Асфодель, цветок забвения - Евгения Перлова

У окна на полу расположилась троица седовласых старичков, один из них бормотал и крестился, сидя на коленях.

– Это у нас пророк Моисей, – сказал о нем Игорь с мышами в животе, – а вон тот зовет себя Сиддхартхой, но кроме меня это имя никто не выговаривает, так что для всех он Сид[11].

Второй старичок сидел в позе лотоса с закрытыми глазами. Третий старичок в простыне в позе ребенка упирался лбом в пол.

– А это – Мухаммед[12], – сообщил Мрачный.

– Отличная компания, – сказал Мика, – боюсь предположить, кто все остальные.

– Все остальные нормальные и попали сюда по ошибке, – цинично заметил Мрачный и подсел к толстому мужчине лет пятидесяти, лежащему на кровати возле выхода. – Да, Пухляк?

Тот подскочил, подвинулся, и все его тело заколыхалось, словно желе.

– Голоса слышит, – объяснил Мрачный, – причем добрые. Они ему говорят зубы чистить, носки стирать, он без них шагу ступить не может, ничего не делает, пока голоса очередного не дождется. А так нормальный чувак. Ни разу не вязали его.

– Что значит «вязать»? – спросил Мика.

– Когда пациент становится буйным, его, с разрешения врача, фиксируют ремнями к койке, – сообщил санитар, до этого момента не вступавший в беседу.

– Ясно, – пробормотал Мика, – учту на будущее.

– Самые ку-ку у нас Лесник и Птичник, – сказал Игорь, поглаживая живот, усмиряя своих невидимых мышей, – но если на улице спокойно – деревья не шумят и птицы не голосят, у этих двоих тоже все хорошо. При них окна стараются не открывать.

Лесник и Птичник, два худощавых парня неопределенного возраста, играли в карты.

– А что с ними такое? – спросил Мика.

– Лесник боится деревьев, ему кажется, что они его ненавидят и хотят убить, а Птичник то же самое думает о птицах, любых. Его трясет от голосов, перьев, одного вида птиц. Поэтому их обоих даже гулять не выводят.

– Можно выходить на улицу? – удивился Мика.

– После тихого часа самые спокойные гуляют, – ответил Мрачный, – это врач должен разрешить.

Когда народ отправился на прогулку, в палате остались Мика, Молчун и Птичник с Лесником. Мика спросил у санитара, где можно покурить, на что ему, не отрываясь от книги, ответил Молчун:

– Будешь хорошо себя вести – пойдешь завтра на улицу, там и покуришь.

– А тебя чего не пустили? – поинтересовался Мика.

– С чего б меня не пустили-то, я сам не хочу. Книжка интересная, – пробурчал Молчун.

– Говорят, ты был санитаром в пятом отделении … – начал Мика.

– Люди болтают что ни попадя, – отрезал Молчун.

– Моя сестра в прошлом году там работала, – не унимался Мика.

– Много кто там работал в прошлом году, – парировал Молчун, – может, я здесь из-за такой, как твоя сестра. Все беды от баб.

И отвернулся к стене, всем видом показывая: продолжения разговора не будет.

Мика вздохнул и подошел к зарешеченному окну. Пациенты гуляли на огороженном пятачке под присмотром санитара: кто-то курил, кто-то сидел на лавочке, кто-то ходил вокруг клумбы.

– Была у нас в прошлом году одна практикантка в пятом отделении, – вдруг сказал Молчун, – Элиной ее звали.

Мика вздрогнул.

– Хорошенькая, а там такое отделение, парень, одни преступники вокруг. Психи-преступники, что еще хуже. Не знаю, как ее вообще определили-то туда, столько отделений, а ее в пятое, – рассказал Молчун.

– И долго она работала там? – как можно равнодушнее спросил Мика, продолжая смотреть в окно.

– Не очень долго, я даже приударить за ней не успел, – усмехнулся Молчун, и у Мики невольно сжались кулаки. – Она убила одного психопата и сбежала из больницы. Интересно, где она сейчас…

– В смысле – убила?! Что ты несешь?! – повернулся к нему Мика. Видимо, слишком резко, потому что Молчун снова уткнулся в книгу, делая вид, что все, что Мика слышал, – галлюцинация.

Птичник присвистнул.

– Ничего ты его разговорил, – сказал Лесник, – он обычно за день больше двух слов не выдает.

И они вернулись к своим картам.

Счет до двенадцати не помог, Мика подлетел к Молчуну и схватил его за плечи.

– Рассказывай, что знаешь, – жестко сказал Мика и прижал Молчуна к стене.

Глаза у того округлились, он зашипел и попытался вырваться, но Мика крепко держал его под улюлюканье Птичника и Лесника.

– Компот новенькому! – вопил Птичник.

– На вязки! – веселился Лесник.

– Отпусти его! – заорал под ухо санитар. Жало шприца вошло Мике в бедро, через несколько секунд руки его разжались, Молчун поплыл и размазался в большое бледное пятно, а самого Мику словно разобрало на пазлы и разбросало в стороны.

* * *

Наступила ночь, и Мика пришел в себя. Спина одеревенела от жесткой бугристой поверхности, на которой он лежал. Все тело онемело, он не мог пошевелиться. Вернее, мог, но движения были ограниченными – руки и ноги привязаны к сетке кровати. Он ощущал полоску ткани на шее и не мог приподнять голову.

– Допрыгался, малыш? – прошелестел кто-то и хихикнул. – Да, видимо, к нашему новенькому пришел твой брат, бешеный тролль. Говорили, он накинулся на Молчуна и чуть не задушил его, прикинь? А если новенький снова накинется на Молчуна? Да-да, его тогда уведут в изолятор и там привяжут на сутки, как нас с тобой, помнишь?

Весельчак разговаривал со своим внутренним троллем, Мика думал о том, что произошло, и не мог вспомнить, почему он бросился на Молчуна. Ему казалось, они просто разговаривали, а потом подбежал санитар и…

– Эй, Стас, тебя ведь так зовут? – позвал Мика. – Давно я так лежу?

– Он очнулся, – сообщил Весельчак внутреннему троллю. – Мы пришли с прогулки, а тебя уже повязали, ты в отключке был. Знаешь что?

Весельчак слез с кровати и на четвереньках подполз к Мике.

– Кажется, я тебя где-то раньше видел, чувак, – глаза Стаса блестели совсем близко, и Мика чувствовал его несвежее дыхание, но не мог отвернуться: шея была мягко, но крепко зафиксирована. – И мой тролль говорит, что видел тебя, ты хочешь меня убить, говорит.

– Что еще тебе сообщил твой тролль? – поинтересовался Мика. – Где мы с ним встречались?

– Тролль говорит: когда мы жили в городе с колючей проволокой, ты гонялся за мной с ножом.

Мика замер. Точно. Тот. Самый. Стас. Забавно, что именно это воспоминание. Что он еще помнит?

Куда делся уверенный и наглый красавец, которому принадлежал весь мир и любовь Эл?

Как давно он в больнице? Что с ним случилось? И какие боги решили, кто из них кинул кости, чтобы выпал один процент из ста и они встретились здесь, в этом проклятом месте?

– Давно ты тут, Стас? – спросил Мика.

– Не помню, давно, – ответил тот и захрипел: – Почему ты хочешь меня убить?

– Стас, мы