Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Франсиско Муньис родился в Аргентине в конце XVIII в. и был первым из нового поколения латиноамериканских натуралистов, многие из которых внесли ощутимый вклад в развитие эволюционной мысли. В 1814 г., в самый разгар аргентинской войны за независимость, он поступил в Военно-медицинский институт в Буэнос-Айресе. К 1821 г., когда он окончил учебу, Аргентина, Чили, Перу и Мексика – наряду с другими бывшими колониями – провозгласили независимость от Испании. Примерно в то же время в результате войны за независимость Бразилии в 1822–1824 гг. рухнула и португальская колониальная империя в Америке. Все это было частью широкого революционного движения, охватившего американские континенты в конце XVIII – начале XIX в. Сам Муньис участвовал в нескольких кампаниях в качестве военного врача и именно в этот период жизни увлекся сбором окаменелостей{307}.
Основную часть собранной коллекции Муньис пожертвовал Публичному музею Буэнос-Айреса, который был основан в 1825 г. при поддержке властей провинции. В прошлом все ценные находки, такие как окаменелые останки мегатерия, отправлялись в Испанию или Португалию. Но теперь, с обретением независимости, государство призывало латиноамериканских натуралистов рассматривать свою работу как вклад в создание нового национального достояния. «Наши чувства вскипели, как только нам стало известно, что предметы столь великой ценности, которые можно отыскать лишь на нашей земле, оказались в музее другой страны», – возмущался журналист городской газеты Буэнос-Айреса, когда выяснилось, что частная коллекция окаменелостей была продана в Великобританию. В стране создавались и новые научные учреждения. Все это было частью масштабных усилий по формированию в стране собственной науки, которая рассматривалась как ключ к экономическому процветанию и военной мощи. «Без собственной науки нет сильной нации», – заявил один из членов Аргентинского научного общества в Буэнос-Айресе{308}.
Франсиско Морено был одним из самых проворных охотников за окаменелостями в Аргентине XIX в. Он родился в 1852 г. в состоятельной семье и еще мальчиком начал собирать окаменелости, копаясь в земле на берегу реки Лухан, как это делал Франсиско Муньис за 10 лет до того. К 14 годам Морено уже организовал небольшой частный музей – в родительском доме в Буэнос-Айресе. В просторном шкафу за стеклом были выставлены окаменелые зубы, причудливые раковины и драгоценные камни. В 1873 г., вдохновленный дарвиновским «Дневником изысканий», Морено решил отправиться в собственную научную экспедицию. Договорившись о финансировании с Аргентинским научным обществом, он пустился на юг, в Патагонию, где Дарвин собрал много ценных образцов, в том числе ископаемые останки мегатерия. Следующие пять лет Морено следовал буквально по стопам Дарвина – от верховьев реки Санта-Крус до Магелланова пролива на юге. Он собрал огромную коллекцию окаменелостей, включая панцирь вымершего вида гигантских броненосцев, а также ископаемые останки различных морских животных{309}.
Как и исследования французских натуралистов в Египте, экспедиция Морено в Патагонию была бы невозможна без военной поддержки. В 1870-х гг. Аргентина озаботилась расширением своих границ на юг. Политические лидеры были серьезно обеспокоены: если Аргентина не заявит свои права на Патагонию, это может сделать другое государство. Чилийцы уже застолбили за собой большую часть Тихоокеанского побережья, тогда как Британия установила контроль над рядом малых территорий в Южной Атлантике, включая Фолклендские острова. Корабль «Бигль», на котором Дарвин осуществил кругосветное плавание (посетив в том числе и Фолклендские острова), был направлен в Южную Америку именно с этой целью: картографировать южноамериканское побережье, чтобы обеспечить британские интересы в регионе. Помня о потенциальных конкурентах, в 1875 г. власти Аргентины начали военную кампанию по «завоеванию пустыни». Аргентинская армия, ведя ожесточенные боевые действия против местных индейских племен, продвигалась все дальше на юг Патагонии. Тысячи коренных жителей были убиты, а остальные обречены на подневольный труд. Морено помогал военным, проводя предварительную разведку и топографическую съемку местности. Взамен его обеспечивали слугами, оружием и припасами. Аргентинская армия даже выделила Морено пароход, чтобы он мог более основательно исследовать побережье Патагонии{310}.
Именно в это время Морено заинтересовался вопросом эволюции человека. «Когда в 1873 г. я впервые посетил патагонские земли, меня поразило количество человеческих типов, находимых в захоронениях у старых индейских поселений», – позже вспоминал Морено. По всей видимости, его нимало не заботило то вопиющее культурное и физическое насилие, с которым был сопряжен его новый исследовательский интерес, – и он решил собирать черепа представителей коренных народов. «Я собрал обильный урожай черепов и скелетов», – с энтузиазмом писал Морено в своем дневнике. Следует уточнить: это были не древние окаменелости, а останки недавно умерших людей. Большинство черепов Морено похитил из индейских захоронений, а некоторые собрал на полях сражений в ходе военной кампании. Он даже выкопал тело своего погибшего индейского проводника, сопровождавшего его в походах по Патагонии. «Лунной ночью я эксгумировал труп, и этот скелет в настоящее время хранится в Антропологическом музее Буэнос-Айреса», – невозмутимо записал Морено{311}.
Это коллекционирование черепов напоминает нам о темной стороне истории эволюционного учения. Во второй половине XIX в., особенно после публикации книги Дарвина «Происхождение человека» (1871), натуралисты по всему миру принялись обсуждать эволюционное происхождение человеческого вида. При этом они зачастую только укрепляли существующую иерархию расовых различий: ошибочно утверждалось, что коренные народы представляют собой эволюционные «реликты», то есть являются дожившими до наших дней древними людьми. Отчасти поэтому Морено был так увлечен собиранием черепов коренных народов. Он считал, что найденные в Патагонии черепа могут рассказать о происхождении «доисторических индейцев», населявших Америку. «Я полагаю, что здесь находилось общее место захоронения для всех американских рас во время их вынужденных миграций на крайний юг», – пояснял Морено{312}.
Все это укрепляло популярное в Латинской Америке в конце XIX в. мнение, будто коренные народы – это остатки умирающей цивилизации, которая должна уступить место современным национальным государствам. Педагог, писатель и политик Доминго Фаустино Сармьенто, некоторое время занимавший пост президента Аргентины, даже воспользовался для доказательства этой идеи знаменитым высказыванием Дарвина. «Как только индейцы вступают в контакт с цивилизованными народами, это обрекает их на окончательное вымирание», – заявил Сармьенто в 1879 г., в разгар аргентинской военной кампании в Патагонии. Это была, по его словам, «борьба за существование как она есть». Сармьенто намеренно попытался представить военную агрессию как естественный отбор. Однако коренные народы Патагонии не «вымирали». Их истребляла аргентинская армия{313}.
После возвращения в Буэнос-Айрес Франсиско Морено был назначен первым директором нового Музея естественной истории в Ла-Плате, созданного властями Аргентины в 1884 г. В основу музейного собрания легла обширная частная коллекция самого Морено. Он разместил найденные в Патагонии окаменелые останки животных таким образом, чтобы продемонстрировать постепенное развитие (читай: эволюцию) различных видов с течением времени. То же самое он сделал и с человеческими останками, которые были выставлены в стеклянном шкафу с надписью «Аргентинский человек – современный и доисторический». Как и многие другие аргентинские натуралисты, Морено был убежден, что территория Аргентины и сопредельных стран особенно богата материалом для изучения эволюции. «Эти останки животных, переносимые океанами и реками, прежде чем отложиться под поверхностью Патагонии, свидетельствуют
