Седое золото - Андрей Бондаренко

— Видала я тех птиц, — равнодушно, как бы между прочим, сообщила Айна. — Страшные они. Людей мёртвых в когтях носят. Радостно поют при этом.

Сизый от неожиданности подскочил самым натуральным образом, недокуренную самокрутку выронив, спросил Айну медовым голосом:

— А где ты их видела, голубка моя? Расскажи поподробней, будь ласкова.

— Там и видела. Около мыса, который вы «Наварин» называете, — невозмутимо ответила девушка, даря Лёхе тёплый взгляд. — Мой отец — важный шаман. А там, на мысе, — кладбище старинное, шаманское. На нём только большие шаманы спят. И дед мой там спит, и отец деда. Три Больших Солнца назад отец решил их проведать. Долго кочевали. Пришли, а в долине «пятнистые». Сторожат проход, никого не пускают. Обошли мы их вдвоём с отцом. Через перевал высокий. На кладбище сидели, со Спящими много говорили. Они умные. Много разного подсказать могут. Если попросишь правильно. Если слушать умеешь. Не ухом слушать, сердцем. Уже рано утром в стороне три птицы пролетали. Очень большие, красивые. Медленно летели, между собой разговаривали. Я на них в трубку посмотрела… — Пальчиком коснулась подзорной трубы, торчащей из бокового кармана кухлянки. — Вижу, каждая птица в когтях человека несёт. Люди не шевелятся, наверное, уже мёртвые. Испугались мы сильно, ушли сразу. Больше не ходили туда. Страшно очень.

— Бывает. — Ник себя за нос подёргал, стараясь переварить эту историю, напоминающую очередную байку. Но больно уж несуетливо Айна рассказывала, спокойно, со знанием дела. Да и зачем ей врать, придумывать что-то? Хотя, кто знает, может быть, у чукчей это обычай такой — белолицым простакам лапшу на уши вешать, принципа ради?

— А труба подзорная откуда у тебя? — Сизый зачем-то спросил.

Такое впечатление, что всегда невозмутимая Айна на этот раз немного засмущалась.

— Это восемь Больших Солнц назад случилось. Я маленькая была ещё. Один белый человек пришёл в тундру. У него было много хороших товаров: бусы, плиточный табак, чай, кастрюли. Он Айну в тундру позвал, сахара обещал дать. Много говорил хороших слов. Айну смешными именами называл. Очень ласково. А потом захотел сделать нехорошее. Хорошее — для больших… — Посмотрела на Лёху призывно, жарко. — Плохо — для маленьких. Очень плохо. Ничего у него не получилось. Я его зарезала. Крови было много. А трубу эту — себе забрала, — закончила холодно, гордо, надменно даже.

Сизый смотрел на свою неожиданную подружку с немым обожанием, чуть не плача от нахлынувших чувств…

Восемь дней ещё каравана ждали. Стереглись, дежурили по очереди, хотя Ник был уверен, что сейчас «пятнистые» не нападут. После полученных щелчков в себя были должны приходить, осмысливать случившееся, планы корректировать. Да и двое их, похоже, всего и осталось: тогда, на утренней зорьке, их восемь было, да шестеро в Долину Теней уже отправились. Подкрепление сюда быстро не перебросить, так что можно было успокоиться слегка. Но — слегка только, совсем немного…

Днём он на ближайшую сопку забирался, винчестер с собой прихватив. Лежал себе на верхушке, затягивающуюся рану на солнышке грел, облаками местными любовался, наблюдал за окрестностями.

Айна и Сизый в это время ловили рыбу на Палявааме. Ловко это у них получалось. «Кораблик» давно забросили: приелось, неинтересно стало, перешли на другие методы ловли. Айна в этих делах оказалась докой. Из березовых корней (это снаружи карликовые берёзы — маленькие и тоненькие, а корни у них — длинные, упругие) и тюленьих жил изготовила маленький лук. Из найденных на берегу реки костей — наконечники для стрел и остроги. Пошло дело, весь ледник хариусами забили, нажарили впрок.

Весело и забавно было с верхушки сопки за ними наблюдать: радуются, словно дети малые, каждой добытой рыбине, в салочки играют — носятся друг за другом по мелководью, только брызги во все стороны летят.

Похоже, Лёха свою зазнобу и двум наиважнейшим вещам успел обучить: громко смеяться на всю округу и целоваться в губы — долго, взасос…

Смотрел на них Ник, о зеленоглазой Мэри вспоминал, о скромнице Зинаиде Ивановне думал, картинки завлекательные, развратные местами, рисовал в своём воображении…

Наконец, на противоположном покатом берегу показались всадники.

Первым Эйвэ нарисовался — верхом на низеньком лохматом коне, за ним ещё парочка бойцов — на олешках. Проорал эстонец во всю глотку нечто приветственное, из ружья пальнул вверх. Ник, понятное дело, тоже выпустил из винчестера всю обойму в воздух.

Ускакал Эйвэ, видимо, за остальными.

Привели Ник с Лёхой свой внешний вид в порядок, по возможности: умылись, используя в качестве мыла китовое сало, бушлаты от мусора видимого очистили, значки с профилем Вождя надраили песочком.

Через час и весь караван на противоположный берег Паляваама выбрался из сопок.

Действительно — настоящий караван.

Якутских лошадок лохматых — два десятка, оленей, одиночных и в упряжках — сотни две.

Все животные были нагружены очень серьёзно: тюки большие, бочки солидные, ящики, доски разные, брёвна. Тощая лошадка тянула за собой походную армейскую кухню на широких колёсах, олени на нартах волокли металлическую ёмкость под буровой раствор.

И людей было в достатке: Ник двенадцать человек в штатском, чукчей включая, насчитал, да в военной форме — три десятка.

Не удержался Ник и от радости песенку громко затянул, из своих прошлых времён:

Караванами, пароходами, я к тебе прорвусь, мон ами…Телефонами ли, факсами ли, связаны мы…Удивления хочешь, — ви-за-ви…Это будет нетрудно… Это — по любви…

Айна, непривыкшая ещё к таким концертным номерам, замерла и рот от удивления приоткрыла.

Сизый же только по коленкам себя похлопал восхищённо:

— Талант ты у нас, Никита Андреевич! Тебе в консерваторию какую — прямая дорога. Закончишь с отличием, пень ясный, гастролировать будешь по городам разным и весям. Деньжищ заколотишь! Баблосов, как ты любишь говорить. И мы с Айной тебе компанию составим, подать-принести чего, за папиросами сбегать, цветы от поклонниц по вазам хрустальным расставить, носки концертные погладить — опять же…

Через некоторое время Эйвэ переправился на своём коньке: мокрый — до последней нитки, весёлый, бодрый, радостный. Поздоровались тепло, но по-деловому, без всяких глупых объятий.

— Товарищ командир! — доложил Эйвэ Нику, неодобрительно косясь на Лёху, обнимающего Айну за плечи. — Вверенный мне караван материальных и людских ценностей до пункта назначения доставлен! Никаких неожиданных происшествий в дороге не отмечено! Личный состав в полном порядке, заболевших и отставших нет!