Братья с тобой - Елена Серебровская

Да, интересно бывало. И страшно: жить в одном ауле со своим ребенком, добровольно отданным в чужую семью, и не признаваться… Только с бедными так бывало. Только бедные отдавали детей в чужие семьи, богатые никогда не отдавали.

Вот как начиналась жизнь у Худайбергенова… Не рассказал бы — сама и не догадалась бы. Ей же тут всё внове.

Худайбергенов сказал, что ее уважают. Не только за работу, — за скромность. Когда они успели изучить ее? Хотя что удивляться: город этот — как большая деревня, все на виду. Она думает, что живет сама по себе, вдали от других, — а о ней всё известно. Уже и отметку ей выставили.

В институте работали молодые ученые из Туркменского филиала Академии наук. Они приходили прочесть лекции и снова спешили в прохладные залы архивов, где в аккуратных папках хранились записи стихов, поэм и дестанов туркменских поэтов. На протяжении долгих лет богатства литературного архива этого народа хранились главным образом в памяти стариков, в головах аксакалов-бахши, помнивших наизусть десятки тысяч строк стихотворений Махтум-Кули, Кемине, Молла Кара и других. В ту далекую пору не было институтов и филиалов Академии наук, народ в массе своей кочевал, и редкий из богачей или военачальников понимал, как важно сберечь жемчуга народной поэзии. «Главные архивариусы» обходились тогда без бумаг. Бродили они по аулам и городам, пели то, что сохраняла память…

Сейчас в институте учились десятки молодых туркмен и туркменок. Учились на дневном отделении, на вечернем и на заочном. Маша работала в основном со студентами русских групп. Но однажды декан пригласил ее к себе и предложил задание, несколько необычное.

Сыны Туркменской республики тоже участвовали в войне, тоже били фашистов, защищая социалистическую родину. Были среди них и герои, прославившие на всю страну себя и свой народ.

Одного из первых героев-туркмен после госпиталя направили учиться в институт. Он сам захотел учиться, но к ученью в институте был еще не готов. Для него устроили нечто вроде курсов подготовки в вуз.

Дирекция оформила всё торжественно: маленькую чистую комнату на первом этаже отвели специально для учебы Героя Советского Союза, сделали ее как бы его кабинетом. Обставили кабинет безо всякой пышности, но удобно, и педагогов к ученику прикрепили хороших. Он занимался ускоренно, работал много; хотел быстрее подготовиться в вуз.

Курбан Атаев был в прошлом пастухом, солдатом оказался способным и смелым. Вскоре ему было присвоено звание младшего сержанта. Однажды часть, в которой он служил, была атакована немцами, численно превосходившими наших в несколько раз. Курбан подпустил врага близко, неожиданно бросился в контратаку и повел за собой бойцов. На какие-то минуты он превратился в легендарного Кёр-Оглы, о котором слышал от матери в детстве, в бесстрашного воина древних времен, не знавшего поражений. Именно в рукопашном бою, где исход решали доли секунды, штыком и прикладом он разметал врагов и не останавливался до той поры, пока его не ранило осколком снаряда.

Горячая кровь мгновенно смочила рукав, в голове зазвенело, но сержант преодолел слабость и снова кинулся вперед, увлекая за собой бойцов.

Гитлеровцы побежали. Отстояли советские солдаты русскую деревню Климовичи, не уступили ее врагу.

Курбана, потерявшего много крови, отправили в госпиталь. Вскорости его перевезли в родную Туркмению. Поправился, окреп, хотя первое его ранение было не единственным. Пальцы на правой руке изуродовало так, что к военной службе он больше не годился. Решил учиться.

Курбану дали квартиру в одном из домиков возле института. Купил и поставил у себя стол и кровать, но спать продолжал на полу, — это же в туркменском климате много удобнее: прохладнее. Привез в Ашхабад из аула жену и троих детей, ожидал четвертого.

Курбана славили и в газетах, и по радио, и в кино. Редкий туркменский поэт не написал о нем стихов. Известный драматург сочинил о герое пьесу. Курбана пригласили на премьеру; он смотрел и плакал, переживая всё заново.

Не всякий выдержит такую славу. Курбан находил ее чрезмерной и считал, что славят не ею лично, а Советскую власть, воспитавшую простого пастуха сознательным гражданином и смелым воином. Курбан сумел доказать, что умного и честного человека слава не испортит.

Учился он очень старательно. Сначала плохо понимал по-русски; он и свой-то язык знал далеко не в совершенстве: ведь школу кончал в ауле, не в городе. Преподавателям тоже пришлось перестраиваться, помогая ему усваивать новые для нею понятия. Взять ту же историю: поначалу ему казалось, что богачи и дворяне — это одно и то же. Мария Борисовна Лоза растолковала разницу. Она рассказала Курбану о декабристах — дворянских революционерах. Сами вовсе не из бедных, а революционеры…

Курбану лет двадцать пять, говорит сдержанно, раздумчиво, на лице отражается напряженная работа мысли. Он худощав, голова удлиненная, бритая. В Туркмении это считается красивым, — прежде младенцам с первых дней матери бинтовали голову, чтобы череп получил продолговатую форму.

Заниматься с Курбаном было интересно, хотя эта работа требовала больших усилий и сосредоточенности. Он сыпал вопросами и стремился всё понять как можно отчетливей.

Однажды во время перерыва Мария Борисовна рассказала ему о возмутительном случае, происшедшем с нею в летнюю сессию у заочников. Один из студентов-туркмен пришел сдавать русскую историю. Совсем не подготовился и ничего не знал.

— Кто такой Борис Годунов? — спросила тогда Мария Борисовна, видя, что от студента ничего не добиться.

— Борис был цар.

— А кто же был Гришка Отрепьев?

— Гришка был тоже цар.

Больше он ничего сказать не мог.

— Вот видите, вы не подготовились, а приехали сдавать, — рассердилась Мария Борисовна. — Я вам ставлю «неудовлетворительно».

А студент сказал, что отец его привез на базар помидоры, и пусть она только адрес даст, — он ей сразу ящик помидоров пришлет. Но надо хотя бы «уд.» поставить…

— Смешной человек! — заключил Курбан, выслушав рассказ своей учительницы. — Ему надо бумажку, а ведь знаний-то у него не будет. Как же детей в школе учить? Глупый человек. Учиться — это богатым становиться. Знания всегда с тобой. Вы правильно сделали, что прогнали его.

— Он меня обидел. Думал, что учителя подкупить можно.

— Плохой человек. Вроде подхалимов. Они стараются начальству приятное сделать и этим купить доброе отношение. Думают начальство продается. Они его только оскорбляют этим. Жалко, не каждый начальник это понимает. Другому даже нравится, что его подкупить хотят.

Умница Курбан!

Знания приходили к нему постепенно, — не сразу и Москва строилась! Преподавательница русской литературы рассказывала Маше о первых своих занятиях с беспокойством. Объясняет Курбану что-то о творчестве Ломоносова, читает «Оду об утреннем величии», а он — свое: есть бог или нет? Какие доказательства? От Ломоносова ушли в сторону, невесть куда. Придирается, спорит, задает нелепые вопросы, а потом успокаивает: вы, мол, не обижайтесь, я тоже знаю, что бога нет, но когда со мной спорят, я не всегда нахожу доказательства. А теперь они у меня появились.

Или вот Пушкина проходили, «Евгения Онегина». Что пересказывала ему, объясняла, что вслух читала. Просит ученика кратко рассказать содержание романа. Пожалуйста: «Татьяна жила в русском ауле. Она была дочерью богатого бая…»

Курбан, разумеется, понимал: военная слава — уже в прошлом, после ранения он теперь навсегда человек штатский; старыми заслугами долго не проживешь.

Своей добросовестностью и дотошностью Курбан понравился тем, кто его учил. И, рассказывая ему о русской истории и литературе, педагоги старались не только обогатить его память фактами, но и помочь понять этическую сторону событии подлинных и вымышленных, литературных. Он без большого труда разобрался в драме Катерины из пьесы Островского «Гроза». Разобрался настолько, что понял эту русскую женщину и оправдал. Он, родной отец которого еще покупал себе жену, как вещь, и, разумеется, никогда бы не понял и не простил измены. Курбан узнал, что за люди были питерские рабочие; Мария Борисовна рассказала ему и о живых кировцах, его современниках.

Курбан не только узнавал новое, — незаметно для себя он изгонял из закоулков своего сознания остатки пережитков, под цепкой властью которых жили так долго его отцы и деды.

Заканчивался учебный год. Курбан только что сдал экзамен по русской истории. Он ответил на все вопросы, получил хорошую отметку, а потом встал из-за стола и поблагодарил свою преподавательницу, крепко пожав ей руку. Тон его был серьезный, почти торжественный.

Маша больше любила благодарить сама, чем выслушивать слова благодарности. Она шутливо заметила, что это была еще не учеба, а только фундамент для настоящей учебы, подготовка, нужная для того, чтобы будущий студент смог ориентироваться в фактах истории, понимал хотя бы приблизительно, о каких явлениях пойдет речь.