География, История и Культура Англии - Лев Кертман

Прославляя феодальную эпоху, призывая вернуться к тем временам, когда люди будто бы не руководствовались велениями расчета и разума, Берк становится предшественником и теоретиком реакционного романтизма. Именно в духе позднейшей художественной практики романтиков (хотя и не без влияния сентиментальной прозы) Берк рисует образ страдающей красавицы - французской королевы Марии Антуанетты и скорбит о том, что нет рыцарей, готовых умереть за нее. Д. Пристли остроумно заметил, что Берк пишет о королеве, «словно рыцарь, поклявшийся защитить ее честь».

По существу, книга Берка была призывом к интервенции против французской революции и к террористическому разгрому либеральных и демократических сил в самой Англии. Недаром Гилри в блестящей карикатуре «Вынюхивание крамолы» нарисовал Берка, гротескно увеличенный нос которого просунут в кабинет Ричарда Прайса. Призывы Берка к организованному походу реакции против внутренних и внешних революционных сил были полностью подхвачены подавляющим большинством господствующих классов несколько позже, летом 1792 г.

Это был переломный момент в отношении широких кругов буржуазии к французской революции и в их политической позиции вообще. Частично этот поворот объяснялся ходом событий во Франции. В ходе войны с Австрией, Пруссией и другими феодальными монархиями революционная Франция начала одерживать блестящие победы. 10 августа 1792 г. король Людовик XVI был свергнут с престола, и Франция была провозглашена республикой, французская буржуазия все более решительно брала власть в свои руки, и надежды на ослабление Франции в результате революции явно проваливались. Наоборот, освободившись от феодальных пут, Франция могла превратиться в грозного конкурента и подорвать английское промышленное и торговое первенство. Следовательно, материальные интересы английских промышленников требовали не поддержки революции, а борьбы против нее и толкали буржуазию в объятия крайней феодально-олигархической реакции.

Внутри Англии она также видела главную опасность для себя не в господстве олигархии, а в растущей политической активности широких масс народа, прежде всего рабочего класса.

Подъем рабочего и демократического движения

Дальнейшее развитие промышленного переворота и связанные с ним бедствия широчайших масс трудящихся составили объективную основу обострения классовой борьбы в 90-х годах XVIII в. Главной активной силой массовых народных волнений, которые охватили практически все графства Англии, Шотландию и Уэльс, были рабочие. К этому времени рабочий класс Великобритании успел уже выработать первичную форму своей организации - тред-юнионы. Существуя в форме клубов, обществ взаимопомощи, стачечных комитетов, либо открыто именуя себя профессиональными союзами, эти организации воспитывали своих членов в духе единства классовых интересов. В течение 1792 г. бастовали ткачи Ланкашира, шахтеры Лидса, Бристоля, графств Корнуэлла и Ланкашира, плотники Ливерпуля, кожевники Лондона.

Массы бастующих рабочих стали прислушиваться к голосу демократических мыслителей и даже создавать свои подлинно па-родные политические организации. Над всей демократической публицистикой той эпохи возвышается трактат Томаса Пэна «Права человека» (1791-1792), сыгравший выдающуюся роль в формировании революционно-демократической идеологии в Англии.

Талантливо опровергая концепцию Берка, которая сводилась к тому, что «мертвые должны управлять живыми», Пэн выдвинул широкую политическую программу, выходившую далеко за пределы либеральной программы «Общества революции». Не робкая парламентская реформа, а коренная ломка государственного и общественного строя необходима Англии.

Под влиянием идей Пэна находились и те передовые рабочие, мелкие собственники и интеллигенты, которые с конца 1791 г. начали создавать свои политические организации. В эти месяцы возникли народные общества в Шеффилде, Норвиче, а в начале 1792 г. была основана самая крупная и значительная демократическая организация той эпохи - Лондонское корреспондентское общество. Его организатором был сапожник Томас Гарди, участник демократического движения 70-80-х годов, воспитанный на идеях Картрайта, Пристли, Горна Тука и других радикальных идеологов.

Уже к концу 1792 г. Лондонское корреспондентское общество насчитывало свыше двух тысяч членов, и его ряды продолжали расти. Установив посредством переписки (отсюда и название общества) связи с провинциальными народными обществами, лондонские демократы стали играть роль организационного и идеологического штаба демократического движения в стране.

Симпатии к революционной Франции сочетались у английских демократов со стремлением применить на английской почве «принципы 1789 г.». «Сажайте, сажайте Дерево, истинное Дерево Свободы», - гласил припев песни, ставшей популярной в массах, причем далее недвусмысленно говорилось, что водой для полива Дерева Свободы должна служить «кровь тиранов».

Все эти события 1792 г. - массовые стачки и волнения, образование народных политических организаций, бурный поток демократической и революционной литературы - насмерть испугали промышленную и торговую буржуазию. Нетрудно представить себе психологию фабриканта средней руки, который привык видеть в «своих» рабочих более или менее покорных исполнителей, чувствовать себя на фабрике полновластным хозяином. Но вот на улицы английских городов вышел рабочий класс. Пусть он пока еще только начинает свою самостоятельную политическую деятельность, выдвигая лозунги, объективно сводящиеся к проведению буржуазно-демократической революции, - все равно он уже начинает противопоставлять себя буржуазии. Рабочие бастуют, т. е. выступают непосредственно против него - фабриканта. Они борются против дороговизны, т. е. выступают не только против лендлорда, но и против купца-спекулянта. И они же сажают Дерево Свободы, требуют реформы парламента, создают свои независимые организации. Что опаснее для этого фабриканта - аристократическое пренебрежение верхов или наступление ставших непокорными низов? Да, получив непосредственный доступ к рулю государственного корабля, можно было бы двигаться быстрей, а значит - сделать рейс более доходным. Но он и так достаточно выгоден. Гораздо страшнее, если взбунтуется команда. Так не лучше ли объединиться с олигархической верхушкой - ведь у нее такой великолепный политический опыт, и она найдет средства подчинить команду воле офицеров. А когда наступит штиль, тогда можно будет вернуться к вопросу о том, кому же все-таки стоять на капитанском мостике. И фабриканту уже начинает казаться, что идея свободы, равенства, братства - самая опасная идея века, что французы слишком далеко зашли в своей революционности, что добрые старые английские традиции (традиции консерватизма) мудрее идей Просвещения, наконец, что «король и церковь» - лучший лозунг дня. Так завершился переход английской буржуазии в лагерь реакции. Если в 1789-1791 гг. она еще выступала против олигархии, то с 1792 г. она на длительное время сомкнулась с олигархией против народа.

Опираясь на поддержку всех слоев господствующего класса, правительство Питта решилось применить самые крайние меры в борьбе против народа и его демократических лидеров. Была издана королевская прокламация против «мятежных сочинений», среди которых на первом месте были названы «Права человека» Томаса Пэна. Этот выдающийся революционер вынужден был бежать во Францию, где его встретили восторженно, предоставили французское гражданство и даже избрали членом Конвента. В Англии же он был объявлен вне закона. Так складывался единый фронт правительства, олигархии и буржуазии против народа.

Это, конечно, не означает, что в Англии вовсе исчез буржуазный либерализм. В 1792 г. окончательно оформился давно назревший раскол в партии вигов. Большинство партии полностью сомкнулось с торийской реакцией. Герцог Портлендский и другие аристократические лидеры вигов вошли в правительство Питта, которое, таким образом, приобрело коалиционный характер. Левое крыло во главе с Чарльзом Фоксом осталось в оппозиции и выступало против политики правительства. Фокс был убежден, что репрессии и нарушения элементарных свобод представляют большую опасность для существующего режима, чем либеральная тактика. «Чем свободнее могут выражаться мнения, - говорил он, - тем менее они могут представлять опасности. Лишь тогда мнения становятся опасными для государства, когда преследования вынуждают его жителей высказывать свои мысли под величайшей тайной». Таким образом, вигская оппозиция не расходилась в принципе с правительством: и тори, и виги, даже самые «левые» из них, ополчились против угрозы буржуазно-демократической революции, и расхождения затрагивали лишь вопросы тактики. Не обладая еще в то время тем политическим опытом, той мудростью в отстаивании своего господства, которая станет впоследствии характерной для английской буржуазии, она склонилась к консервативной тактике.