Буржуазное достоинство: Почему экономика не может объяснить современный мир - Deirdre Nansen McCloskey
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наиболее ярко это выражено у Кеннеди, но связанное с этим предположение о том, что военная мощь объясняет, почему у западных людей много грузов, встречается повсеместно.16 Даже в мудрых головах оно ошибочно. Например, блестящий физиолог, орнитолог, географ и историк мира Джаред Даймонд в 1997 г. писал, что "технологические и политические различия по состоянию на 1500 г. н.э. были непосредственной причиной неравенства в современном мире". Почему? Потому что "империи стальным оружием смогли завоевать". Но разве военное завоевание делает завоевателя богатым? Верно, оно делает его богаче, чем его жертвы, погибшие от оспы и стальных мечей. Однако это никак не объясняет гигантского обогащения, которое до сих пор имеют Запад и Север, а теперь Восток и Юг. Военное превосходство обусловлено богатством (вспомним Россию в 1812 и 1942 годах, а теперь и Китай с зарплатой всего 13 долларов в день, а во время Корейской войны и того меньше). Но в целом богатство не является причиной. Убийство аборигенов или управление обнищавшими традиционными крестьянами - не тот путь, по которому можно получить стеклопакеты, политическую свободу, канализацию, длинную пенсию, стереосистемы, магниевые лестницы, сорокачасовую неделю и высшее образование для серьезного духовного роста.
По мере увеличения изобретательской панорамы становится все легче и легче воспользоваться ею, приспособить ее для своих целей, хороших или плохих. Метафоры растущего дерева, футбольного матча или бега наперегонки должны уступить место метафорам обмена идеями, хотя просто "обмен" идеями, даже если он правильно подчеркивает взаимную выгоду, сам по себе не совсем уместен. Тунцельман мудро заметил, что технология "не может быть сведена к информации, как это часто встречается в трактовках экономистов. . . . [Она] должна быть изучена ... через процессы, которые лишь частично понятны". Эти процессы химик и философ Майкл Поланьи (более умный брат историка экономики Карла Поланьи) назвал "негласным знанием". Тунцельман приводит пример Поланьи с обучением езде на велосипеде: "Никакое количество печатных инструкций о том, как ездить, не позволит большинству людей впервые сесть на велосипед и уверенно крутить педали". Другой историк экономики, ныне покойный Джон Р. Харрис, подробно показал, что передача технологии изготовления печей для производства железа и стекла между столь похожими странами, как Великобритания и Франция, с 1710 по 1800 год зависела от негласных знаний, которые трудно передать. Социолог науки Гарри Коллинз говорит об экспериментах. Негласные практики одной лаборатории трудно воспроизвести, особенно на пионерском поле развития науки, где все неизбежно становится трудным.21 То же самое касается и промышленных трюков. И поэтому чисто экономическая метафора гладкого "обмена идеями" не дает полной картины.
Во всяком случае, Англия XVIII века даже в период своего наивысшего расцвета не могла бы сравниться с современным китайским ростом реальных доходов на душу населения в 10% в год. Китайцы зависят от идей на Западе, после азиатской биржи доменной печи и хлопка, современные землеройные машины и компьютеры появились раньше и медленнее. Удвоение дохода на душу населения за семь лет, которое предполагает китайский показатель, не могло произойти раньше, чем в самое последнее время, когда гигантские кучи уже изобретенных идей, таких как ткацкий станок, лампочка или печатная схема, ждали своего часа, если только позволить людям использовать их для получения прибыли, причитающейся человеку с новой заимствованной идеей, и перестать глумиться, воровать и казнить тех, кто эту прибыль получает. Историк технологий Дэвид Эдгертон говорит о "шоке старого", когда люди - даже очень бедные жители бразильских фавел - продолжают находить новые применения старым технологиям, таким как листы гофрированного железа.22 Изобретать железо, бумагу или печать можно медленно, в течение многих веков; этого недостаточно для прорыва. Что необходимо, - написала госпожа Чэнь Чжили, государственный советник Китая по вопросам образования, науки, техники и культуры, в трогательном предисловии к популяризации Темпла Нидхэма в 2007 г., - это "ин-новации, [которые] являются духом нации и бесконечным импульсом для процветания нации". "Инновации в Китае зависели не от того, достигнет ли Китай нужной стадии роста, а от того, разрешит ли мадам Чэнь Чжили и ее коллеги по ЦК местным мэрам и предпринимателям пробовать эксперименты с некоммунистической экономикой, например, не объявлять вне закона производителей или не перевоспитывать земельных спекулянтов. Соседние Бирма и Северная Корея показывают, что бывает, если, наоборот, продолжать милитаристскую или социалистическую политику, а Китай может показать это еще раз, если отступит от инноваций в пользу старых маоистов или новых кумовьев-капиталистов.
Китай и Индия, иными словами, могут взять с полки изобретения, над которыми трудились Уотты и Эдисоны последних трех столетий, а также китайские и индийские изобретатели предыдущих веков, инкские картофелеводы и бенинские литейщики, чьи изобретения охотно брали на вооружение любопытные западные люди. Индийцы изобрели хлопчатобумажную ткань fine, которая затем стала основным товаром в Манчестере, а впоследствии в полностью механизированном виде вновь стала основным товаром в Мумбаи. Китайцы изобрели массовое производство чугуна, который затем стал основным продуктом шведского Уппланда, английского Кливленда и американского Гэри, а впоследствии с помощью дополнительной химической технологии стал основным продуктом Камайшинского завода в Японии, а теперь и Аньшаньского завода в Китае. Таким образом, Швеция в конце XIX века, а затем Япония в начале и в середине ХХ века и в начале ХХI века Китай поразительно быстро наверстал упущенное.
Таким образом, бедная страна, внедряющая инновации в полном объеме, может оказаться на расстоянии града от Запада, как я уже говорил, примерно через два поколения. Это не означает, что догоняющее развитие неизбежно. Такая страна, как Венесуэла, которая упорствует в изгнании своих предпринимателей, или такая страна, как Швеция 1960-1990 годов, которая стремится к социал-демократическому равенству в образовании, пренебрегая качеством и эффективностью, могут на некоторое время затормозить экономический рост. Подобно несчастливым семьям Толстого, страны с плохой экономической политикой несчастливы каждая по-своему.
Хорошая политика до скуки похожа: верховенство закона, права собственности и, прежде всего, достоинство и свобода буржуазии. В итоге счастливые страны выглядят одинаково, потому что в каждой из них есть автомобили, компьютеры, высшее образование. Грамотная политика позволяет взять с полки технологии и за два-три поколения добиться неплохой жизни для простых людей. Это происходило неоднократно, например, когда США перенимали британское производство, а Гер- мания - аналогичное. Вспомним такие недавние чудеса перепрыгивания через якобы неизбежные этапы, как Тайвань, Гонконг или Сингапур. Возможно, нам следует перестать удивляться
