Княгиня Ольга. Истоки (СИ) - Отрадова Лада

— Один Гостомысл — то новгородский старейшина, призвавший Рюрика, нет его уже в живых. Второй — нынешний посадник новгородский и отец Ходуты.

— Есть ещё третий, — громко хохочет двухметровый богатырь, чем окончательно запутывает несчастного Ари. — Мой меньшой братишка, сын Гостомысла-младшего и внук — самого первого. Так уж повелось, что в каждом нашем поколении кто-то носит это имя.

Смех Ходуты стихает, когда прохладный ветер доносит до квартета слабый крик о помощи, донёсшийся из соседнего темного переулка. Четвёрка мгновенно обменивается взглядами, и их затуманенные алкоголем глаза проясняются, когда они понимают: эта просьба не терпит отлагательств.

Не раздумывая ни минуты, они, воодушевленные благородными намерениями и недавно обретённой жидкой отвагой, бросаются в переулок. Достигнув источника звука, они напрягают зрение и видят в полумраке душегуба, который крепко сжимает горло беспомощной жертвы верёвкой.

Тут же подвыпившая четвёрка кидается в бой. Грузный Ари с шаткой стойкой, устремившись на разбойника со всей силой, на которую были способны его неустойчивые ноги, замахивается кулаком... и целует грязную землю, потеряв равновесие и глотая пыль.

Чуть лучше дела шли у Сверра: долговязый скандинав решительно рванулся вперед, пытаясь удивить злодея своей скоростью. Хотя его движениям не хватало ловкости, дружинник успел нанести удар по спине преступника кулаком... вот только тот ещё сильнее затянул свою удавку, отчего у купца из носа хлынула кроваво-красная пена.

— Я отпускаю его, — шипит сквозь зубы душитель и внимательно смотрит на стоящих напротив посадникова сына и правую руку Олега, а затем на Сверра. — Вы отпускаете меня. Ладно?

Бранимир хмурится и сжимает кулаки, но тут Ходута, увидев лицо жертвы окаянного убийцы, бледнеет и едва слышно произносит, не веря своим собственным глазам:

— Вепрь?!

Тут же двухметровый богатырь, обычно сдержанный и немногословный, закипает от ярости и вида страданий знакомого лица: то один из лучших друзей его отца, который нянчил витязя ещё мальчишкой! С напором живого тарана бросается он на злодея, словно забыв о своём опьянении, но тот оказывается пронырливее — и куда трезвее.

Душитель бросает кашляющего купца и отпрыгивает в сторону, в его тонкой руке сверкает холодный металл кинжала. Отчаянно отступая, он наносит стремительный размашистый удар по Ходуте, и тот от боли отшатывается назад, орошая переулок багровыми брызгами крови.

Разбойник ныряет в полумрак ночи, оставив своих жертв лежать на холодной земле. Бранимир тут же подходит к пунцовому, но переводящему дыхание толстому купцу, что полными страха и благодарности глазами смотрит на своих спасителей. Ари, с трудом приходя в себя, чувствует дикую боль в голове; внимание Ходуты же привлекает мешочек с выпавшими оттуда серебряными монетами, что разбросаны по переулку рядом с Вепрем.

— Сверр! — кличет самого младшего из дружинников Бранимир, не находя его взглядом посреди тёмных углов ночного города. — Сверр!

Отправившийся в погоню скандинав его уже не слышит: слишком далеко ушёл он, обуреваемый желанием расквитаться с коварным вором-душителем. Чувствуя, как у него колет в боку от перенапряжения, юноша всё равно не сбавляет темп, ведь пятки душегуба в лёгких кожаных сапогах сверкают так близко!

Наконец, когда до злодея остаётся считанный аршин, он протягивает холодную от пота руку к его плащу и резко дёргает за плотную тёмно-серую, словно тени в окружающих подворотнях, ткань...

Глава XV: Перст указующий

ГЛАВА XV: ПЕРСТ УКАЗУЮЩИЙ

— Сверр! — Бранимир шарит взглядом по окружающим тёмным стенам и углам, но ни единого следа присутствия самого младшего из дружинников обнаружить не может. — Сверр!

Хмель словно рукой снимает: пусть блондин и был умелым воином, сражаться посреди узких улочек, а не чистого поля, было плохой идеей, особенно после пропущенных шести кружек янтарного пива.

Сам юноша, безоружный, но с твёрдым желанием схватить ночного душителя, перепрыгивает через брошенную кем-то бочку и сокращает дистанцию до закутанного в плащ преступника. Тот в добротных кожаных сапогах, а не лаптях — значит, вряд ли обычный разбойник, что орудует в подворотнях каждый вечер. Дело нечисто.

— Стой! — кричит он и, стиснув зубы, хватает рукой его тёмно-серый плащ, похожий на тени вокруг.

Слышится треск ткани, и задыхающийся скандинав остаётся стоять на месте с неровным куском сукна. Покалывание под ребром усиливается, Сверр сгибается от боли в три погибели и, подняв голубые глаза, видит напротив себя повернувшегося к нему душегуба, что остановился в паре метров от дружинника.

— В следующий раз, — произносит он низким, хрипящим голосом и крутит в правой ладони сверкающий в полутьме кинжал, — ты так просто не отделаешься. Но сейчас ты слаб, в борьбе с пьяным нет ни веселья, ни чести.

Мужчина вскоре скрывается среди многочисленных навесов и телег, а Сверр, пытаясь прийти в себя, прикусывает нижнюю губу.

Эти слова.

Кажется, он уже слышал их до этого, и не раз?!

* * * * *

— Для меня большая честь познакомиться с Вами, госпожа, — с почтением кланяется Ольге невысокая и симпатичная молодая женщина с кудрявыми каштановыми волосами и смущённо улыбается. — Одно только Ваше присутствие разгоняет тучи над небом Новгорода.

— Что ж, тогда Вы, должно быть, не упустите возможности задержать меня здесь как можно дольше. Погода в этих краях обычно пасмурная, — рассмеялась варяжка и, недолго раздумывая, берёт купеческую жену за руку с изящными золотыми кольцами и подмигивает ей. — Давайте не будем отставать, Богуслава! Кто знает, что они там обсуждают, пока мы здесь щебечем на обычные девичьи темы?

Ольга ускоряет свой шаг, и вместе с женой Гостомысла-младшего догоняет следующую вверх по холму троицу из великого князя, воеводы и самого новгородского посадника. Девушки заливисто смеются, привлекая этим такое разное внимание знатных мужей: Гостомысл с любовью смотрит на свою супругу, Игорь ловит себя на мыслях о растрепавшихся волосах на чёлке дочери Эгиля, а вот Вещий Олег слегка прищуривается.

Девица действительно дурачится или прилежно усваивает один из советов, что он преподал не так давно там, в охотничьем домике?

— Я думал, что в нашей компании вам будет скучно и вы предпочтёте беседу о нарядах, а не торговых делах, — снисходительно смотрит на догнавших их процессию красавиц Гостомысл, высокий и статный, под два метра, ровесник воеводы. — Но теперь среди двух прекрасных цветков и наши мысли могут свернуть от налогов и пошлин в другую сторону!

— Отец Ольги — тоже купец, так что и в этой теме она, должно быть, неплохо разбирается, — вставляет слово и жена главы города. — Доводилось бывать в Новгороде раньше?

— Да, в детстве батюшка иногда брал меня сюда. Но за пределы Торга или постоялых дворов мы почти не выходили. Как сейчас дела с торговлей, Гостомысл?

— Всё прекрасно, госпожа. На рынках Новгорода и Ладоги всё также кипит жизнь. Мои отважные воины привозят богатые ткани из хазарских земель и вино из греков. А с открытием морских путей на запад процветает и торговля с Готландом. Новгородские корабли грузятся там оловом да свинцом и отправляются домой, откуда они поступают уже в иные уголки Руси. Богатства города, государства, да и что скрывать, и мои в том числе, приумножаются благодаря этим предприятиям.

— Это правда, когда процветает торговля, процветает и наш народ, — кивает головой Вещий Олег и переводит взгляд на посадника. — Нынешнее благосостояние Новгорода — свидетельство мудрого правления Гостомысла, достойного продолжателя дел своего отца.

— Вы слишком добры, воевода. Но воистину, богатство, создаваемое нашими купцами и мной лично, не только обогащает казну великого князя, но и повышает качество жизни наших подданных. Их счастье крайне важно для всех нас.

Богуслава наконец отпускает руку Ольги и перемещается ближе к мужу. Словно не решаясь сначала задать свой вопрос, она краснеет и смущается, но затем любопытство всё же одерживает верх над стеснительностью перед знатными мужами.