Божественное пламя - Мэри Рено

Подъехали уже в сумерках. Из-за стен крепостных доносился запах кухонных костров, слышалось блеянье коз... А совсем рядом со стенами только чтобы стрелы не долетали - располагался македонский лагерь: целый город из кожаных палаток, шалашей, крытых тростником с реки, и перевернутых приподнятых повозок. На фоне закатного неба силуэтом чернела деревянная осадная башня, высотой в тридцать шесть локтей. Стража при ней - укрытая от стрел и камней с крепостной стены завесой из толстых бычьих шкур - стряпала себе ужин... Где стояла кавалерия, ржали на привязи кони... На платформах громоздились баллисты... Огромные машины похожи были на драконов, напружинившихся для прыжка: деревянные шеи вытянуты вперёд, а гигантские луки, стреляющие целыми брёвнами, распростёрты в стороны, будто крылья.

Из кустарника, что поодаль, доносился запах нечистот; а вокруг пахло дымом, жареной рыбой, немытыми телами мужчин и женщин... Бабы обозные были заняты ужином; кое-где щебетали или плакали их случайные ребятишки; кто-то играл на лире, которую не мешало бы настроить...

Тут же располагалась деревушка из нескольких хижин; жители из неё бежали, в крепость или в леса. Её расчистили для офицеров; а в каменном доме старейшины - две комнаты и пристройка-навес - разместился царь. Лампы его было видно издали.

Александр выехал в голову колонны, чтобы Клейту не вздумалось сдать его, словно ребёнка. Глазами, ушами, ноздрями - всем существом своим он впитывал атмосферу войны: здесь было совсем не так, как в казармах или в лагере учебном. Когда подъехали к дому, дверной проём загородила квадратная фигура Филиппа. Отец и сын обнялись и стали разглядывать друг друга при свете костра.

- А ты подрос, выше стал...

Александр кивнул.

- Мать шлёт тебе привет и надеется, что ты в добром здравии... - Это он для окружающих сказал. Отец сразу не ответил, возникла напряжённая пауза... Но он добавил: - А я тебе мешок яблок привёз, из Мьезы. Нынче яблоки отменные, хорошо уродились.

Лицо Филиппа потеплело. Яблоки из Мьезы - это вещь, Мьеза яблоками славится... Но главное - позаботился!... Он хлопнул сына по плечу, поздоровался с его товарищами, отослал Филота на квартиру к отцу... Потом сказал:

- Ну, давай заходи. Заходи, ужинать будем.

Горят две лампы на бронзовых подставках, стол на козлах, в углу прислонены царские доспехи и оружие... Из стен сочится запах давно обжитого дома... Вскоре пришёл Пармений - сели ужинать. Подавали царские оруженосцы, подростки; сыновья тех отцов, чей ранг давал им право учиться манерам и войне в качестве личных слуг царя. Золотистые сладкие яблоки внесли на серебряном блюде.

- Надо вам было завтра приехать, - сказал Филипп. - Мы бы вас уже там разместили.

Он показал огрызком яблока на крепость. Александр наклонился вперёд, поперёк стола. Пока ехали, он успел загореть; а теперь ещё и щёки разрумянились, волосы и глаза блестели в свете ламп, - он словно горел, как лучина.

- Когда атакуем?

Филипп улыбнулся Пармению:

- Ну что ты станешь делать с этим мальчишкой?!

Начинать собирались перед самой зарёй. После ужина собрались офицеры, обговорить последние детали. Подойти к крепости надо затемно. Крепость закидают зажигательными стрелами - пусть у них там горит всё что горит... Пока поднимают лестницы, баллисты и осадная башня ведут заградительную стрельбу по стенам; тем временем к воротам подкатывают таран на мощной передвижной раме, с башни выкидывают подвесной мост... И тогда - штурм.

Офицерам всё это было давно известно - штурм он и есть штурм, они все одинаковы, - оставалось только уточнить, где кто и что делает на этот раз.

- Отлично, - заключил Филипп. - Есть ещё время поспать. Давайте, всем на отдых.

Оруженосцы понесли в заднюю комнату ещё одну постель. Александр какой-то момент следил за ней глазами, не сразу понял. Перед самым сном уже и доспехи вычистил - он вышел; найти Гефестиона и сказать ему, что он договорился - на штурм их поставят рядом, - и ещё объяснить, что ночевать ему придётся у отца. Раньше это ему и в голову не приходило.

Когда он вернулся, отец только что разделся и отдавал оруженосцу свой хитон. Александр чуть задержался в дверях - потом вошёл, говоря что-то, чтобы не выдать смущения. Он не мог, на самом деле не мог понять, почему при виде отца испытывает такое омерзение и стыд. Он не помнил, чтобы когда-нибудь видел отца обнажённым.

К восходу крепость пала. Из-за холмов, скрывавших Геллеспонт, поднимался яркий золотой свет; с моря дул свежий ветер... А над крепостью висели резкие запахи дыма и гари, крови, вспоротых кишок и грязного пота.

У обожжённых стен до сих пор стояли лестницы из целых неошкуренных сосен, на которые взбирались по двое в ряд. Кое-где ступеньки выломаны - это в спешке наступил ещё и третий... У разбитых в щепки ворот висел таран, на раме с крышей из толстых шкур. Высунутым языком лежал на парапете подвесной трап осадной башни.

Издали доносился весёлый перезвон молотков. Это мужчин-фракийцев, кто остался в живых, ковали в кандалы; перед дорогой в Амфиполис, на невольничий рынок. Филипп полагал, что такой пример будет поучителен: надоумит кипселийцев сдаться без боя, когда до них очередь дойдёт. А среди лачуг, прилепившихся изнутри к стенам, будто ласточкины гнёзда, солдаты охотились на женщин.

Царь стоял на стене; с Пармением и парой вестовых, разносивших его приказы. Стоял спокойно, даже расслабленно, как хорошо потрудившийся пахарь, успевший поднять большое поле и засеять перед дождём. Несколько раз, - когда снизу доносился крик, терзавший уши, - Александр оглядывался на отца; но тот продолжал свой разговор с Пармением, как ни в чём не бывало. Люди сражались на совесть и заслужили ту скудную добычу, какую можно здесь найти... Сдался бы Дориск - никто бы и не пострадал...

А Александр с Гефестионом вспоминали минувший бой. В башне над воротами никого не было кроме них, если не считать мёртвого фракийца. А ещё - плита с именем и всеми титулами Ксеркса, Царя Царей, несколько грубых табуретов, полкаравая чёрного хлеба... Да на полу валялся палец с грязным обломанным ногтем, сам по себе. Гефестион пнул его ногой под стену; это мелочь в сравнении с тем, что им довелось увидеть сегодня.

Сегодня он заслужил свой пояс для меча. Одного убил наверняка, тот пал на месте... Александр считал, что не одного, а троих.

Сам Александр трофеев никаких не подбирал, и скольких убил - не считал. Едва взобрались на стену - офицера, что командовал их отрядом, сбросили вниз. Никто и опомниться не успел - Александр крикнул, что надо брать башню, откуда забрасывали камнями и стрелами таран у ворот. Заместитель командира, человек неопытный, промедлил - и тотчас потерял своих людей: они уже мчались за Александром. Карабкались по древней грубой кладке, прыгали через горящие трещины, дрались с дикими защитниками в синей татуировке... Вход в башню оказался узок. Когда Александр ворвался внутрь, остальные застряли из-за давки, и был момент, когда он сражался один...

Теперь он стоял, покрытый кровью и пылью, и глядел вниз, на другое лицо войны. "Но, - подумал Гефестион, - он же ничего не видит сейчас!..." Говорил он очень ясно, помнил каждую подробность; а у Гефестиона всё уже сливалось, словно сон вспоминал. Его картина боя уже поблекла, а Александр до сих пор был ещё там: в таком состоянии был, из которого выходить не хотелось, как не хочется уходить с того места, где тебя посетило видение.

На предплечье у него остался порез от меча. Гефестион остановил кровь от своей юбочки полоску оторвал... Потом выглянул наружу, на светлое гладкое море, и предложил:

- Пойдём вниз, искупаемся. Грязь смоем.

- Давай, - согласился Александр. - Только сначала надо к Пифону зайти. Он же меня своим щитом прикрыл, когда те двое навалились, потому тот бородатый и достал его. Если бы не ты - ему бы вообще не жить...

Он снял шлем (обоим перед отъездом выдали оружие с общего склада в Пелле) и провёл рукой по влажным волосам.

- Тебе бы подождать, на нас бы оглянуться, а не прыгать туда одному. Ты же знаешь, что бегаешь быстрее всех; за тобой так сразу не угонишься!... Я тебя убить был готов, когда мы там застряли в дверях.

- Они камень собирались скинуть, вон тот. Ты только глянь, какой здоровенный. А про вас я знал, что вы рядом.

- Камень-не-камень - ты всё равно полез бы, это ж на тебе написано было! Просто счастье, что жив остался.

- Не просто счастье, а помощь Геракла, - спокойно возразил Александр. И быстрота. Я их бил раньше, чем они успевали.

Оказалось, что это легче, чем он ожидал. Самое лучшее, на что он надеялся при своих постоянных тренировках с оружием, - что не слишком сильно будет проигрывать опытным бойцам. Гефестион словно подслушал его мысли:

- Эти фракийцы - крестьяне. Они дерутся два-три раза в год, когда в набег пойдут или меж собой погрызутся. Почти все тупые, а хорошо обученных и вовсе никого. Настоящие солдаты, как у отца твоего, изрубили бы тебя в куски. Ты бы и войти не успел.