газами, пропитавшиеся зловещим запахом смерти… И всего через несколько лет эти же поля снова прорезали аккуратные полоски земли, украсили новые деревья.

— Странно, как мало мы ценим мужество простого народа, — сказала она. — Больше всего мы сочувствуем тем, кто кричит о своих страданиях. А все это воспринимаем, как само собой разумеющееся. — Она указала на фермы. — И не задумываемся над такой дикостью. Смотрим на это и фантазируем: «Как хорошо здесь жить», а жизнь тут — это вытягивающий жилы труд и непрекращающаяся борьба, которая нам не под силу.

— У кутилы за душой нет ничего, кроме жалости к собственной персоне. А когда нация купается в роскоши, сам собой появляется диктатор. Беды и несправедливости врываются в двери, а разум улетает в окно. Этот вывод не делает чести человеческой породе. — Он помолчал. — Но, помилуй, с чего вдруг ты об этом заговорила?

Френсис кивнула на раскинувшиеся за окнами поля.

— Земля заставила.

Посетители заполняли вагон-ресторан и с жадностью разглядывали пустые тарелки.

— В зоопарке настало время кормежки, — сказал Ричард. — Надо идти. — Пока он возился с франками и сантимами, она увидела в зеркале отражение мужчины в сером костюме и девушки. Неужели это мы, удивилась она. Ричард перехватил направление ее взгляда. Засмеялся глазами.