Операция «Святой Иероним» - Сергей Карпущенко

— Ну, калики-моргалики, попал же ты, кент, в девятку! Ой как попал!

— Что это значит, «попал в девятку»? — недоверчиво спросил Володя, ожидавший другой реакции.

Кошмарик спустил с дивана затекшие ноги, отхлебнул чаю, принесенного патлатой девочкой и, вздохнув, сказал:

— А то значит, что положению твоему даже труп протухший позавидовать не может. У него хоть отболело... — Володя похолодел, а Кошмарику только этого и нужно было — заметил, какое впечатление на мальчика произвели его слова о трупе. — Ты кому фуфло такое прогнать захотел, братишка? Для кого ты такую поганку подложил? Я ведь этих мажоров знаю — для них человека к святым отправить, что кружку пива выпить.

— Что же мне делать? — подавленно спросил Володя. — Может, в милицию пойти?

— Ты чё, рехнулся? — очень удивился Кошмарик. — Ну, спрячут тебя от них года на три в ломбард для попугаев, так ведь потом все одно заказчикам твоим отвечать тебе придется — где картинка? Нет, в милицию идти тебе не стоит — все потеряешь! Ты помолчи немного, варежку не разевай — я думать буду.

И Кошмарик снова влез с ногами на диван и даже отвернулся от Володи к стене и, покусывая ногти, упорно что-то обмозговывал. Робко подошел к его постели бритый паренек, что-то хотел спросить, но Кошмарик так на него взглянул, что бритый, пятясь, ретировался. Ленька думал минут пятнадцать, и Володя уж было совсем отчаялся, решив, что в небольшую по размерам Ленькину голову никакая дельная мысль заскочить так и не сумеет. Но Кошмарик внезапно вскинул вверх свою руку и торжествующе сказал:

— Нет, не зря я в школу не хожу — моя мозга на воле лучше кумекает-маракует! — и снова сбросил с дивана ноги. — Значит, так! Перво-наперво тебе нужно ублажить главных своих заказчиков, Паука и прочих. Так? Так! Они — ребята мудреные и с тебя живьем кожу как перчатку снимут, если ты их снова прогонишь на поганку, обманешь то есть. Ты, конечно, можешь отнести им настоящую картинку. Кто там рисовал ее, какой-то Чаурели?

— Боттичелли, — поправил Володя.

— Вот-вот, ну не важно! Отнести-то ты можешь, но стоит ли относить, когда можно попробовать прокатить твоих шефов фуфловым способом, на шару.

— Это как же? — не понял Володя.

— А вот послушай. Ты говорил, что завтра тебе сделают поддельную картинку, так ты возьми, заверни ее в бумажку, только перевязывать не надо. Встань у часовни, где ты свидание назначил, и жди. Только увидишь тачку, в которой приедут твои шефы, тут же знак давай: наклонись, будто шнурок завязываешь или голенище поправляешь. Сам картинку держи под мышкой. Тут мои ребята к тебе подскочат, по кумполу тебе дадут, твой пакетик вырвут, как бы невзначай его раскроют, чтобы показать хозяевам, что ты их волю исполнил будьте-нате. Ты, конечно, сопротивляйся натурально, можешь в форсунки кому-нибудь заехать, только всей возни не затягивай — пусть мои ребята от тебя отвяжутся и ко мне бегут. Я же своего конька поставлю у базара, и только получу картину, как тут же газану и рвану подальше. Тебе картинку я отдам потом, здесь, на этом флэте. Таким вот образом ты своим хозяевам докажешь, что картина у тебя была, что ты им ее нес, нес, да не донес. Кто ж виноват, что Питер таким воровским городом стал, шнурок завязать нельзя — уже кодла налетает и лишает личного имущества?

— Но они мне этого не простят, — сомневался Володя.

— Чего не простят? — усмехнулся Кошмарик. — Здесь все чисто, и тебя в динамо никто не обвинит, потому что мало ли чего на свете не бывает. Ну, почешут тебе рубильник, так что ж смертельного? Зато у тебя картинка останется, а ребят моих и меня они никогда не отыщут — уйдем в болото. Но ты мне за мою услугу, конечно, маленько подкинуть будешь должен. Хошь, мы твоего Баборелли...

— Боттичелли, — упрямо поправил Володя.

— Ну ладно, ты умней меня, ты в школу ходишь, — обиделся Кошмарик, пусть так. Так вот, давай твою картинку моему азербайджанцу на рынок отнесем, он кой-какие картины покупал, сам мне показывал — ну, там девочки красивые... Он хорошо отломит. Сколько ты хочешь за Бочелли своего?

— Полмиллиона, — сказал Володя.

— Немало, — почесал затылок Ленька.

— Долларов, — добавил тихо Володя.

Нет, Кошмарик не выпучил глаза. Он только посмотрел на гостя с тихим сожалением, как смотрят взрослые на глупую, но не опасную выходку ребенка.

— У тебя, наверно, шарманка перегрелась, а? — с сочувствием спросил Кошмарик. — За пол-лимона зеленых я тебе куплю весь Кузнечный рынок с товаром и продавцами. Здание мне отдадут в придачу.

— Но эта картина за границей стоит именно столько, я твердо знаю.

Кошмарик растянул губы в дурашливой, но вместе с тем язвительной улыбке:

— Вот и чеши за границу продавать ее! Заодно от корешей своих сховаешься! А впрочем, ладно. Ты — продавец и имеешь право за свой товар любую цену назначать. Только где ты такого дурака найдешь, чтобы за картину, пусть даже из Эрмитажа твоего, пол-лимона смог отвесить? Мне она и за тонну деревянных не нужна. Я вон медведей своих люблю...

— Найдутся любители, — недовольно проворчал Володя, уязвленный насмешкой Кошмарика.

Мальчики помолчали, а потом Кошмарик, поковыряв в своем большом, лопушистом ухе, озадаченно сказал:

— А все ж, не могу раскумекать, отчего твоя мамаша от вас ушла? Может, бил ее батька крепко?

— Нет, совсем не бил, — замотал головой Володя.

— Ну, наверно, потому и ушла, что не бил, — вынес заключение Кошмарик. — Мой вот папка мамку, чуть напьется, лупит крепко, а она все живет с ним, на сторону не дергается. Эх, не пойму я этих баб! Все у них кувырком в голове, наперекосяк.

— Пожалуй, — тяжело вздохнув, искренне согласился с Кошмариком Володя.

Еще помолчали, и теперь спросил Володя:

— А тебя почему здесь Моргом все зовут, Кошмарик? Это чтобы пострашнее было?

— Ну, может и потому тоже, — провел Кошмарик тыльной частью ладони по своему стерляжьему носику. — А в общем, потому, что «калики-моргалики» я часто говорю теперь, а не «кошмарики». Ты меня Кошмариком теперь не называй. Я — Морг, и баста! Ну да это все фигня, ты говори, мой план тебе годится? Не бойся, много за подмогу не возьму. Я тебе решил помочь благотворительности ради...

План, предложенный Кошмариком-Моргом, был прост и даже примитивен, как кувалда, но в нем для Володи на самом деле сейчас виделась надежда. «Ну что ж, пусть изобьют они меня потом, пусть даже пытать станут! Что я могу поделать? Налетели хулиганы, отобрали то, что я хотел отдать моим хозяевам, они все это видели, да и дело с концом — отвяжутся! Зато я стану обладателем «Иеронима», найду покупателя и сплавлю картину за границу за полмиллиона зеленых, не меньше! И тогда уже мне море по колено...»