Егерь - Евгений Ильичёв

— И ты знаешь, кто именно возглавит кнежить после смерти Владеймира?

— Догадываюсь, — Мария почему-то хитро подмигнула мне, поймав на том, что я жадно ловлю каждое слово их разговора. — Подумай, с кем мог быть связан Грижа — этот кнесов цербер и его правая рука, раз решился на устранение собственного хозяина.

— Да кто бы ни претендовал на трон Владеймира, — возразил Марии Болотов, — он должен будет доказывать легитимность своих притязаний на правление! Народ не пойдет абы за кем.

Сказал и осекся.

— Неужели?

— Да-да, Коля, — весело продолжила за пилота Мария. — Кто одновременно связан и с кнесом, и с Грижей, и при этом будет идеальной кандидатурой на правление кнежитью?

— Кнесенка Викка! — догадался Болотов.

— Ну, наверняка нам это неизвестно, но тот факт, что она могла свергнуть отца, а Грижа, будучи влюблен в нее, мог ей помочь в этом, наводит на определенные мысли.

— Презумпцию невиновности еще никто не отменял! — возразил Болотов.

— В этом мире её еще никто не придумал, чтобы отменять, — ответила на это Мария и добавила. — Во всяком случае, молодая и прогрессивная кнесенка Викка как правительница Чарской кнежити видится мне более перспективной кандидатурой.

— Да, — тяжело вздохнул Болотов, — это если останется, кем править.

* * *

Следующие две недели сотрапезники держали оборону довольно стойко. Хотя окружившие город боровчата на рожон уже и не лезли, раз за разом натыкаясь на жесткий отпор. Осаждающая сторона скорее обозначала свое присутствие возле крепости, но по настоящему серьезных попыток к штурму не предпринимала. Более или менее серьезные столкновения вспыхивали, когда из осажденного города в Пустошь выходили сотрапезники. Защитниками крепости было предпринято по меньшей мере пять или шесть серьезных попыток прорыва блокады, но всякий раз контрвыпады сотрапезников разбивались о массированную и глубоко эшелонированную оборону Боровского.

— К сожалению, — с тяжелым сердцем докладывала Мария о положении дел на импровизированном брифинге с Грижей и его первыми помощниками, — мы упустили момент, когда можно было попытаться повлиять на расстановку сил. Хорошо еще, успели воспользоваться оплошностью Боровского в самом начале сражения и уничтожили их артиллерию. Сейчас же положение становится отчаянным.

Совещание проходило прямо на «Ермаке», поскольку к тому моменту Мария уже почти перестала бурно реагировать на мужицкую вонь. Она кивнула Коле Болотову, и тот вывел на голокарту изображение двух фронтов — северного и южного.

— Углы атаки нашего «Ермака» не позволяют вести прицельный огонь на дальние дистанции, — докладывал Болотов. — Плазменные орудия не предназначены для запуска снарядов по баллистической траектории, что позволило нашему врагу укрепиться всего в километре от северных ворот крепости. Грамотно используя рельеф местности, они организовали множество дотов, перекрыв тракт с севера. Но, по сути, нахождение врага в прямой видимости играет нам на руку. Мы хотя бы следить за ними можем.

— Да, — вмешалась в доклад Мария, — Боровский знает, что севернее нас в Пустоши нет ничего, кроме двух-трех захудалых куреней. Далее на многие тысячи километров — непролазная тайга. Куда хуже обстоят дела на южном направлении, где людям Боровского постоянно угрожает электродуговое орудие, находящееся довольно высоко и способное поражать цели прямой наводкой на расстоянии до пяти километров. В пределах прямой видимости Боровский значительных сил не имеет, ограничиваясь лишь скрытыми наблюдательными пунктами. Их основные силы находятся в семи-восьми километрах к югу от нас, сразу за крутым поворотом тракта. Разведка докладывает, что там у Боровского сосредоточен кулак в пять тысяч штыков. Они хорошо вооружены и имеют несколько рубежей обороны. Передовая линия оснащена комплексом дотов с пулеметами, расположенных таким образом, чтобы вести перекрестный огонь по тракту. В двухстах метрах от этого рубежа Боровский организовал сеть ломаных окопов и траншей, не имеющих прямого соединения друг с другом. Таким образом, все, кто сможет прорвать эту линию обороны, столкнется с необходимостью штурмовать эту широкую полосу окопов. Тем, кому посчастливится добраться живым до первых траншей, придется вступать в рукопашную с превосходящими силами противника.

— Отсюда вывод, — резюмировал Болотов. — Атака в лоб — чистой воды самоубийство.

Ни Грижа, ни четверо его сотников не проронили ни слова во время доклада егерей. Мария обвела присутствующих холодным взглядом. Не встретив и намека на тактическую мысль в глазах сотрапезников, она продолжила рассуждать:

— По всем канонам классической наземной войны, для того чтобы иметь успех в атаке, у наступающей стороны должен быть численный перевес. Нападающих должно быть как минимум втрое больше, чем обороняющихся. В нашем распоряжении всего тысяча бойцов. Если поставить под ружье всех взрослых кореллов, способных к обучению, всех женщин и подростков кнежити, мы наскребем до трех тысяч плохо обученных солдат. Этого недостаточно, чтобы прорвать блокаду ни в северном направлении, ни тем более в южном. Но и у Боровского недостаточно сил, чтобы штурмом взять крепость. Отсюда делаем вывод, что длительность всего конфликта будет зависеть от того, сколько припасов у нас осталось.

По вязкой тишине, повисшей среди собравшихся, я понял, что дело совсем туго. Со своего места поднялся Грижа. Сняв с себя свою неизменную меховую шапку и оголив опаленную пожарами и изрезанную шрамами голову, он хриплым голосом доложил:

— Мы провели ревизию и собрали со всех дворов города все съестное. Пайки стражников мы сразу урезали вдвое. Мирным сотрапезникам и кореллам рацион усекли вчетверо. Довольствие не резали лишь вам, разведчикам, и кнесову семейству.

Мария и Болотов переглянулись. Я догадался, что в эти мгновения между егерями состоялся целый диалог на тему того, что военная элита кнесова града не в курсе свершившегося переворота. Грижа, похоже, этого безмолвного диалога не заметил и продолжил:

— По всем раскладам еды в курене хватит лишь на три месяца. И это если охотники Пустоши не разбегутся и будут приносить столько дичи, сколько приносят сейчас. Если ваш Боровский усилит патрулирование леса вокруг Чарской кнежити, то нам не продержаться и двух месяцев. Всех кореллов, согласно нашему договору, из хозяйств жителей города изъяли. Все считают, что мы бережем их на убой, что крепость сможет продержаться еще полгода. Боюсь, как только в народ просочится информация, что кореллы больше не будут служить источником мяса для сотрапезников, начнутся бунты. Подавлять их армия уже не станет. Крепость падет гораздо раньше, чем Боровский ее захватит.

Мария взглянула на сотников, сопровождавших Грижу:

— Что по этому поводу думает военная элита кнежити?

Мужчины вразнобой загудели, вполголоса обсуждая ситуацию, и один из них, самый пожилой на вид, встал и ответил Марии:

— С Грижей мы согласные, не продержится кнежить до осени. Нужно либо сдаваться, либо рисковать и прорывать северный фронт. Далее уходить в леса и ховаться. Довел нас лаогов кнес до гибели. Лучше б ты кнесенкой у нас была.

Мария взяла небольшую паузу, раздумывая, потом резко встала и произнесла:

— Слушай мою команду. Пайки урезать до четверти нормы. Всем!

— И кнесу? — удивился Грижа.

— Ему — в первую очередь. Возьми это под свой контроль. Полнормы выдавать охотникам и тем разведчикам, которые добудут стоящую информацию о передвижении войск противника. Иначе они будут прятаться по кустам и оврагам, избегая реальной разведки, а после вахты жрать в три горла. Мы же подготовим план прорыва и через неделю предоставим его на рассмотрение совету. Разойдись!

Глава 25

Голод

Ближе к концу третьей недели в себя пришел Саша Репей. Худой, кожа да кости, с темными кругами под глазами, он впервые покинул автодок, когда программа регенерации была полностью завершена. Это событие немного приободрило егерей, я даже несколько раз видел на лице Марии улыбку.

Наши и без того скудные пайки мы отныне делили с Сашей. Ослабленный множественными осколочными ранениями и тяжелой операцией, в ходе он потерял большое количество крови, Саша нуждался в достойном питании. Мария запретила нам с Болотовым говорить об истинных размерах наших пайков, поскольку опасалась, что Саша откажется есть. И мы с Колей до поры до времени молчали. Естественно, Репей раскусил нас уже к середине четвертой недели осады. Во-первых, он обратил внимание, что он, раненый, и Болотов, здоровый, стали слишком уж близки по весу. А во-вторых, чуть окрепнув, Саша смог вставать и ходить мелкими шажками по «Ермаку».

— Предатели! —