Маска времени - Мариус Габриэль

Что правда, то правда. Джозеф действительно был человеком сильным. Ел он сейчас много и поэтому быстро набирал в весе. А его каждодневные четырехчасовые прогулки пешком быстрым шагом укрепляли мускулы. С седыми волосами Джозеф выглядел старше лет на десять, но тело будто помолодело.

Сейчас Джозеф шел через площадь. В 1944 году бронетанковая дивизия СС вела в окрестностях города арьергардный бой. Но сейчас от выбоин и ям от артиллерийских снарядов ничего не осталось, и площадь вновь обрела свой элегантный вид. Джозеф направился к туристическому агентству, в витрине которого красовались открытки с видами Таити. Когда он входил, колокольчик над дверью мелодично зазвенел.

Через полчаса, сделав денежный вклад, Джозеф вышел на улицу. Делу был дан ход.

У него был снят номер в маленьком отеле на окраине Цюриха, почти в деревне. Джозеф не собирался идти к трамвайной остановке или брать такси. Широким шагом он пошел по направлению к гостинице, и каждое движение давало ему новый прилив сил, заставляя сердце энергично работать.

Кейт ждала, сидя на песке и обняв руками колени. Небо становилось все темнее. Длинная черная полоса появилась на самом горизонте, а в воздухе чувствовалось приближение грозы. Она уже не плакала, и слезы высохли на глазах. Кейт ощущала зияющую пустоту в душе, и эта бездна, казалось, была способна поглотить все.

Когда Кейт услышала голос юноши, она быстро повернулась к нему. Он спускался по каменистой тропке. В залатанной рубахе и джинсах, с кепчонкой на голове, парень остановился около Кейт, склонив голову набок:

— Что ты делаешь?

— Я готова.

Глаза Сантино неожиданно широко раскрылись:

— Готова к чему?

— Готова заняться любовью.

Парень даже окаменел от неожиданности. Затем он непроизвольно взглянул на небо.

— Скоро будет шторм.

— Мне нее равно. Я готова, — спокойно повторила Кейт, крепко сжав при этом кулаки.

— Но Катарина… — парень казался напуганным до смерти, он нервно облизывал пересохшие губы. Гнев вырвался из души Кейт, словно порыв ветра.

— Что? Заниматься любовью, по-твоему, — это разговаривать? — неожиданно закричала она на парня. — Или ты не мужчина?

— Мужчина, — совершенно бесстрастно произнес юноша.

— Тогда пойдем, — скомандовала Кейт. Она встала и пошла по песку, не оглядываясь. Выбрав место среди камней поближе к морю, где песок был особенно мягким и слегка влажным, Кейт сняла платье и, нагая, посмотрела еще раз на парня.

— Раздевайся, — скомандовала девушка.

Он подчинился ей и, не отрывая взгляда от ее наготы, медленно разделся. В тусклом свете его кожа приобрела цвет меда. Кейт взглянула на его признак мужественности и подумала о рыбе, которую парень принес ей; ее тело было таким живым, изворотливым, легко скользящим в морской глади. Кейт села на платье, разложенное на песке, и подняла вверх руки, приглашая юношу.

Парень задрожал, как только приблизился к ней, дыхание его стало прерывистым. Он обнял Кейт и поцеловал, но угодил не в губы, а куда-то в шею, а затем принялся целовать плечи, груди с чувством страха и неподдельного желания.

— Я люблю тебя, — прошептал парень. — Люблю, Катарина. Я всегда знал, что ты будешь моей.

А она будто превратилась в наковальню, и молот расплющивал раскаленный металл у нее на груди. Жар распространялся по всему телу. Кейт помогала парню возбудиться. Его пальцы гладили ее бедра, губы крепко сжимали соски, но не нежности хотелось сейчас Кейт. Ей хотелось чего-то грубого, чего-то такого, что было бы созвучно ее ненависти. Это должен быть молот, бьющий по наковальне. Кейт впилась ногтями в плечо парня и расцарапала кожу.

— Просто возьми меня! — приказала она. — Не жди. Бери сразу.

Но юноша по-прежнему целовал девушку в шею, шепча при этом нежные и милые глупости. Тогда она протянула руку и схватила пенис — горячий, крепкий — на всю ладонь. Кейт повалила на себя парня и (видела это на ферме во время осеменения коров) направила раскрывшуюся головку пениса во врата своей плоти. Парень действительно был очень сильным, но напористость девушки ошеломила его. Когда Кейт почувствовала, что пенис оказался на месте, она убрала руку, посмотрела парню прямо в глаза и скомандовала:

— Теперь бери меня!

Парень вошел в нее с какой-то слепой силой. Почувствовав, как рвется ее девственная плева, Кейт ощутила нестерпимую боль. Спина Кейт выгнулась, и она закричала что есть сил, обращаясь к грозовым тучам; в крике этом были радость и триумф. Вся выгнувшись в его руках, как лук, Кейт глядела невидящим взором в нависшую тьму, затем, содрогаясь всем телом, расплакалась. То, что должно было произойти, произошло, свершилось.

Парень не заметил ее слез: он был увлечен собственными ощущениями. Кейт чувствовала, что его тело входило и выходило, и тупая боль заполнила собой всю нижнюю часть ее существа. Она ждала, пока парень кончит, ее ладони теперь безжизненно лежали на его широкой спине. Он вдруг забился в конвульсиях, словно рыба на берегу. О наслаждении для нее не могло быть и речи. Но она и не ждала его.

Кейт слышала, что парень зовет ее по имени, потом слова стали неразборчивы. Его губы касались ее виска, дыхание было таким жарким, что почти обжигало кожу. Последним усилием, как в агонии, парень еще раз вошел в Кейт, и она крепко прижала его к себе, чувствуя его тело лучше, чем свое собственное. Затем шея его поникла, как сломанная ветка, и он замер.

Дождь большими тяжелыми каплями застучал по песку и смыл соль с век девушки.

Чтобы не пользоваться муниципальным транспортом, Джозеф решил взять напрокат в Лондоне вэн и проехать на нем от Бирмингема до Уэст-Мидлендса. Машина оказалась довоенной моделью «мориса», видавшая виды, хотя вполне пригодная еще для перевозок. Задний борт откидывался. В фургоне оказалось достаточно места, чтобы поместить там матрас и спать ночью.

Джозеф четыре дня провел в Брэдфорде, производя разведку. Днем он уезжал куда-нибудь в пригород, а с темнотой возвращался в город, в район фабричных стоянок, где машина была незаметна. Джозеф избегал кафе, питаясь только купленными заранее фруктами, рыбой и чипсами из газетного киоска. Дважды в день он готовил себе чай, а затем пил его из термоса. Вообще-то, Джозеф любил не чай, а кофе. Даже долгие годы, проведенные в России, не приучили его к чаю. Но ему надо было войти в роль и запастись для этого всеми необходимыми атрибутами.

Ему пришлось изменить свой внешний вид. Одежду, купленную в Швейцарии, он оставил в Лондоне. Теперь на Джозефе была кепка, поношенное пальто, из-под которого выглядывала рабочая одежда, а на ногах тяжелые ботинки. Он купил это в магазине поношенного платья в районе Ист-Энда, когда был в Лондоне.

Пришлось Джозефу надеть очки в роговой оправе, которыми он пользовался каждый раз, когда общался с людьми. Зрение, конечно, становилось ни к черту, зато волчий взгляд его глаз сразу же потухал, превращаясь во что-то невинное и слегка глуповатое. Скрыть шрамы ничем не удавалось, но в квартале простолюдинов, двигаясь среди рабочих, нося их одежду, Джозеф, по сути дела, превратился в человека-невидимку. Впрочем, рабочий класс, как он заметил, был наилучшим фоном для того, чтобы скрыть шрамы. В этой среде любое уродство, физический недостаток кажутся обычными. Никто не обращал внимания на Джозефа, в то время как буржуа пристально рассматривали его. Рабочие же, наоборот, воспринимали уродство с чувством грубоватой солидарности.

Вскоре Джозеф заметил, что его увечье вызывает даже уважение, как признак геройства, проявленного на войне. Правда, шрамы хорошо зарубцевались и были почти не видны под густой бородой, но все равно владелец гаража, где Джозеф решил купить мотоцикл, спросил его, где он проходил службу.

Вступать в разговор не хотелось, но если не ответить, это может вызвать подозрение. Поэтому Джозеф ответил коротко:

— Северная Африка в основном.

Лицо человека будто посветлело:

— Так и я тоже.

Ему явно хотелось еще поговорить на эту тему, но короткие реплики Джозефа не вдохновляли на долгую, продолжительную беседу, поэтому, посмотрев, как ветеран возится вокруг мотоцикла, хозяин гаража произнес:

— Барахло. На заднем дворе у меня есть кое-что получше. Пойдем.

Хозяин провел Джозефа к ремонтному отсеку, откинул брезент и показал большой мотоцикл «триумф-750», правда, без бензобака и выхлопной трубы.

— Серьезная вещичка, да? — сказал хозяин с гордостью. — Конечно, не совсем новая, но надежная… И сто дает сразу, почти со старта. Хочешь, к пяти часам будет готова. И только для тебя, приятель.

— Сколько?

— Ну, со старого солдата — двадцать фунтов.