Странники в ночи - Андрей Быстров

Аня встала, инстинктивно попятилась. "Переменчивых ликов RX бесконечно много", - вспомнилось ей. Но нет, какое-то шестое или седьмое чувство подсказывало, кричало: если этот шевелящийся сумрак и связан с Измерением RX, то отдаленно. Его не нужно бояться, здесь и сейчас он не опасен, как бы ни стремились к тому глубинные побуждения управляющей им злой силы.

Стоило Ане шагнуть к подъезду, как сумеречный спрут сжался и метнулся мимо неё на улицу, пульсируя и растворяясь бесследно в солнечном потоке. Перед тем, как он окончательно перестал быть виден, Ане почудилась тень человеческой фигуры, и даже знакомой - но так, как знакомы персонажи скверного фильма, просмотренного в кинотеатре лишь до половины.

Когда Аня отперла дверь, дуновение сквозняка пронеслось по прихожей. Странно, ведь все окна закрыты... Оставив сумку на тумбочке, Аня прошла в комнату.

Рама одного из окон была распахнута настежь, а журнальный столик придвинут к подоконнику. На столике белел лист бумаги, прижатый пустой чашкой.

Подобно шпиону, высматривающему следы тайного обыска, Аня огляделась. Все как будто на своих местах, ничего не тронуто... Только окно и журнальный столик, к которому не хотелось подходить. Однажды знакомые Ани рассказали ей об ощущениях, испытанных после того, как они возвратились домой и обнаружили, что их квартиру обчистили воры. Не жалко было вещей и денег, да и украли не так много... Но дом, их дом, стал сиротливым, печальным, оскверненным, полным укоризны, потому что там хозяйничали чужие.

Похожее состояние завладело и Аней, но к нему примешивалось ещё что-то, свербящее раздражение по некоему конкретному поводу. Спустя секунду Аня поняла, в чем дело. Уходя, она не выключила телевизор - ей хотелось, чтобы её встретило привычное, наполнившееся теперь новым смыслом мелькание картинок за стеклом. Но сейчас телевизор молчал, и экран был пустым и серым. Кто бы ни побывал здесь, он заботливо подумал о том, чтобы выключить телевизор... И вот эта непрошеная забота - издевательская, машинальная или невесть какая другая - разозлила Аню совершенно. По причине, непонятной ей самой, она спокойнее перенесла бы полнейший разгром в квартире, чем это молчание выключенного телевизора.

Аня подошла к журнальному столику. На тетрадном листе в клетку, сложенном вдвое, было что-то написано красным фломастером, но Аня не смогла прочесть текст записки сразу. Сверху на листе валялись высохшие листья, какие-то темные пыльные щепки, тонкие веточки, дохлые мухи и прочий сор. Нетерпеливым движением Аня выдернула лист из-под чашки, и украшавший его натюрморт разлетелся по полированной крышке стола.

Записка содержала всего две строки - размашистым, уверенным почерком.

ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧТО НУЖНО СДЕЛАТЬ

У ТЕБЯ ОСТАЛОСЬ 15 ДНЕЙ

Аня как стояла, так и села - благо, кресло было неподалеку. Она зажмурилась, потом открыла глаза - перед ней по-прежнему расплывались на тетрадном листе нелепые, абсурдные строки.

"Ты знаешь, что нужно сделать"... Да что же, во имя всего лучшего и худшего?! "Осталось 15 дней"... До чего, до какого события осталось пятнадцать дней? Абсолютный бред. Но тот, кто принес эту записку, очевидно знал, что он имеет в виду, и более того - предполагал, что и Аня знает или способна догадаться.

Прижав ладони к вискам, Аня с минуту сидела неподвижно. Так... Нужно попробовать применить логику - или тут важнее интуиция? Но интуиция, когда она ещё сработает... Может быть, никогда.

Эта записка может вообще не иметь постижимого значения, как побочный результат игры стихийных сил того же RX. Но то, что не обладает разумом в традиционном понимании и человеческим обликом, уж наверное не обладает и фломастерами, и тетрадными листами... А впрочем, почему бы и нет, ведь Ане ничего не известно об этих силах. Такая интерпретация записки, однако, ни к чему толковому не приводит, и лучше забыть о ней, раз ей нельзя воспользоваться.

Другое предположение, придерживаться которого гораздо разумнее практически - автор записки хочет чего-то добиться от Ани. Но почему в таком случае он прямо не написал, что ему нужно? Здесь существуют две возможности. Первая - он ошибочно считал, что записка будет ясной для Ани, переоценивал её осведомленность о каких-то ведомых ему вещах. Вторая - в его намерения входит, чтобы Аня сама разгадала смысл послания. Тогда он должен был оставить подсказку, намек...

Аня развернула бумажный лист, осмотрела со всех сторон. Ничего, кроме крупных букв, написанных просочившимися сквозь бумагу красными чернилами для фломастеров. Стоп, а вот эта дрянь, насыпанная сверху, нет ли в ней какого-нибудь указания? Она прикрывала записку так, что были видны лишь отдельные буквы. Не составляли ли эти буквы ключевого слова? Если так, поздно. В раздражении Аня разметала сор по крышке журнального столика... Но можно ещё посмотреть, что это за сор.

Низко склонившись над столом, Аня рассматривала в отдельности каждый хрупкий, мертвый тополиный лист, каждую щепочку и веточку, каждый иссохший мушиный трупик. Она заметила и несколько серых камешков, и мелкие осколки стекла, и разломленную пополам пустую коричневую оболочку куколки, давней колыбели бабочки... Если тут что-то и есть, для ответа необходимо настоящее озарение. А пустые гадания - это вроде попыток произвольно подобрать на клавиатуре компьютера пароль к закрытому файлу. Безнадежно.

Аня выпрямилась. Записка выпала из её рук, скользнула по воздуху на стол и встала там домиком, буквой "Л". Она была похожа на игрушечную палатку, поставленную ребенком - белая бумажная палатка с мирными, забавными красными украшениями. Налетевший из окна порыв ветра поколебал её, но не опрокинул. Так и осталась стоять на столе белая палатка - знак того, что отныне жизнь Ани будет подчиняться этому непонятному отсчету, знак Дня Первого.

41

На второй день Аня решила пойти на работу - ей претила мысль оставаться одной в оскверненном доме. Она подумала о том, что кто-то может посетить квартиру в её отсутствие... Но этот кто-то вполне мог явиться и если Аня не уйдет, и такая перспектива выглядела намного страшнее.

Поплавский встретил её с удивленной улыбкой.

- Так быстро поправились, Анечка?

- Не то, чтобы поправилась, - смущенно сказала Аня, - но чувствую себя неплохо, стыдно дома сидеть.

- Ну, что же... Может быть, зря не отлежались, да вам виднее.

Работа у Ани шла из рук вон плохо. Она делала досадные ошибки в простых документах, не сразу замечала их, а иногда не замечала вовсе, отдавая нотариусам распечатки с ошибками. Поплавский качал головой, Соловьева поджимала губы, и приходилось переделывать.

К обеденному перерыву у Ани так разболелась голова, что бело-голубоватое рабочее поле экрана (она сама подбирала этот цвет, приятный для глаз) казалось ей чуть ли не темно-красным. Пришел очередной клиент с бумагами какой-то фирмы, долго объяснял, что нужно сделать, а она безучастно смотрела на монитор.

Черные буквы дрожали на экране, словно намеревались сорваться с мест и осыпаться. Системный блок гудел не тихо и умиротворяюще, как всегда, а угрюмо и даже злобно, зеленые огоньки принтера наливались агрессивной яркостью.

Буквы не осыпались - напротив, они собрались в центре экрана, их маленькие черные тельца образовали четко очерченную цифру четырнадцать.

Аня сдавленно вскрикнула.

- Что с вами? - недоуменно спросил стоявший немного позади клиент и взглянул на монитор. - Э, да у вас вирус в машине... Поглядите-ка, что вытворяет.

После этих слов Ане стало и легче и тяжелее. Легче потому, что если и другие видят ЭТО, она в здравом рассудке. А тяжелее по той же причине ведь неизвестно, что хуже, сражаться с призраками собственного забарахлившего разума или с загадочной и могущественной внешней силой.

Порывистым движением Аня выключила компьютер. Станислав Эдуардович поднял взгляд от бумаг и нахмурился. Подойдя к Ане, он положил ей руку на плечо.

- На вас лица нет... Говорил же, вы напрасно вышли на работу. Вот что, Аня, отправляйтесь-ка домой, а лучше к врачу, и лечитесь хорошенько. Мы тут пока без вас повоюем.

Слушая Поплавского, Аня механически кивала. Теперь ей было безразлично, оставаться ли здесь или идти домой - ясно, что неведомый враг одинаково достанет её везде, чтобы напомнить, сколько дней у неё в запасе. Но ограничится ли он одними напоминаниями?

На улице Аня поминутно тревожно озиралась, сама не зная, чего или кого она боится. К остановке причалил четырнадцатый автобус - простое совпадение, но Аня и в нем усмотрела зловещий смысл. Итак, записка на листе была не единичным событием, к нему пристроилось второе, образуя начало цепи... Будет ли эта цепь продолжаться или оборвется? И намерены ли тот или те, кто преследует Аню, в конце концов объяснить, чего они хотят?

Развязный наглый ветер играл в кронах тополей, шелестел листьями, некоторые срывал и бросал к ногам Ани. На мгновение ей почудилась усмешка Моола, отраженная в витринных стеклах. Не этот ли разгильдяй развлекается, записочки подбрасывает? Нет, не его стиль. У него ни терпения, ни изобретательности не хватит для долгих мрачных розыгрышей, да и желания не возникнет, скучно это ему.