Словарь запрещенного языка - Лия Престина-Шапиро

   Итак, я научился читать... Но ведь идиш — родная сестра иврита, и все гебраизмы пишутся там на иврите. Так я знал, что встреча с ивритом мне еще предстоит...

   И вот, приехав в Израиль, я получаю от своих киевских друзей словарь Феликса Львовича Шапиро... Это был мой первый словарь. Но тут же добавлю: и ЕДИНСТВЕННЫЙ, Прожив с этим словарем более 20 лет, я точно знаю, в чем же его главное достоинство. Мой ответ прост и ясен: незабвенный Феликс Львович

был не только блестящим знатоком иврита, но он абсолютно виртуозно владел языком русским, умел понять не только тонкости иврита, но знал, как найти им точное русское соответствие. В этом он не имел и не имеет себе равных по сей день. Конечно, словарь Эвен-Шошана, положенный в основу словаря Феликса Львовича, — это и моя настольная книга, но не раз поражался я точности, ёмкости тех переводов, которые предложены Ф. Л. Шапиро в его словаре...

    В моей жизни словарь Феликса Львовича сыграл еще одну роль: начав учить иврит, я столь экстатически переживал открывшиеся мне красоту, богатство, строгость, логичность, совершенство иврита, что пытался сравнивать его с русским. А эти сравнения были для меня возможны только с помощью словаря Феликса Львовича. Так я принялся просто читать словарь, стараясь запомнить прочитанное. А затем я начал делать выписки, составлять тематическую картотеку... Потом я стал профессиональным синхронным переводчиком, работал со всеми израильскими президентами и главами правительства последние 13 лет... Недавно я закончил перевод с иврита на русский язык десятой книги, которая будет издаваться в России, заказ московского издательства. Без словаря Ф. Л. Шапиро завершение этого перевода было бы невозможным. Я не начинаю работы, если нет на моем столе словаря Ф. Л. Шапиро. Мой старый словарь наново переплетен, потому что я вожу его с собой и на Украину, и в Россию, и в другие места, а эти поездки не прибавили ему здоровья. Я так боюсь потерять словарь, что завел еще одну точно такую же книгу, изданную в России, которая никогда не выходит за стены дома.

    Я встречал в Израиле этот словарь у самых невероятных людей, старожилов, любящих русский и желающих сохранить его, ведь фотокопия этого словаря вышла в Израиле, а затем и переиздавалась неоднократно.

    Конечно, я вижу порой, как устарели некоторые приведенные в словаре термины и понятия, но и эти устаревшие понятия для меня — вехи на пути развития иврита. Я нашел несколько неточностей полиграфического, технического характера, но все это нисколько не умаляет достоинств словаря. Словарь этот по-прежнему остается для меня высоким образцом блистательной профессиональной работы, свидетельством глубоких знаний и подлинной любви к двум великолепным языкам, на которых стоит мир всякого культурного еврея — уроженца России — иврита и русского.

    Говоря о словаре Ф. Л. Шапиро, нельзя обойти молчанием тот вклад, который внес в успех этого предприятия замечательный ученый профессор Б. М. Гранде. По-моему, его краткий грамматический очерк языка иврит, приложенный к словарю, — наилучшая работа такого рода.

    Я не раз рекомендовал новоприбывшим, желающим с первых своих шагов в Израиле всерьез познакомиться с ивритом, понять его структуру, грамматику, морфологию, — углубиться в этот очерк языка иврит.

    Особенно хорошо воспринимает работу Б. М. Гранде научно-техническая интеллигенция из среды новых репатриантов. И большинство из тех, кто знакомится с этим очерком, стараются также достать словарь Ф. Л. Шапиро. Так растет число приверженцев, любителей и пользователей словаря Ф. Л. Шапиро, ас этим — и число людей, лучше усваивающих иврит, лучше ощущающих его красоту и очарованье.

    ...Помню, еще в нашу бытность в России мы могли много узнать о новых знакомых, если удавалось нам хоть мельком взглянуть на книжную полку в их доме... Сегодня в Израиле, увидев словарь Ф. Л. Шапиро в доме того или иного уроженца России, я могу тоже составить первичное представление о его языковых привязанностях и пристрастиях. Зачастую выбор словаря не случаен, и я всегда чувствую некую близость по отношению к тому человеку, у которого на книжной полке стоит словарь Ф. Л. Шапиро...

    Как-то так получилось, что эти заметки о словаре Ф.Л. Шапиро носят очень личный характер. Впрочем, это и не удивительно: моя жизнь немыслима без иврита, а иврит для меня немыслим без этого замечательного словаря...

    ...Сегодня по заказу одного из российских издательств я начинаю новую работу над переводом одного из известных ивритских романов. Как всегда, отправляясь в это трудное, увлекательное и длительное плавание, я всей душой, всем сердцем полагаюсь на неизменную помощь прекрасного штурмана — Феликса Львовича Шапиро, создавшего самый лучший иврит-русский словарь, достоинства которого просто трудно переоценить...

    А закончить мне бы хотелось фразой, завершающей предисловие к московскому изданию словаря Ф.Л. Шапиро, которое написал профессор Б. М. Гранде: «Пусть этот словарь послужит лучшим памятником светлой памяти большого знатока языка иврит и педагога Феликса Львовича Шапиро».

    В этой фразе, пожалуй, можно сделать два изменения: убрать первое слово «пусть» и вместо слова «послужит» написать: СЛУЖИТ!

    И да упокоится душа Феликса Львовича в мире! Свое дело на земле он совершил, а словарь его — великолепное тому свидетельство, лучший ему памятник, замечательно служит своему народу и его прекрасному языку!

Ф. ШАПИРО В БАКУ[48]

                                А. Дорфман, Тель-Авив

    Примерно с середины XIX века г. Баку играл видную роль в экономической жизни России. Это была маленькая кипучая Америка, с собственными миллионерами — королями нефти. Нефтяные промыслы притягивали сюда многих крупных специалистов в различных областях промышленности, а также ремесленников, людей свободных профессий и просто искателей приключений.

    В пестрое многонациональное население Кавказа безболезненно влилась молодая девятитысячная еврейская община, состоящая, с одной стороны, из горских и грузинских евреев, с другой — из евреев русских, в большинстве своем выходцев из Литвы.

    Баку был одним из немногих городов, расположенных вне «черты оседлости», где еврейская община сумела сохранить свою независимость, не став на путь самоизоляции и не растворяясь в инородной среде. Еврейских детей здесь не дискриминировали, двери местных городских училищ были всегда открыты перед ними, но среди местной еврейской интеллигенции зрело понимание того, что в этом-то и таилась опасность ассимиляции, что для сохранения национальной самобытности необходимо дать подрастающему поколению еврейское воспитание.