История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Гонцы его разъезжали по Италии; великий вопрос обсуждался по городам, великая идея преднесена была незрелой еще нации. Неоспоримо остается неувядаемой славой Колы, что он сумел провести эту национальную идею в злополучное свое время; но что решить трудно, это то, более ли тяжкий укор ложится на итальянцев за то, что они даже в ту пору, когда папство находилось в изгнании, империя в приниженности, оказались неспособными создать политическую нацию, или же то, что национальная эта идея преподнесена им была человеком, через нее же лишившимся ума.

Тем временем папа решил принять меры против дерзкого плебея. Французские кардиналы боялись возвращения Святого престола в Рим, когда этот город станет свободным и более могущественным; каждый прелат содрогался перед идеей единства Италии или восстановления итальянского цезаризма, угрожавшей опасностью независимости папства. Все кардиналы, особенно родственники Орсини и Колонн, при авиньонском дворе требовали процесса против Колы ди Риэнци, совершенно уже вытеснившего своего коллегу, папского викария Раймунда. Уже 7 октября дал папа легату Бертрану де Дё, находившемуся в то время в Неаполе, полномочие сменить Колу и назначить новых сенаторов. 12 октября послал он подробную инструкцию кардиналу, в которой исчислял все проступки Колы и повелевал оставить его при должности, если он ограничится управлением города и даст обет в повиновении церкви; в противном случае его сместить и, буде возможно, вчинить против него процесс в ереси. Римлянам должен был он дать срок для отречения от Колы под страхом интердикта; он должен был раздавать между ними деньги и пшеницу, не давая им их слишком много. Юбилейную буллу он должен был задержать, в случае же покорности римлян она могла быть немедленно отправлена. Сабинянам должен был он объявить повеление не повиноваться Коле и прервать всякое сношение с Римом. Ввиду мнения некоторых о состоянии уже Колы под отлучением, должен был кардинал составить с адресованного на имя Колы письма дубликаты так, чтобы в одном обращение было делаемо к Коле, как к отлученному, в другом еще как к сочлену церкви; смотря по обстоятельствам, кардинал мог передать то или другое письмо. Послание это изобличало глубокую тревогу папы, боязнь его перед могуществом трибуна или римлян, его мягкость и осторожность. Свыше 70 аристократов римских получили письма, приглашавшие их во всем повиноваться уполномоченному легату. Услышав о враждебном настроении в Авиньоне, Кола написал Клименту VI, исчислял все свои заслуги, оправдывал свои действия и жаловался по поводу намерений папы награждать добрые его заслуги уголовными процессами, тогда как достаточно было бы одного гонца, чтобы побудить его к сложению своей должности, буде сие потребовалось бы. Враги его собирались между тем со всех сторон, и трибуну предстояло теперь мужественно встретить их нападения.

4. Аристократы начинают войну. – Кола осаждает Марине. – Свидание его с кардиналом-легатом в Риме. – Аристократия решает повести экспедицию на Рим из Палестрины. – Кровавое поражение баронов 20 ноября. – Трагическая гибель дома Колонна. – Триумфы трибуна. – Изменение характера Колы. – Слабость и бесхарактерность его. – Он изъявляет покорность кардиналу. – Восстание в Риме и удаление Колы с Капитолия

Первыми взялись за оружие жаждавшие мести бароны. Попирая присягу, окопались оба Орсини шанцами в Марино и обратили этот крепкий замок в сборный пункт реакции. Трибун объявил их вне закона; он повелел намалевать Ринальдо и Иордана, как изменников, на Капитолии, головами вниз. Они отвечали набегами до самых ворот Рима, переправились через Тибр, заняли Непи, жгли городскую территорию. Тогда в октябре трибун с 20 000 пехоты и 800 конницы выступил на Марино. Весь округ этого местечка подвергся жестокому опустошению; половина Рима перенеслась туда и грабила; готовились к штурму. В это самое время случилось, что уполномоченный легат Бертран де Дё прибыл в Рим и именем папы потребовал явки к нему Колы. Трибун утопил двух рыцарей – собак, как окрестил Ринальдо и Иордана, в ручье Марино, снял осаду и отправился в Рим. Немедля приказал он снести палаццо Орсини у С.-Цельзо и поехал со своим рейтарством в Ватикан. Ничего не может быть забавнее посещения трибуном кардинала. С головы до ног закованный в латы, но вместе с тем облеченный в шитый жемчугом и золотом далматик, обыкновенно носимый при коронации императорами и надетый им теперь в сакристии поверх лат, всходил он, кидая свирепые взоры, по лестнице дворца с серебряной короной трибуна на голове, со стальным скипетром в руке; вокруг него раздавался оглушительный звон труб. «Ты за мною посылал, – сказал он кардиналу, – чем могу служить?» Изумившийся легат отвечал: «Имею некоторые препоручения от государя нашего папы». – «В чем заключаются эти препоручения?» – воскликнул, повысив голос трибун. Легат взглянул на него и замолчал. Трибун поворотил к нему презрительно спину, вышел в императорском своем далматике с загадочной усмешкой из дворца, вскочил на коня и снова двинулся в Марино. Кардинал остался в Риме, не зная, каким путем выполнить повеления папы. Ввиду оглашения секретного его соглашения с Орсини и Колонна, бежал он вскоре затем в Монтефиасконе, где находилась резиденция ректора Патримониума.

Для войны против Марино Кола поставил на ноги всех союзников и потребовал помощи из Флоренции. К своему несчастью, он не мог взять замок, и это дало Колоннам мужество осуществить давно условленный маневр на Рим, тем более что народ истощен был нуждой, военными тягостями и потерями, и многие кавалеротти, не получая жалованья и недовольные Колой, вели уже тайные переговоры с аристократами. Маститый Стефан, рыцарственные его сыновья и внуки, родственники его и друзья собрались все в замке Палестрины и собрали здесь 4000 пехоты и 600 рейтаров, в чем ревностно содействовал им кардинал-легат из Монтефиасконе. Против этих страшных противников стал в лихорадочном возбуждении снаряжаться Кола. Согласно с союзным договорам, Людовик Венгерский прислал ему 300 рейтаров; префект прислал хлеба и прибыл сам с сыном Франческо, с 15 мелкими синьорами Тосканы и 100 рейтарами в город.

Подозрительный трибун повторил вероломную свою игру: он приказал отвести префекта и его свиту с пиршества в темницу. Лошадей и оружие роздал он римлянам, вероломство свое извинил перед парламентом изменническими замыслами пленных. Его волновали боязнь и нетерпение, он более не ел и лишился сна. Он имел или измышлял гениальные видения. Св. Мартин сын одного трибуна, являлся ему во сне, обещая помощь; дух Бонифация VIII сказал ему, что хочет отомстить смертельным врагам своим, Колоннам. Больной трибун приказал бить в набат; весь в латах, явился в Народное собрание и поведал публично о своих видениях. Враги, так говорил он, стоят станом уже в четырех милях от города, у места, называемого Монумент. Это есть небесное знамение; в Монументе этом мы их погребем.

Было утро 20 ноября; собрались боевые дружины; Кола ранжировал 1000 рейтаров и многочисленную пехоту тремя колоннами под предводительством начальников из аристократии, ибо Кола Орсини де С.-Анджело, Иордан де Монте-Джордано, Анджело Малабранка, Маттео, сын графа Бертольда, и многие другие бароны по фамильным раздорам или по другим причинам состояли еще на службе республики. Паролем был клич: «Santo Spirito Cavalieri». На рассвете ударили на ворота С.-Лоренца, на которые направлено было нападение врагов.

В ночь с 19 на 20 ноября двинулись бароны с Монумента и произвели наступление до монастыря Св. Лаврентия. Дождь лил потоками, и воздух был холодный. Стефан-младший, ген фал-капитан войска, держал там военный совет; при нем находились сын его Иоанн, Петр, сын Агапита, синьор Генаццано, Иордан Орсини де Марино, Счиаретта, сын знаменитого Счиарры, Кола ди Буччио, Петруччио Франджипане, двое Гаэтани, графы Фунди. Ясно слышен был набатный звон колоколов в городе; не были совершенно согласны относительно того, что было делать. Экс-сенатор Петр Колонна, бывший духовный, не изведанный в ратном деле, почувствовал страх; ночное сновидение, в котором жена его предстала перед ним во вдовьих одеждах, омрачило его. Он советовал поворотить на Палестрину, прочие Колонны не соглашались. Ввиду того что некоторые кавалеротти обещали отпереть ворота в Риме, Стефан в сопровождении всего одного оруженосца поехал туда. Он стал убеждать стражу впустить его. «Я, – так говорил он, – гражданин римский и друг республики; я хочу вернуться в мой дом». Ночью происходила смена стражи; в доказательство того, что не отопрут изнутри лишь отпиравшиеся ворота, сторожевой капитан выбросил ключи на улицу. Когда бароны убедились, что были обмануты, то решили ничего не предпринимать, но с трубными звуками произвести наступление до ворот, а затем предпринять почетное отступление в Палестрину. Так сделали два отряда. Но вот в то самое время, когда третья дружина, в которой находились знаменитейшие рыцари, намеревалась проделать то же самое, увидали восемь авангардных баронов, что ворота отворились. Римляне только что подошли и выбили их изнутри для произведения вылазки. Иоанн Колонна, внук Стефана, 20-летний цветущий юноша, подумал, что ворота отперли заговорщики, и с безумно-смелой юношеской отвагой вломился вовнутрь в сопровождении всего лишь одного немецкого рыцаря. Римское рейтарство при виде юного сего героя постыдно бежало, но когда увидели, что никто за ним не следовал, то обратились против него. Несчастный спешил теперь добраться до ворот, но обрушился с лошадью в какое-то углубление.