Словарь запрещенного языка - Лия Престина-Шапиро

    Однако и словарь Феликса Шапиро учил русских евреев ивриту. Рассказывает Алексей Лоринсон:

    «Я взял в нашей издательской библиотеке словарь Шапиро, в формуляре которого не было ни одной записи — естественно. И по нему за одну ночь я научился писать и читать на иврите. Я изучил всю грамматику, которая там есть.

    Я не очень способен к языкам. Английский я учу всю жизнь, я с него перевожу, но так и не научился на нем говорить. Нет — вся моя способность к языкам выразилась в одном только иврите. Это был эмоциональный взрыв. Я выучил все, что было в словаре Феликса Шапиро, в грамматическом очерке Б. Гранде, кстати, блестяще составленном! Я по сей день считаю, что это лучшее пособие по грамматике иврита на русском языке.»

    Сегодня иврит-русских словарей насчитывается около двух десятков. История их создания уходит в прошлый век — к 1859 году.

Дореволюционные и послереволюционные, изданные совсем недавно и почти забытые. Словари Элиэзера Бен-Иегуды и И. Штейнберга, Ш.И. Финаи И. Гразовского, Авраама Кагана, И. Керена, М. Дрора, И. Левин-ского... Множество.

    И среди них один — несравненный. Непревзойденный.

    25 мая 1994 года, через тридцать с лишним лет после выхода в свет словаря, составленного Феликсом Шапиро, в Иерусалиме открылась научная конференция «Иврит-русские словари», посвященная памяти московского лексикографа. Сама эта конференция была знаком признательности и благодарности ученому, учителю, подвижнику Феликсу Львовичу Шапиро.

    В Иерусалиме, в Еврейском университете, в его южном кампусе Гиват-Рам, в круглом конференц-зале «Бельгийского дома» собралось несколько сот человек, свободно говорящих на иврите и русском. В президиуме, за длинным столом — цвет израильской лексикографии: профессора Аарон Долгопольский и Михаэль Дрор, Иосиф Гури и Барух Подольский, Авраам Соломоник и Исраэль Палхан, Эдна Лауден и Михаэль Холмянчкий. Все они — авторы очень разных иврит-русских словарей, так же непохожих один на другой, как не похожи друг на друга их составители... Блестящая плеяда израильских лексикографов работает в трудной и увлекательной области — кропотливо и неустанно они возводят мост между двумя культурами, между двумя языками — русским и ивритом. Один за другим сменяли они друг друга на трибуне. Жесток был регламент. Но даже сокращая свои доклады, никто из них не отказал себе в возможности сказать несколько слов о Феликсе Львовиче — отдать дань уважения и восхищения человеку, чей вклад в их общее дело, в возведение моста между израильской и русской культурой, не теряет своей ценности, несмотря на быстро проходящее время.

ФЕЛИКС ШАПИРО И ЕГО ДИНАСТИЯ

                            Ривка Рабинович. Тель-Авив

    «Вот тут в тексте мне непонятно одно выражение», — «Давайте возьмем Шапиро, посмотрим». «Да разве такое словосочетание найдется у Шапиро?» — «Да вот оно, смотри!»

    В каком доме новых олим, в каком классе ульпана не слышались эти слова «давай возьмем Шапиро и посмотрим»? В каком доме выходцев из СССР еще сегодня, после многих лет, прожитых в Израиле, не красуется на почетном месте среди самых дорогих сердцу книг толстый, изрядно потрепанный том — иврит-русский словарь Феликса Львовича Шапиро?

    Это не только словарь. Это друг, собеседник и советчик. Мы так привыкли при возникновении любой сложности с ивритом «брать Шапиро и смотреть», что не задумывались о человеке, носившем это имя, человеке, чей удивительный труд помог нам в нашей абсорбции. Может быть, это была с нашей стороны черная неблагодарность; но, может быть, это идеальный случай, о котором мечтает каждый человек творчества: совершенно слиться со своим творением, перевоплотиться в него.

    Но, помимо жизни в строках словаря, у Феликса Шапиро было и реальное земное существование. Однажды в редакции раздался телефонный звонок и приятный, молодой женский голос сказал: «С вами говорит Лия Престина-Шапиро, дочь составителя словаря. На этих днях моему отцу исполнилось бы 110 лет».

    Так за пожелтевшими страницами словаря (он был издан на очень плохой бумаге) встал человек. Если фамилия Шапиро олицетворяла для нас словарь, то фамилия «Престин» известна всем как семья многолетних отказников, участников упорной и бескомпромиссной борьбы за право алии в Израиль. Поистине букет знаменитых имен. Семья Престиных — сегодня в ней четыре поколения, женщина с очень молодым голосом оказалась прабабушкой — прибыла в Израиль немногим более года тому назад благодаря новой политике гласности и демократизации в СССР.

    Это совершенно особенная семья. Принято считать, что «нет пророка в своем городе», а тем более в своей семье. Люди, живущие под одним кровом с большим человеком, редко умеют оценить его по достоинству. Чаще всего внуки посмеиваются, когда их дедушки рассказывают о своих подвигах.

    Здесь все иначе. В семье Престиных, со всеми ее ответвлениями, свято хранят память Феликса Шапиро. «Хранительницей уголька» является его дочь Лия. Уголек не погаснет, поскольку она сумела привить любовь, уважение и интерес к знаменитому деду и своим детям — Володе и Инне, невестке и зятю, а также их детям — правнукам Феликса Шапиро. Только праправнучка Рути пока еще не понимает, каким большим человеком был ее прапрадед, но и она поймет это в свое время.

    Файтель (Феликс) Шапиро родился в Хол-Амоэд Песах 1879 года в еврейском местечке вблизи Бобруйска. Каждый год в один из дней Песах семья собирается ыа празднество, посвященное ему. На этом празднестве читают его биографию, как Агаду в ночь Седера, и смотрят кустарным образом снятый фильм, где снят Шапиро в окружении родных в день его юбилея.

    Я имела честь быть приглашенной на такое празднество в этом году. Оно состоялось в Беер-Шеве, в доме Инны, дочери Лии и внучки Феликса Шапиро.

    Полная тишина царила за столом, когда Лия, молодая и красивая, невзирая на годы, стала рассказывать об отце, хотя, надо полагать, все присутствующие, кроме меня, да еще маленькой Рути, слышали этот рассказ много раз и знают его почти наизусть. Воспроизведу его здесь в общих чертах.

    Лия Престина помнит родительский дом как теплый еврейский дом, но без религиозного фанатизма и национальной ограниченности. Феликс Шапиро не был религиозным человеком, но любил еврейские традиции, еврейские праздники, любил слушать канторское пение в синагогах, но дома не молился. В доме говорили по-русски. Свое блестящее знание иврита он не навязывал младшим в семье, хранил для себя.

    Можно только поражаться энергии и разносторонности его интересов. Например, в Баку он задолго до Макаренко организовал детский дом-коммуну с трудовым воспитанием для беспризорников. Как известно, после гражданской войны проблема детей-сирот и беспризорников была очень актуальна, и его опыт был перенят многими другими детскими домами.