Славянская спарта - Евгений Марков

Мартыничи, родина попа Ивана, не посрамили его старой славы и подъ предводительствомъ его молодого племянника, имѣя во всей дружинѣ своей только 500 воиновъ, покинутые измѣнившими сосѣдями своими пиперами, нѣсколько разъ отбивали аттаки Омера-паши и обратили въ полное бѣгство восьмитысячный отрядъ албанцевъ Османа-паши. Только послѣ трехъ отчаянныхъ приступовъ 12.000 отборнаго регулярнаго войска Омера, поддержанныхъ 18 орудіями, и послѣ рѣзни не на животъ, а на смерть, въ каждомъ переулкѣ, въ каждомъ домѣ своего родного селенья, храбрая горсть юнаковъ вынуждена была покинуть Мартыничи, спаливъ на прощанье свой хлѣбъ и жилища, даже не преслѣдуемая ошеломленными и напуганными турками.

Геройская защита Острога и Мартыничей рѣшила судьбу войны и вынудила впослѣдствіи Омера-пашу очистить Черногорію.

Возвращаться изъ Острога пришлось все-таки въ жаръ, потому что мы не хотѣли долго задерживаться въ монастырѣ. Лошадь моя, сейчасъ же по выѣздѣ изъ Доньяго, стала хромать такъ сильно, что сидѣть на ней сдѣлалось пыткою; да и не трудно было слетѣть съ нею вмѣстѣ въ пропасть, спускаясь съ кручъ по каменнымъ осыпямъ. Поэтому я спѣшился чуть не отъ самаго монастыря и, отдавъ свою лошадь байрактару, не мало этимъ обиженному, пошелъ внизъ пѣшкомъ гораздо быстрѣе лошадей, которыя постоянно отставали отъ меня. Жара была невыносимая, нотъ лилъ съ меня градомъ; цикады надоѣдливо; пилили свои цыркающія жестяныя ноты, изъ подъ каждаго камня, съ каждой вѣтви кустовъ. Колючіе кустарники цѣплялись на каждомъ шагу за платье, за руки, за ноги. Ежевика, по здѣшнему «купина» и «держи-дерево», мѣтко прозванное черногорцами «дрйча», — названіе, которое не мѣшало бы усвоить для этого растенія и намъ, русскимъ, — составляютъ главную придорожную растительность, покрывающую всѣ скаты горы, между рѣдко разбросанными деревьями. Гранатникъ, или шипакъ, какъ зовутъ его здѣсь, до сихъ поръ весь осыпанъ цвѣтомъ; ему гораздо болѣе подходило бы названіе не «шипака», а «купины», да еще «купины-неопалимой», потому что его цвѣты горятъ чисто какъ огонь среди темной зелени куста. «Драча» оправдала и надо мною свое названіе. Желая подражать черногорцамъ, которые въ своихъ пѣшихъ походахъ сокращаютъ путь, пересѣкая напрямикъ изгибы вьющейся улиткою горной дороги, я тоже вездѣ, гдѣ мнѣ казалось можно, спускался прямо по обрывамъ горы до ближайшаго поворота дороги, нерѣдко продираясь, конечно, черезъ кусты и камни. И вотъ въ одномъ злополучномъ мѣстѣ проклятая «драча» такъ основательно запустила въ нижнія части моей одежды свои желѣзные когти, что разодрала ихъ на-двое сверху до низу и поставила меня въ самое плачевное положеніе, такъ какъ весь багажъ нашъ былъ въ Богетичахъ и на дорогѣ перемѣнить уничтоженный костюмъ было рѣшительно нечѣмъ. Я вспомнилъ, однако, въ своему утѣшенію, что и старый нашъ путешественникъ по Черногоріи, Ег. П. Ковалевскій, тоже жаловался на драчу и также страдалъ отъ нея, какъ и я.

«Наши сапоги были изорваны торчащими камнями, а платье повсюду вьющимся драчемъ», — сообщалъ онъ, описывая именно свой переходъ изъ Цетинья въ Острогъ, который онъ считалъ «невыразимо тягостнымъ», находя, что даже и въ тѣхъ немногихъ мѣстахъ, «гдѣ можно сѣсть на коня», грозитъ опасность слетѣть вмѣстѣ съ нимъ въ стремнину или грянуться о камень…

Слава Богу, наконецъ ми добрались до Богетича, и въ немалому удовольствію своему, смѣшанному съ нѣкоторымъ удивленіемъ, обрѣли у Джуры въ полной сохранности всѣ свои чемоданы, узлы и сакъ-вояжи, честно переданные ему невѣдомымъ намъ извозчикомъ. Божо съ починенною коляскою и отдохнувшими лошадками своими тоже ждалъ насъ въ Богетичахъ, такъ что, немного переодѣвшись, напившись съ наслажденіемъ свѣжаго молока и кофе, мы могли сейчасъ же двинуться въ обратный путь, провожаемые радушными напутствіями добряка Джуры, хорошо заработавшаго въ этотъ день.

До Даниловъ-града докатили всего въ полтора часа. Тамъ застали народную ярмарку. Всѣ улицы залиты толпами черногорцевъ и черногорокъ, но не въ праздничныхъ, а напротивъ, въ самыхъ безцеремонныхъ одеждахъ; иные чуть не безъ рубахъ, у другихъ широкая, могучая грудь распахнута настежъ, третьи въ однѣхъ рубахахъ. Невольно вспомнилось мнѣ Гоголевское описаніе въ «Тарасѣ Бульбѣ» казаковъ въ Запорожской Сѣчи… Стоятъ, сидятъ, ходятъ, толкаются, и видно, что всѣмъ весело, всѣ довольны, — а чѣмъ? понять нельзя. Ничего ровно нѣтъ, кромѣ этой толкотни и празднаго говора. Торговли, можно сказать, тоже нѣтъ. Это таскаетъ на плечѣ одинъ мѣшокъ продажнаго овса, кто пустой бурдюкъ, торговка держитъ какую-нибудь маленькую чашечку сливъ или овощей, всего гроша на три, а толкотни, ротозѣйства, болтовни изъ-за этого грошоваго товара — на сотни рублей!

Какъ только коляска наша остановилась противъ кафаны, дать маленькій роздыхъ лошадямъ, какъ насъ кругомъ обсыпала толпа мальчугановъ. Черногорская дѣтвора — это совсѣмъ не то, что какіе-нибудь злорадные и зловредные парижскіе gamins de la rue въ тѣлѣ Гавроша, или голосящіе надоѣдливые попрошайки восточныхъ мусульманскихъ городовъ съ ихъ несмолкающимъ: «бакшишъ, бакшишъ!». Черногорскія дѣтишки не обступаютъ съ дерзкимъ хохотомъ и улюлюканьемъ одѣтаго не по ихнему иностранца, не надоѣдаютъ ему никакими просьбами, не мѣшаютъ ему ни въ чемъ. Они только съ искреннею, прямодушною пытливостью смотрятъ ему въ глаза, стараясь угадать или услышать, что ему нужно. Они удивительно услужливы и дѣльны. Въ одну минуту побѣгутъ, куда надо, найдутъ, позовутъ, приведутъ, кого требуется, принесутъ, что приказано. Чуть не въ каждомъ селеньѣ и городѣ намъ приходилось прибѣгать въ ихъ милымъ услугамъ, за полнымъ отсутствіемъ у черногорцевъ всякихъ надписей, вывѣсокъ, объявленій и оффиціальныхъ блюстителей порядка. Мы убѣдились поэтому собственнымъ опытомъ въ практической полезности черногорской дѣтворы и отсутствіи въ ней всякихъ корыстныхъ инстинктовъ. Сейчасъ сказываются добрыя семейныя начала, серьезная школа жизни. Дай только Богъ, чтобы эта дорогая черта народнаго характера подольше сохранилась въ простодушной черногорской молодежи, не поддаваясь растлѣвающимъ вѣяніямъ нашей трактирной цивилизаціи. Дѣтишки черногорскія вмѣстѣ съ тѣмъ красавецъ на красавцѣ, а ужъ особенно самыя крошки, — тѣ просто одинъ восторгъ!..

Отъ Даниловъ-града, или, вѣрнѣе, отъ княжескаго имѣнья Крушевца, шоссе идетъ уже низомъ долины, прямо какъ стрѣла, до самаго Спужа, густо обсаженное по обѣимъ сторонамъ бѣлою акаціею. За Спужемъ, въ мѣстахъ, гдѣ недавно еще хозяйничали турки, вся мѣстность кажется какъ-то безплоднѣе и безхозяйственнѣе, зато на каждомъ холмѣ, на каждой вершинкѣ горы непремѣнно торчитъ фортъ, башня или блокгаузъ.

Развалины Дукли промелькнули мимо насъ на своемъ остромъ полуостровѣ, между руслами Зеты и Морачи, прислоненныя въ горамъ. Глядя на прямое и тихое теченіе Зеты и на бѣшеныя волны Морачи, выбѣгающей сбоку изъ горъ, не понимаешь, почему соединенное теченіе этихъ рѣкъ послѣ впаденія Морачи носитъ имя ея, а не Зеты, между тѣмъ какъ теченіе это продолжаетъ почти безъ всякаго уклона направленіе Зеты, а вовсе не Морачи, и такъ же тихо, какъ Зета, до самаго Скутарійскаго озера, куда она впадаетъ. Отъ Даниловъ-града до Подгорицы мы тоже доѣхали въ полтора часа, сильно торопясь попасть туда до ночи. Вслѣдъ за нами помчалась въ Подгорицу огромная длинная телѣга тройкою, въ которую набилось больше двадцати человѣкъ въ бѣлыхъ фескахъ и черногорскихъ капахъ, возвращавшихся съ какихъ-то работъ. Несмотря на наступавшую темноту, по улицамъ и на площади Подгорицы гуляли толпы празднаго народа. Оказалось, что на завтра ждутъ въ Подгорицу князя и митрополита, отправляющихся въ Никшичъ на закладку новаго собора.

XIV

Встрѣча съ владыками Черногоріи

Христо и въ этотъ разъ угостилъ насъ на славу. Ужинъ ждалъ насъ обильный: жареная кусками форель, баранина, еще какое-то печеное мясо, огурцы съ салатомъ и очень хорошее црмницкое вино.

Постели были тоже свѣжія и чистыя, и мы выспались отлично, несмотря на неожиданно набѣжавшую страшную грозу съ громомъ и молніей. Выѣхали мы изъ Подгорицы яснымъ веселымъ утромъ мимо княжескаго загороднаго двора. Домъ розоваго цвѣта, съ красивымъ фасадомъ, высится на холмѣ, невдалекѣ отъ него церковь, а у ногъ его — зеленая ливада, густо обсаженная акаціями, молодой фруктовый садъ, молодая роща дубковъ. Равнина Подгорицы широкая, ровная, съ тучною и плодоносною — почвою. Виноградники, плантаціи табаку и кукурузы покрываютъ ее, куда ни взглянешь. Вся она еще недавно была въ рукахъ турокъ. Рѣка Ситница, которую мы переѣзжаемъ, отдѣляла ее тогда отъ черногорскихъ предгорій. За Ситницей сейчасъ же начинается подъемъ. Налѣво отъ насъ, на очень высокой пирамидальной горѣ живописно вырѣзается церковь села Кокети. На встрѣчу намъ спускается длинная маджара съ княжескою кухнею, поваромъ и камердинеромъ. Немного спустя, провели мимо насъ и верховыхъ воней князя. Лошади очень красивыя, сѣрыя, арабской крови, подъ богато расшитыми попонами, съ серебряными налобниками, украшенными гербомъ князя. Проскакали лотомъ отчаяннымъ галопомъ внизъ подъ гору два княжескихъ дерянника въ красныхъ гуняхъ съ мѣдными значками на груди я на шапкахъ.