Сенешаль Ла-Рошели (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Третья новость — смерть французской королевы — прошла незамеченной. Умерла и умерла. Женщины в эту эпоху жили не долго. Телевизора не было, заняться по ночам нечем, кроме как зачатием детей, вот и рожали часто, и умирали из-за послеродовых осложнений или инфекций. Или муж забивал до смерти. Официально разрешалось бить жену до тех пор, пока из нее, бессознательной, не начнут выходить газы. Это же как надо любить ее!

36

Тысяча триста восьмидесятый год начался для меня так же, как и предыдущий. Я решил, что коннетабль не может мне простить пленение его племянника, а потому не призывает меня под свое знамя, и отправился с купеческим караваном в Брюгге. Пока добрались туда, пока разгрузились, в город прискакали гонцы с приказом Бертрана дю Геклена присоединиться к его армии в Лангедоке. С собой привести как можно больше артиллерии. Он собирался, так сказать, сократить английское присутствие в Лангедоке. Приказ пришел через день после нашего отплытия из Ла-Рошели. Пришлось мне пересадить на свою бригантину сотню арбалетчиков. Погрузить на нее еще три погонные пушки и, оставив купеческий караван под охраной трех бригантин, срочно вернуться в ЛаРошель.

В поход я отправился с сотней конных арбалетчиков и двумя батареями орудий: в одной — шесть обычных пушек, в другой — четыре погонные, более длинные. Пушки везли на телегах, укрыв просмоленным холстом, а на четырнадцати фургонах — боеприпасы, еду, походное имущество. Шли быстро, потому что давно уже должны были присоединиться к армии. Мне не хотелось, чтобы Бертран дю Геклен принял мою задержку за нежелание воевать под его командованием. Незачем ссориться с таким влиятельным человеком. В эту эпоху можно быстро разбогатеть и прославиться, но и также быстро попасть в немилость и стать нищим, а то и вовсе короче на голову. По пути попадалось много брошенных деревень и запущенных полей, садов, виноградников. В этих местах уже несколько лет не было войны, зато были чума и голод. В заселенных деревнях крестьяне поглядывали на нас как-то не по-божески. Так понимаю, если бы нас было поменьше или вооружены похуже, то до следующей деревни не доехали бы.

Армия коннетабля Франции Бертрана дю Геклена стояла под городом Шатонеф-де-Рандон, который располагался на невысоком плоском холме. Рядом, на другом холме, меньшем и с крутыми склонами, скорее всего, искусственном, высился массивный замок с донжоном в форме ромба, высотой под двадцать метров, окруженном шестиметровыми толстыми стенами с семью круглыми башнями. Две башни стояли рядом и между нами находились ворота. Вокруг второго холма и расположилась французская армия. Город Шатонеф-де-Рандон для них словно бы не существовал. Горожан тоже не было на стенах, хотя ворота закрыты и мосты подняты. Не трудно догадаться, что горожане заключили сделку с Бертраном дю Гекленом: если он захватит замок, они сразу совершат оммаж королю Франции. Армия тоже была в расслабленном состоянии. Скорее всего, с гарнизоном замка договорились, что сдастся, если до определенного дня не подоспеет помощь. Подоспеть ей было неоткуда. Гарнизон это отлично понимал, но должен был изобразить отчаянное сопротивление. Сдались бы быстро — превратились бы в предателей, а через месяц их никто не упрекнет.

Возле шатра коннетабля Франции толпились знатные сеньоры и баннереты. Судя по кислым физиономиям, собрались не на пирушку. Я подошел к Оливье де Клиссону, поздоровался.

— Прибыл со своим отрядом и пушками, — сообщил ему и, упреждая упреки в опоздании, добавил: — В плавании был, узнал поздно. Надеюсь, коннетабль простит за опоздание.

— Он уже всех просил: третьего дня причастился, — с болью произнес Оливье де Клиссон.

— Что с ним случилось? — спросил я. — Ранен?

— Заболел. День был жаркий. Он после штурма искупался в холодной воде — и слег, — рассказал побратим коннетабля. — Врач ему сейчас кровь пускает.

Этот коновал и добьет Бертрана дю Геклена. Я хотел вмешаться, сказать, что потеря крови только усугубит болезнь, но сдержался. Если коннетабль не выживет, меня же и обвинят в его смерти. Мол, помешал врачу вылечить. Тем более, что, по мнению многих, у меня был повод отомстить Бертрану дю Геклену. Ведь это я из-за него якобы оказался в опале. Им не объяснишь, что мне служба в армии в тягость. С большим удовольствием занимался бы морским разбоем и охраной купеческих караванов.

Коннетабль Франции Бертран дю Геклен умер утром тринадцатого июля. В обед пришли парламентеры из замка, чтобы уточнить детали передачи его французской армии. Они положили символический ключ от замка на свежий сосновый гроб, в котором лежал покойный. Тело собирались отвезти в Бретань и там похоронить. Из-за сильной жары уже к вечеру оно начало сильно вонять. Утром следующего дня повозка с гробом тронулась в путь. Над ней кружилась огромная черная туча мух. Солдаты говорили, что это души убитых врагов провожают Бертрана дю Геклена в последний путь.

Поскольку военная компания на этом и закончилась, я вместе с отрядом в тот же день отправился в обратную дорогу. Ехали позади телеги с гробом, на приличном удалении от нее, чтобы не нюхать вонь и не подвергаться атакам мух. На территории графства Пуатье к нам прибыл королевский гонец с приказом вести труп Бертрана дю Геклена в Париж. По повелению Карла Пятого коннетабль будет похоронен в королевской усыпальнице в монастыре Сен-Дени. Большая честь для бедного бретонского рыцаря, который вернул королю значительную часть его королевства.

Я успел к выходу купеческого каравана во второй рейс на Брюгге, по возвращению из которого узнал, что вслед за коннетаблем умер и король. Он почил шестнадцатого сентября, в возрасте сорока двух лет. Как сказал какой-то поэт, а вслед за ним с придыханием повторяли многие, в этот день лилии отпечаталась в сердце каждого француза.

37

Новым королем Франции стал Карл Шестой — двенадцатилетний юноша. Обеими воюющими королевствами теперь управляли несовершеннолетние. В ноябре Карл был произведен в рыцари и коронован в Реймсе. По этому случаю были устроены гулянья во всех городах, через которые юный король возвращался в Париж. В столице тоже оттянулись на славу. Три дня там поводили турниры, на улицах играли оркестры, а из фонтанов лилось вино и молоко. Правда, я так и не встретил ни одного человека, который пил вино или молоко из этих фонтанов, хотя некоторые утверждали, что видели своими глазами, но не смогли протолкаться. Гулянья влетели казне в копеечку. Говорят, что старший из дядьев Людовик Анжуйских под это дело грабанул казну на семнадцать миллионов франков. Видимо, взял аванс за предстоящее ему регентство.

Впрочем, меня вся эта суета не касалась. Новым коннетаблем Франции стал Оливье де Клиссон, который с одной стороны не имел причин недолюбливать меня, потому что недолюбливал Оливье де Манни, а с другой завидовал моим успехам. Я намекнул ему, когда королевский гонец вместе с приказом везти тело Бертрана дю Геклена привез и второй о назначении коннетаблем побратима покойника, что буду рад, если меня оставят в покое, не будут вызывать на службу из-за всякой ерунды.

— Нападут англичане — и я послужу, а месяцами осаждать замки — это не для меня, — сказал ему.

— Да мне и самому не нравится, — признался новый коннетабль, — но я теперь не смогу отказаться.

После чего он перестал вызывать меня с отрядом для участия в мелких сражениях в Бретани и Лангедоке. Я полностью сосредоточился на флоте. Зимой на стапелях внес некоторые конструктивные изменения в корпус бригантин, увеличил перо руля, сделал фальшборт выше и толще, чтобы надежнее закрывал пушкарей от английских лучников.

В начале весны, за две недели до Пасхи, Мария родила дочь, которую назвала Серафиной. Моя жена и любовница относятся друг к другу уже лучше, чем ко мне. По крайней мере, ссорятся чаще, чем со мной. Теперь количество и качество детей у жены и любовницы совпадало, поэтому я решил, что хватит им рожать. Черт его знает, может быть, четвертый ребенок и их убьет.