Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя его основной научный труд был опубликован в 1870-х гг., Северцов писал об эволюции еще с начала 1850-х гг. В 1855 г. он защитил диссертацию в Московском университете, посвященную связи между окружающей средой и разнообразием видов в окрестностях Воронежа, города на юго-западе России. В своей диссертации Северцов, как и Чарльз Дарвин, представил развитие видов в форме «древа» жизни. Позднее, в 1857 г., выступая с докладом в Санкт-Петербургской академии наук, он развил свои прежние идеи. По его словам, в природе существует «принцип эволюции, модификации, заложенный в организме». Как и многие русские натуралисты, Северцов придавал особое значение окружающей среде как движущей силе эволюции. «Под влиянием окружающей среды изменяются свойства вида», – заявил он академикам. Именно это выступление убедило Санкт-Петербургскую академию наук выделить средства на научную командировку Северцова в Среднюю Азию в рамках военной кампании. К тому времени многие члены академии также пришли к выводу, что живые виды могут претерпевать изменения, поэтому идеи Северцова были им близки. Они надеялись, что собранные им в Туркестане образцы позволят получить доказательства, необходимые для подтверждения эволюционной теории{323}.
Таким образом, после публикации в 1859 г. «Происхождения видов» идеи Чарльза Дарвина попали в России на благодатную почву. Отчасти это объяснялось тем, что, как и в других странах, российские натуралисты уже задумывались об эволюции. В Санкт-Петербургской академии наук обсуждали теорию «прогрессивного метаморфоза» еще в начале 1820-х гг., а студентам Московского университета преподавали концепцию эволюции с 1840-х гг. Сам Дарвин признавал важный вклад российского эмбриолога Карла фон Бэра в развитие теории эволюции в 1820-е гг.{324}
Кроме того, идеи Дарвина пришли в Россию в благоприятное время – в стране начинался новый период интенсивного научного развития. После поражения в Крымской войне 1853–1856 гг. новый царь Александр II инициировал серию масштабных образовательных и политических реформ. В то время многие считали, что Россия серьезно отстает от других европейских стран и нуждается в очередной модернизации наподобие петровских преобразований в конце XVII – начале XVIII в. «Если наши враги превосходят нас, то только благодаря силе своих знаний», – заявил министр народного просвещения А. С. Норов в 1855 г. В ответ на это в Российской империи впервые начали целенаправленно заниматься естественно-научной подготовкой учащихся в общеобразовательных школах. В рамках тех же реформ университетам была предоставлена определенная автономия (в назначении преподавателей и распределении выделенных государством средств). Это привело к созданию новых научных музеев и лабораторий, в том числе вышеупомянутого Музея зоологии при Московском университете, основанного в 1861 г., и Севастопольской биологической станции, созданной в 1869 г.{325}
Как и во многих других странах, энтузиазм по поводу идей Дарвина был тесно связан с волной модернизации. Новый либеральный журнал «Русский вестник», издававшийся в Москве, назвал «Происхождение видов» «одной из самых блистательных книг в области естественных наук», а секретарь Санкт-Петербургского общества естествоиспытателей заметил, что «почти все ведущие современные биологи являются последователями Дарвина». Уже в 1864 г. «Происхождение видов» вышло на русском языке. Так же быстро издавались и русские переводы многих других работ ведущих британских мыслителей-эволюционистов, в том числе «Место человека в царстве животном» (1863) Томаса Генри Гексли и «Естественный отбор» (1870) Альфреда Рассела Уоллеса. Эволюционное учение проникло и в русскую литературу. Лев Толстой включил в свой знаменитый роман «Анна Каренина» (1878) сцену, где один из персонажей в разговоре с Анной бросает фразу: «…évolution, подбор, борьба за существование». Другой великий русский писатель XIX в. Федор Достоевский был так впечатлен идеями Дарвина, что назвал того лидером европейской прогрессивной мысли. Разумеется, как и в других странах, дарвинизм в России наталкивался на некоторое сопротивление со стороны религиозных деятелей, особенно после публикации книги «Происхождение человека» (1871), которая даже была ненадолго запрещена правительственной цензурой. Но в целом придерживаться эволюционных взглядов в России XIX в. считалось вполне уважаемым делом{326}.
Однако этот энтузиазм вовсе не означал слепой веры в дарвиновские идеи. Даже самые убежденные дарвинисты признавали, что «Происхождение видов» оставило многие вопросы без ответа. В частности, многие российские натуралисты критиковали Дарвина за то, что он придавал слишком большое значение конкуренции между особями как главной движущей силе эволюции. Вместо этого они указывали на важность окружающей среды и болезней для естественного отбора. Многим также казалось, что Дарвин с его упором на конкуренцию пренебрегает ролью сотрудничества как в человеческом, так и в животном сообществах. Впрочем, это понимал и сам Дарвин. Он попытался затронуть эту тему в более поздних работах, в частности в «Происхождении человека», но так и не сумел убедительно объяснить, как природный мир, управляемый жесткой конкуренцией, порождает такие сложные формы сотрудничества, как строительство ульев колониями пчел или стайная охота у волков. Таким образом, российские натуралисты не только подхватили ранние идеи Дарвина, но также оспаривали и развивали их. Тем самым они внесли значимый вклад в развитие эволюционной мысли{327}.
Не отрывая взгляда от микроскопа, Илья Мечников внимательно наблюдал за найденной накануне личинкой морской звезды. Это было прекрасное, хотя и отчасти сюрреалистическое зрелище. На этой стадии своей жизни развивающееся существо было еще полупрозрачным, поэтому Мечников хорошо видел все подвижные клетки внутри его организма. Затем ученый проявил самую настоящую жестокость. Взяв острый розовый шип, он воткнул его в личинку и стал ждать. Как он и рассчитывал, личинка отреагировала на вмешательство. Под микроскопом было хорошо видно, что к месту прокола устремились клетки и начали скапливаться вокруг шипа. В течение следующих нескольких часов они постепенно вытолкнули шип из личинки. Мечников мгновенно осознал всю важность увиденного им явления. Это было первым прямым свидетельством того, что клетки животных способны координировать свои действия для выработки иммунного ответа. Докладывая о своем открытии на Съезде русских естествоиспытателей и врачей в 1883 г., Мечников представил «фагоцитарную теорию» иммунитета. Хотя о существовании белых кровяных телец ученым было известно с середины XIX в., их предназначение оставалось неясным. Большинство врачей того времени считало воспаление всего лишь симптомом болезни, за которым необходимо наблюдать. Однако Мечников понял, что это не так. Воспаление было не просто симптомом, а скоординированным ответом различных клеток, таких как фагоциты (что он и наблюдал, проткнув шипом личинку морской звезды), для борьбы с инфекцией. Это стало крупным прорывом в научном понимании болезней, и в 1908 г. Мечникову была присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине{328}. Сегодня Мечникова помнят как одного из первопроходцев медицинской науки. Но не менее важный вклад он внес и в развитие эволюционного учения.
Рис. 27. То, что увидел под микроскопом И. Мечников: скопление фагоцитов вокруг места прокола в личинке морской звезды
Илья Мечников родился в Харькове в середине XIX в. и узнал о Чарльзе Дарвине во время учебы в Германии в 1860-х гг. В Лейпциге он купил немецкое издание «Происхождения видов» и прочел его с огромным интересом. Мечников поддерживал идею эволюции, хотя, как и многие другие русские натуралисты, считал, что Дарвин придает чрезмерное значение
