Колеса ужаса - Свен Хассель

Малыш покачал головой.

— Как? Разве ты не совершал никаких злодейств? — выкрикнул Порта.

— Нет, никогда, — ответил Малыш. — Я всегда вел тихую, мирную жизнь и старательно выполнял порученные задания.

— Ну и ну, черт возьми! В таком случае я такой же чистый и добродетельный, как сам святой Антоний!

— Подумай как следует, — предупредил Легионер. — Будет очень печально, если через полчаса тебе придется изображать коня-качалку под задницей у дьявола и дышать серными испарениями.

Малыш покачал головой, свирепо посмотрел, встал и пинком отправил каску в голову ефрейтора Фрайтага; тот в ярости подскочил, а Малыш дико заорал:

— Сядь, а то перережу горло и утащу с собой в ад. Буду не одинок…

Он испуганно умолк и умоляюще посмотрел на Легионера.

— Что еще ты хочешь узнать, кореш?

— Я ничего не хочу знать. Это Аллах. — Он набожно поклонился и пробормотал: — Аллах акбар!

— Теперь расскажи, что ты натворил в течение тридцати лет своей грешной жизни, — строго сказал Бауэр.

Малыш сделал глубокий вдох. Ему хотелось с кем-нибудь подраться, и он задумчиво поигрывал боевым ножом.

Порта приготовился оглушить его гранатой.

Малыша прошиб пот.

— Черт возьми, нелегко становиться праведным. Так, так! Дайте припомнить. Я дал пинка в живот одному болвану, и он умер. Но это было давно. А он был сущим кретином, куском дерьма, грязной свиньей.

— За что ты дал ему пинка? — спросил с любопытством Легионер. — Обычно ты такой тихий.

— Точно не помню.

Малыш всеми силами пытался отделаться от неприятного вопроса, однако Легионер был неумолим.

— Он умер сразу или долго мучился?

Малыш утер лицо протиркой для чистки оружия и весь перемазался маслом.

— Этот Франц был негодяем. Его бы все равно повесили. — Малыш становился напыщенным. — Клянусь Богом, пнув эту тупую свинью, я оказал услугу обществу. Он был злейшим врагом мира. Выманивал у шлюх деньги. — И, обрадованный этой мыслью, продолжал: — Да, вот поэтому я его и ударил. Клянусь Богом, поэтому! Подумать только, обманывать трудолюбивую шлюху. Сделать что-то было моим долгом.

Малыш потер руки и довольно огляделся.

— Ты лжешь, Малыш, — сурово вмешался Легионер. — Хочешь отправиться в ад в полном одиночестве? Вечно мучиться жаждой среди жадного огня? Целыми днями заряжать тяжелые минометы Сатаны?

Малыш облизнул пересохшие губы и хотел сделать большой глоток из бутылки, но вспомнил, что отдал ее Легионеру. Заломил руки и громко застонал.

— Подумать только, как напакостил мне этот мерзавец! Но все случилось по его вине. Он обманул меня. Обещал столько пива, сколько я смогу выпить, а когда я вежливо попросил его сдержать слово, обнаглел и ударил меня вот сюда. — Малыш указал на левое ухо. — Больно ударил, так что это была самозащита. Мне пришлось идти на парад с нечищеным ремнем, а этот гнусный скот, фельдфебель Пауст, записал меня в книгу. И этот треклятый Франц обещал еще многое. Но я больше не держу на него зла.

— То есть ты не хотел платить за выпитое пиво и решил заставить его раскошелиться. А он отказался? — жестко спросил Легионер.

— Ну, не нужно говорить такие вещи. Неприятно слышать.

— Так было или нет? Аллах все видит. Аллах все слышит.

— Ну, ладно, раз тебе так того хочется, он был паршивой тварью, парализованным быком, холощеным бараном, и от него было одно только зло.

Легионер поднял руку.

— То, что ты сейчас сказал, я воспринимаю как личное оскорбление, Малыш, мой бывший заклятый враг, мой теперешний друг. Дашь мне бутылку водки в виде штрафа?

Малыш молча кивнул.

— Тебе придется дать две. Продолжай объяснения.

Малыш с трудом сглотнул, взъерошил густые волосы и потеребил воротник.

— Франца наверняка бы повесили, если б он выжил. Я не мог ничего поделать, он вылетел в окно и упал на кол на клумбе.

Легионер покачал головой.

— Мрачная история.

Малыш нервозно посмотрел на него.

— Не бросит же Аллах меня в ад за этот незначительный эпизод? Даю слово чести…

Порта захохотал, услышав, как торжественно произнес Малыш последнее слово.

Малыш укоризненно посмотрел на него.

— Не смейся, Порта. Мое слово чести для меня свято, и я даю тебе слово чести в том, что Франц был негодяем, от которого Аллах с отвращением отвернулся бы.

Легионер обвиняюще направил палец на Малыша.

— Ты получишь отпущение, но это будет стоить тебе девять литров водки или хорошего немецкого шнапса.

— А где, черт возьми, я их возьму? — заорал Малыш.

— Найдешь, и притом по-быстрому. Вспомни о своей короткой линии жизни, — неумолимо ответил Легионер.

— Ну, ладно же. Вы у меня дождетесь. — Он поплевал на ладони и оглядел все отделение. — Подвергнетесь у Малыша тяжкому испытанию, кровососы, укоротители линии жизни!

Этот интересный поворот в его духовной одиссее прервали вбежавшие в бункер эсэсовец и Кросника.

— Русские ушли! В траншеях не осталось ни одного человека. Мы слышали на дороге шум моторов и лязг гусениц. Это Т-34, и они позади нас!

Эсэсовец умолк, чтобы перевести дыхание.

Старик спокойно посмотрел на него.

— Ты ожидал, что они спросят у нас, когда им преследовать наши части?

— Кончай ты, я не идиот, — злобно прошипел эсэсовец. — Нам нужно бежать со всех ног, иначе окажемся в ловушке.

— Бежать? Ты уже второй раз заводишь разговор об этом, — язвительно усмехнулся Старик. — Смельчаками вы были дома, когда кричали: «Хайль!» Надеюсь, тебе ясно, что приказы отдаю здесь я. Может быть, я решил последовать совету твоего безумного фюрера и сражаться до последнего человека и последнего патрона.

Эсэсовец чуть не взорвался от возмущения.

— Ты называешь фюрера безумным? Я это навсегда запомню!

— Надеюсь, — усмехнулся Старик. — Однако ответь: хочешь сражаться до последнего человека и последнего патрона? Решай сам, выполним мы приказ фюрера или нет: погибнем в бою или сохраним свои жизни?

Эсэсовец переступил с ноги на ногу. Открыл рот, закрыл, но мы не услышали ни звука.

— Насколько я понимаю, твое молчание означает, что мы будем сражаться. Выполним приказ фюрера. Ну ладно, возьми у Плутона миномет и выходи на дорогу. Кросника и Хайде понесут боеприпасы. Сразу же начинайте бить по Т-34 и уничтожьте как можно больше, пока они не раздавят вас гусеницами.

— Безрассудство, — выпалил эсэсовец»

— Это говоришь ты — бывший член адольфовских СС? Значит, согласен, что Адольф безрассудный кровожадный маньяк?

Раздался голос Малыша:

— А ну, покажи ладонь, бестолочь.

Не успел эсэсовец ответить, как Малыш взял его руку.

— Хмм, шавка, линия жизни у тебя короткая. Марш к дороге, а то она станет еще короче!

Старик засмеялся.

— Ну что, согласились мы сохранить свои жизни вопреки приказу фюрера? Легко сражаться до последнего дыхания, когда не видишь Ивана и не слышишь «тридцатьчетверок». — Обратился к Плутону и мне: — Вы двое и Хайде пойдете к дороге, посмотрите, сможем ли мы перейти ее. Это наш единственный шанс.

Он разложил карту на патронном ящике. Мы с интересом наблюдали за его грязным пальцем, чертящим путь, по которому можно было выйти.

— Лес, похоже, обширный, — сказал Хайде. — Он густой?

— Да, — ответил Старик, — и большей частью болотистый.

Мы втроем, потея, двинулись по лесу. Противотанковое ружье тащил Хайде.

Дождевая вода стекала с касок нам за шиворот. Ремни терли. Мы дрожали в мокрой одежде. Ноги по колено утопали в грязи, в сапоги натекала вода. Каждый шаг был пыткой.

Плутон громко, многоэтажно выругался.

— Заткнись ты, — прошипел Хайде. — Иван явится на крик.

Плутон угрожающе поднял автомат.

— Сам заткнись, крыса. Не забывай, нам еще нужно свести счеты. Если Иван явится, мы все расскажем о твоих кровавых делах.

— Надо же, так распалились из-за какого-то крестьянина. До чего вы все ранимые! Это было просто ошибкой с моей стороны.

Плутон остановился.

— Ошибкой! — заорал он. По мокрому лесу раскатилось эхо. — Гнусная тварь, дерьмо вонючее, погоди, я вырву тебе язык. Говори тогда об ошибках с булькающей в горле кровью.

— Кончай ты, Плутон, — попробовал я вмешаться. — Оставь этого идиота. Застрели его, или пусть он проваливает к чертовой матери.

— Не твое дело, фаненюнкер. Не задирай нос перед Плутоном. Думаешь, я боюсь? — Он взмахнул над головой автоматом и заорал в темноту: — Эй, Иван, проклятый пес, сталинское дерьмо, иди, бери этого гнусного доносчика, унтер-офицера Хайде! Эй, Ива-а-ан!

Хайде бросил противотанковое ружье и побежал во все лопатки.

— Смотри, не упади, не разбей голову! — крикнул Плутон ему вслед.

Я поднял противотанковое ружье, и мы бесшумно пошли по лесу. Ветви влажно хлестали нас по лицу.

— Что за гнусная война, — прошипел Плутон. — Танкисты бегают, как пехота. Проклятый лес, ни черта не видно.