Семейные портреты - Тамара Михайловна Афанасьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сила детства в том и заключается, что она пробуждает в нас чувства добрые. От скольких падений, глупостей, грубостей, лжи, несправедливости спасли взрослых детские глаза, полные доверия и участия. «Постыдился бы (постыдилась бы) ребенка!» — восклицают нередко родители, обращаясь друг к другу, когда все средства воздействия на зарвавшуюся «половину» бывают исчерпаны. И действительно очухиваются, стыдятся. И, сами того не замечая, возносят собственное дитя в ранг нравственного судьи, хранителя и зеркала семейной чести и совести.
Глядя на детей, общаясь с ними, мы приобретаем не только нравственные навыки, с их помощью расширяем свой кругозор, множим полезные привычки. В любой сфере труда и досуга окружение требует от нас лишь какой-то части наших свойств, способностей, качеств. Где-то нужен наш ум, где-то руки, где-то ловкость, где-то чуткость и т. д. и т. п. Но только ребенку нужна вся наша личность без остатка: и ум, и руки, и сила, и доброта, и выражение глаз, и интонации, даже наш запах ребенку дорог и важен. А уж о наших пристрастиях, деловых увлечениях, интеллектуальных и физических занятиях особо говорить не приходится.
Сами готовые включиться в любое наше дело, дети очень часто вовлекают и взрослых в свои занятия. И тем самым не дают нам обрасти жирком, спасают нас ог профессиональной ограниченности. Приходится молодым папам и мамам тратить время на долгие прогулки, путешествия в лес, в парк, куда иначе они не нашли бы возможности (или охоты) выбраться. Во время таких прогулок дите требует разъяснений по вопросам, которыми взрослые уже давно не интересуются. К примеру: отчего муравьишка такой маленький, а тащит здоровую ветку? Откуда у него силы берутся, если у него нету мышц? «А действительно, откуда?» — задумываются родители и идут в библиотеку, ищут объяснения. Я знаю, как одна любознательная девчушка открыла своему отцу-художнику многокрасочный мир бабочек, стрекоз, всяких козявок и букашек, которых он раньше хоть и видел, но не замечал. Теперь же он всерьез увлекся энтомологией. В других семьях мама вместе с сыном или дочерью начинает изучать музыкальную грамоту, пытается рисовать, а то и шить (это надо для уроков домоводства). А папа заражается конструированием, увлекается филателией.
Мы много и с удовольствием смеемся над шутками сатириков, которые изображают погруженность старшего поколения в заботы школьников. А ведь это, кроме шуток, отличная вещь: и память немного «встряхивает», освежает давно забытые знания, и новыми сведениями нас обогащает. Так что, помогая детям, а потом внукам подниматься по ступеням школьной программы, мы одновременно помогаем и себе не «замшеть» в наших представлениях о мире. И еще. В таких случаях, хотим мы того или нет, дети каждого из нас превращают в учителей и учеников одновременно: мы учим их, учимся вместе с ними, учимся у них.
Вот и выходит, что, прибавляя нам множество больших и маленьких дел и хлопот, прежде всего хозяйственных, наши дети заставляют нас отрывать взор от привычной повседневности, обращают наши мысли к вечным вопросам бытия. И открывают новое зрение, новое чувствование.
Банальные истины время от времени тоже нуждаются в переосмыслении. Как и эта мысль, которую я уже приводила выше: дети — наше бессмертие, реальное, а не мифическое, ощутимое, живое. Можно противопоставить этому утверждению слова Маяковского о том, что, умирая, мы можем «воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела». Но вернемся к началу разговора: для чего нужны дети? Придется признать, что «долгие дела» только тогда и возможны, если их будет кому продолжать. Как нужно, чтобы было кому водить пароходы, названные именами героев прошлого, нужно, чтобы было кому прочесть великие строки. А чем же мы будем матери-истории более ценны: собственным ли делом или тем, что вырастили-воспитали замечательного сына, дочь — увы! — знать нам это чаще всего не дано.
Славен был «род Пушкиных мятежный» деятелями незаурядными, энергичными, оказавшими свое влияние на многие события российской истории. Но отчего внимание нынешних поколений задерживается на их делах и биографиях особенно часто по сравнению с другими знаменитыми фамилиями? Нередко более влиятельными даже. Например, мы не так пристально изучаем биографии деятелей из рода Голицыных, хотя их роль в нашей истории куда значительней. Да оттого, ответит нам любой школьник, что не среди Голицыных появился и вырос тот, имя которого составляет целую эпоху в отечественной истории и культуре. Они — Пушкины — предки гения, он их кровь и плоть.
Мне долгое время не давался смысл слов Максима Горького о том, что мы все рождаемся и живем для лучшего, вложенные им в уста Сатина. Последующее уточнение тоже не очень было ясно: дескать, для лучшего мастера, ну, скажем, столяра, плотника, сапожника. Когда же я вместо названий профессий подставила слова: для лучшего в своем роде — все встало на свои места. Мы рождаемся и живем для того, чтобы хоть немного продвинуть свой род к совершенству, к идеалу человека, каким является миру выдающаяся личность. И этим оправдывается существование всего рода-племени.
Ну хорошо, скажет читатель, с простыми смертными все понятно. А для чего такое «продолжение» самому Пушкину или тому же Толстому, ведь они точно знали, понимали: они сами вершина рода, они бессмертны в своих творениях. А действительно, для чего Толстому нужны были дети да еще в таком большом количестве? Ведь к мыслям о греховности супружеских отношений, если в их основе не лежит цель — иметь потомство, он пришел в старости, уже тогда, когда тринадцать детей родила ему Софья Андреевна и нескольких они похоронили.
По обыденной мерке, дети должны были служить помехой в творческой деятельности великого писателя. И сколько страданий причинили они ему, когда разделились на противостоящие друг другу (и ему) группы, когда некоторые из них захотели лишить его права поступать и жить по нормам, им же выработанным и проповедуемым…
Если мы вчитаемся, вникнем в то, что сделано, написано Толстым, то буквально везде отыщем «отпечатки пальцев» его детей. И радости, которые они давали своему великому отцу, и печали — все нашло свое отражение и выражение в его творчестве, которое и есть не что иное, как кардиограмма, запись движений его души. А дети в ней занимали огромное место.
