Плохая - Иман Кальби

Вижу протянутую мне руку. Беру ее и поднимаю на него глаза. А потом… Потому картинка сначала рассыпается на сотни частиц, как в калейдоскопе, а потом складывается в жуткое, студящее кровь осознание… Во второй раз за вечер я ловлю чувство дежа вю. И на этот раз мои воспоминания пугают меня намного сильнее, чем даже кровь и мозги, смешавшиеся с макияжем на лице…

Встаю благодаря его помощи, но меня все равно шатает. Нужно несколько минут, чтобы прийти в себя, и он их мне дает на удивление. Вновь включает «заботливого опекуна». Мочит горячей водой маленькое чистое полотенце, свернутое трубочкой на раковине, вытирает мне лицо.

— Лучше? — спрашивает тихо, а мне хочется в ответ визжать от этих проклятых эмоциональных качелей. До чего ты довел меня, Даниэль? Где я потеряла уверенную в себе, смелую, бесстрашную Алену? Кто эта испуганная женщина, боящаяся каждого шороха?

— Лучше, — собираюсь с силами и отвечаю, снова протирая лицо, не заботясь о потекшей туши.

— Если лучше, то подойди к телу и посмотри, что в его правом кармане.

Он говорит про правый карман, так как именно там застыла его рука. В момент, когда Тигр выстрелил, этот мужчина хотел что-то оттуда достать. Что-то дать мне, что-то показать…

Восприятие притупилось. Я подхожу к лежащему на полу трупу, чувствуя лишь тупую боль внутри грудной клетки. А еще в голове словно бы поместили целый улей. Все гудит и дребезжит.

Его рука еще теплая. Меня сейчас вывернет… Я борюсь с тошнотой, но все-таки дергаю за рукав его кисть, которая безвольной тряпкой падает на кафель пола. Залезаю в карман и нащупываю какой-то бутылек.

— Осторожно, — говорит он предупреждающе и тут же забирает у меня стекляшку.

— А теперь смотри, — я успеваю только моргнуть, когда Тигр выплескивает содержимое маленькой колбы на белый фаянс раковины, и он тут же чернеет и покрывается уродливыми волдырями. Отшатываюсь в ужасе, автоматически закрывая лицо руками. Это предназначалось для…

— Серная кислота, — говорит он сухо, — я специально попросил тебя саму достать бутыль из его кармана, так как иначе ты бы придумала, что это я подсунул.

Я молчу, в ужасе буравя глазами уродливые потеки жидкости из ада на еще пару мгновений назад белой поверхности сантехники.

— Уничтожить можно разными способами, Алёна. Когда ты красивая женщины и соперница, то изуродовать- пожалуй, довольно действенная мера…

Невеста Али… Осознание накрывает меня привкусом горечи во рту. Снова сотни вопросов… Сотни сомнений…

— Откуда ты знал… про кислоту…

— Про кислоту не знал. Догадался, когда ты достала из кармана колбу. Если бы знал, не разрешил бы, чтобы ты не обожгла руки. Думал, там перочинный нож… Но сучка и ее отец оказались коварнее… Я же говорил, Алёна, здесь нет левых людей- любой чужак- как белая ворона. О том, что среди нас засланный человек, мне сообщили еще на входе… Поехали отсюда. Вернее, полетели…

Его слова доходят до меня только тогда, когда он накидывает на мои плечи большую норковую шубу, и мы выходим навстречу ветру и снегу- наружу. Пару шагов по припорошенному только что выпавшим снегом асфальту- и я понимаю, что мы на вертолетной площадке… Он хочет улетать… В непогоду… Когда вокруг буря.

К своему ужасу понимаю, что этот факт сейчас пугает меня намного меньше всего остального. Когда каждая минута в твоей жизни- это механизм замедленного действия со взрывным рычагом, страх приобретает хроническую форму.

Он помогает мне забраться внутрь. На борту есть пилот. Это немного успокаивает. Даниэль садится вперед, а я- на свободное место сзади. Мы не ждем. Лопасти начинают работать активнее. Вертолет отрывается от земли, шум моторов становится громче. Тигр протягивает мне наушники, но перед тем, как я их одену, говорит.

— Я привел тебя сюда на всеобщее обозрение, чтобы показать, что ты теперь со мной. Чтобы все знали. Али знал. Его женщины знали. Не для того, чтобы успокоиться и думать, что ты больше не представляешь для них опасность. Чтобы знали, что теперь я представляю для них всех опасность, если с твоей головы упадет хоть волосок.

Тигр не ждет моей реакции. Оборачивается обратно на лобовое стекло, одевая свою пару наушников. А я пытаюсь осознать значение его слов… И не только слов. Стеклышки в калейдоскопе складываются во все более четкую картинку. И я не могу понять, эта картинка из фильма ужасов или трагикомедии…

Глава 30

Если бы я сейчас была в адеквате, то наверняка пришла бы в ужас от нашего полета- вертолет бросало из стороны в сторону. Ураган только усиливался. Мы двигались южнее- и вскоре порывистые удары снежных масс по фюзеляжу сменились на хлесткие потоки дождя. Природа плакала. Нет, не просто плакала. Природа истерила, потому что не могла вынести того объёма бессмысленной жестокости, что творил человек на этой благословенной земле…

Не помню, как мы сели на территории его имения. Не помню, как лопасти сбавляли темп своего вращения, а двигатель заглох. Помню только его руки- он подхватил меня и понес в сторону дома, не обращая никакого внимания на ледяной дождь. Одетая на меня большая шуба промокла, делая мех липким и пахнущим загнанным сурком. А я в этот момент и чувствовала себя каким- то загнанным сурком. Потерянным, напуганным, бессмысленно бегающим по коробке в ожидании своей участи…

Проходим в его спальню, волоча за собой потоки стекающей с нас обоих воды. Только там он ставит меня на пол и начинает порывисто раздевать. Я присоединяюсь к нему, стягиваю с него остервенело барахло, мне холодно и зябко, хочу прижаться к его голому торсу. Прижаться, чтобы вспомнить.

Он подхватывает меня на руки и кладет на кровать. Нависает сверху. На его бледное серьезное лицо падает темная прядь непослушных волос. Его борода прячет напряженную линию рта.

Приподнимается, чтобы направить себя в меня, горячо дыша, а я…

Я провожу пальцами по его лицу. И на глазах наворачиваются слезы…

— Это был ты, Даниэль. Теперь я вспомнила… Теперь я точно знаю…

Он замирает, как кажется, теряя на мгновение равновесие. Его кадык дергается в нервном порыве. А потом он отстраняется, также резко, как и льнул ко мне секунду назад, хватает на ходу штаны с кофтой и выходит прочь из комнаты.

Пять лет назад

Я стою на террасе, пытаясь унять беззвучные рыдания.