Братья с тобой - Елена Серебровская

В это окно был виден трехэтажный разбомбленный дом. Без крыши, почти без перекрытий. В окна его, если глянуть с улицы, можно было увидеть синее майское небо. Ветер оторвал кусок жести там, где когда-то была крыша, но оторвал не до конца. Ветер трепал эту жесть, и она противно скрипела так, что слышно было даже сквозь двойные рамы.

Вечер восьмого мая. Все эти дни мы так ждем известий по радио! Война окончена. Германское верховное командование подписало в Карлхорсте акт о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил. Президиум Верховного Совета СССР объявил завтрашний день Праздником Победы.

Всё! На измученной, вытоптанной солдатскими сапогами, выжженной земле — тишина. Покой. Почти четыре года назад сюда зашли чужеземцы, зашли далеко. Больше их нету. Белеет голый холодный остов печной трубы, словно огромный мозолистый перст укоризненно тычет в небо. Трясет деревянными руками безголовое дерево, — верхушку ему отстригло снарядом. Ничего, у дерева вырастет новая голова. Рябит от крестов на кладбищах немецких солдат на Смоленщине, Киевщине, Львовщине. И то здесь, то там у дорог — могилы тех, кто пал за Родину, и тесные братские, и одинокие — деревянная колонка со звездочкой, надпись, — это бойцы постарались для своего лейтенанта, сержанта, командира и друга или для такого же, как сами, рядового бойца.

Отдыхает земля, вся израненная, разодранная, распухшая. Еще зарыты в ней железные штуки, круглые, квадратные, продолговатые, — штуки, о которые стукнется плуг или лопата, которые не раз взорвутся в детских руках, в хрупких руках чересчур любопытных мальчишек. Далеко стало видно: был город, а нынче — поле, засеянное камнем. Было богатое село, а нынче — оголившиеся трубы да жалостные пенечки от яблонь, груш, вишен и слив, — боялись фашисты садов.

Всё, нету здесь никаких интервентов, чисто. Можно даже подумать, что сделалось это само собой. Может статься, что новые поколенья когда-нибудь перестанут верить в горькую правду солдатского подвига, коллективного подвига всего трудового народа, перестанут снимать шапку перед теми, кто спас нашу родину от фашистского плена, перед теми, которым сегодня — двадцать пять, тридцать, сорок и пятьдесят? И перед теми, которым было бы столько, но никогда уж не будет?

Не греши на будущую молодежь, Маша. Тебе больно. Да, они забудут Севку и Оську, забудут Иванова, Петрова, Махоткина, Кожина, — где же им упомнить миллионы имен, миллионы глаз, которые тебе, пережившей войну, смотрят в душу из-под земли! Но, любуясь свежей красотой выстроенных заново городов, чистыми лугами в пестром разнотравье, вновь кудрявящейся листвой берез, новые юноши и девушки будут любить эту землю не меньше, чем любили ее те, кто падал на нее, чтоб не встать. Это ты потеряла близких, друзей, сверстников, ты выплачешь все глаза, — но жизнь не остановится никогда. Советская власть победила. Дети растут, и твои — тоже.

Оглянись назад, на эти горькие военные годы, — сколько же было переделано дел! И ты не была в стороне, и ты под общую ношу подставила свое плечо. В самом деле, неужто ты так долго жила недосыпая, недоедая? Работала за троих? Изворачивалась, чтобы накормить детей? Если вычеркнуть это, не поймешь всей тяжести материнской судьбы в годы войны! Знала ли ты в сорок первом, что и сама ты — герой? Так жили многие, почти все. Но ведь это и доказывает, что народ твой — народ героев. Всё может народ, когда понимает — зачем.

Радоваться надо, ликовать, а ты плачешь: нету Севки, отца, нет и не будет. Зачем утешать, — просто женщина знает, во что обошлась победа.

Дети не спали. Они слушали радио, шумели, бегали по комнатам, заглядывали в окна, — скоро ли будет салют?

Слезы Анны Васильевны высохли раньше, — она была посильнее.

— Какой день! Где-то сейчас наш освободитель Варшавы — Володя? Празднует небось со своими товарищами… Сегодня невозможно оставаться одному, надо быть вместе со всеми… Выйди на улицу, Маша, пройдитесь с Костей к Неве. На людях лучше. А с ребятами я побуду.

И вот они вышли вдвоем на улицу. Люди громко смеются и плачут, незнакомые поздравляют и обнимают друг друга. Скоро будет фейерверк.

Не спеша, чтобы Косте не было трудно, подошли они к высокому Кировскому мосту. Остановились на набережной у решетки, против Петропавловской крепости.

Нева светилась неярким светом северного весеннего неба. Она несла свои воды тихо, величественно и спокойно. А толпа на ее набережных кипела и ликовала, радуясь долгожданному известию о конце войны.

В небо взлетел сноп разноцветных огней. Он подымался всё выше, цветы распались в разные стороны и тонули в воде, освобождая место новым огням.

Примечания

1

Бежим! Что ты смотришь, парень? Бежим, не то будет поздно!

2

Быстро, быстро, девушка!

3

Что еще работать? (Неправильный оборот).

4

Но это невозможно — сделать всё так быстро!

5

Пусть русская женщина не боится.