Семейные портреты - Тамара Михайловна Афанасьева

Этим утверждением доктор педагогических наук, профессор А. И. Кочетов переводит вопрос об эмоциональной основе воспитания несколько в иную плоскость. Нам ведь нередко до сей поры кажется, что равнодушие родителей друг к другу, сонно-безразличное отношение менее опасно, чем откровенный разлад. Однако это утверждение пока что никак не доказано. Зато психологами доказано другое: «неприкосновенное» отношение членов семьи между собой и к ребенку часто порождает у последнего безотчетный страх, настороженность, а потом «немотивированную» жестокость. Даже шлепки, данные любящими, но невыдержанными родителями, как и их перебранки, которые учиняются с намерениями изменить друг друга в лучшую сторону, не так разрушительны для детского характера, как тихое безразличие. По крайней мере, здесь я разделяю точку зрения Бенджамина Спока, который считал, что и гнев и обида родителей — явление тоже естественное и необходимое в общении старших членов семьи с меньшими, а равнодушие губительно для всех.

Короче, родители нужны ребенку прежде всего как «учителя любви», которой не может обучить никакая умелая воспитательница и учитель, на руках у которых не один-два ребенка, а от двух до четырех десятков! Если же довести это количество до семейного среднего уровня, то передача добровольных и бесплатных функций отца и матери платным работникам будет экономически разорительной для общества. И все равно при этом не будет достигнут эффект, получаемый в домашней атмосфере, потому что не будет действовать свет личностных отношений родителей между собой. Да и сами матери и отцы при таком отторжении очень много потеряют.

О том, что мы даем нашим детям, мы все более или менее осведомлены. Очень многое из сделанного, прочувствованного храним в памяти, как в кондуите, чтобы при случае напомнить свои заслуги им, «неблагодарным». И не всегда точно представляем, чем обязаны тем, кому подарили жизнь.

Толстой в свои сокровенные записи внес следующую мысль:

«Если предположить, что человечество состояло бы из миллиарда бессмертных существ, число которых не могло бы ни увеличиться, ни уменьшиться, где бы мы были и что бы мы были, великий боже! Мы стали бы, без сомнения, в тысячу раз ученее, но и в тысячу раз хуже»[22].

— Нет, нынешние дети себя не оправдывают. Расходы на них сил и средств огромные, а отдачи что-то не видать.

Это мне приходилось слышать не раз. И от «детных» мам, и от тех, кто решил не обзаводиться этой «обузой». Особенно часто возникают подобные разговоры, когда молодых людей допекают старшие: дескать, почему не спешат обзаводиться первенцем или остановились на одном? Однажды в момент таких вот выяснений юный супруг, сын моих знакомых, решительно заявил:

— Я знаю, как намучились со мной мои родители. Так что я себя добровольно не стану обрекать на подобные испытания.

Ему стали рисовать картину, которую являло бы собой общество, если бы все рассуждали столь же себялюбиво. И действительно, что произошло бы, если бы человечество перестало воспроизводить потомство? Нецелесообразными стали бы все поисковые, исследовательские работы, высокое искусство, наука — все ни к чему. Зачем они, зачем «великие и вечные вопросы», на которые мы ищем ответы, если не будет тех, кому они обычно адресуются, если не будет потомков, продолжения?

Человечеству ничего не останется, как проживать накопленное историей достояние. У людей, переживающих военные, социальные, даже космические катаклизмы, всегда сохраняется главное — надежда: кто-то выживет, пробьется, исправит содеянное, восстановит разрушенное, создаст новое, поскольку народит и вырастит детей. Бездетное общество будет лишено этого сознания. А что может быть страшней безнадежности?

Не дать жизнь новому существу, отказаться от собственного продолжения?.. Не потому ли почти у всех народов почиталось это смертным грехом, что сим решением отнимается у рода-племени не только надежда на будущее, но и перечеркивается его прошлое! Не надо обладать сверхмогучим воображением, чтобы представить, как спасали наших пра-пра-пра… их собственные отцы и матери от голода и мора, от чумы и от стрелы, от неволи и злого глаза. Великие страдания и жертвы, перенесенные нашими предками, бережно сохранявшими слабый огонек человеческой жизни, тонкую ее нить, для чего они, если их так легко может оборвать ленивая рука эгоистичного потомка?

— Что вы напустились на меня? — взорвался молодой супруг. — И опять эти вечные категории: прошлое — будущее. Откуда такая тяга к глобальным обобщениям по весьма частным поводам? Мое решение — мое личное дело. Я же не открываю кампанию по борьбе с деторождением. Вон сколько сложных проблем вызвал демографический взрыв в других странах. Так что еще надо посмотреть: может, я помогаю человеческому роду выжить именно тем, что его не продолжаю, а не наоборот. И еще одно замечание: я не могу существовать сразу в трех измерениях. Живу я сегодня, а не вчера и не завтра. И не вижу, чтобы в этом сегодняшнем моем бытие дите принесло бы мне что-нибудь, кроме хлопот и забот. И я уверен, тут вам нечего будет возразить, разве что снова прибегнуть к «историческим», весьма неконкретным восклицаниям.

Публика собралась в этом доме начитанная, и каждый выложил известную информацию о демографическом взрыве. Одни говорили о том, что так или иначе природа сама корректирует количество возможного и необходимого Земле населения. Другие напомнили регулирующую политику государств. Разговор постепенно ушел в общетеоретические дали. Но вдруг вступила молчавшая до сих пор женщина неопределенного возраста, но, видимо, с большим и не очень легким жизненным опытом. Она снова обратилась к молодому человеку:

— Ты вот говоришь, что видел, как малыши помешали твоим друзьям в учебе, в профессиональных достижениях, что слышал, как кричат новорожденные. А ты слышал, знаешь, как кричат нерожденные дети?..

Слова эти, сказанные тихо, всех словно оглушили.

— Твое личное дело, говоришь? — продолжала женщина. — А лишить жену высшего человеческого счастья: носить под сердцем, растить, любить, обмирать и возрождаться с малышом — это чье право? А лишить и своих и жениных родителей радостей, которые приносят внуки, радостей пусть и тревожных и дорогостоящих, но ведь и ничем не заменимых! Ты видел, как твоя мать уже теперь заглядывает в чужие коляски? А потом