Феномен полиглотов - Майкл Эрард

Однако нельзя не отметить, что при всей своей несомненной мощи данная теория трудна для практического использования. Чтобы погрузиться в нее достаточно глубоко, вы должны очень хорошо разбираться в генетике, когнитивной науке, эпидемиологии и эндокринологии. Вам также пришлось бы собрать большое количество материала для изучения, опросить многие семьи, задавая им правильные вопросы. Попытки подтвердить некоторые корреляции проходили с переменным успехом. Например, во время одного из исследований не удалось обнаружить никакой связи между леворукостью и пространственными или математическими способностями, зато левши чаще сообщали, что у них возникают проблемы с речью. Многочисленные исследования показали, что среди людей, страдающих аутизмом, большое количество тех, для кого правая рука не является основной. Еще одно исследование подтвердило сделанное на основании гипотезы Гешвинда – Галабурда предположение, что мужчины лучше женщин справляются с заданиями на мысленное вращение[51]. Однако помимо той работы, которую Лорейн провела с К. Д., никто и никогда не пытался проверить, насколько данная теория подходит для объяснения способности к изучению иностранных языков.

Мы обсудили, каким образом я мог бы собрать информацию о кластерных признаках от максимально возможного количества людей, и в конечном счете остановились на варианте онлайн-опроса, который и был проведен мной с января 2009 по январь 2010 года. В нем приняли участие почти четыреста человек со всего мира. Тем из них, кто утверждал, что знает шесть или более языков, было предложено заполнить более подробную анкету и ответить на вопросы о своей семье, о своих методах обучения и когнитивных особенностях[52].

Статистический анализ полученных результатов отчасти подтвердил справедливость гипотезы Гешвинда – Галабурда. Например те, кто сообщил, что знает шесть и более языков, а также те, для кого изучение иностранных языков не является сложной задачей, значительно чаще признавались в наличии у них гомосексуального поведения, предпочтений и/или ориентации, чем можно было бы предсказать, основываясь на статистических ожиданиях.

Кроме того, значительное число опрошенных указали, что либо они сами, либо кто-то из членов их семьи имеет иммунные заболевания. Вместе с тем ни один из других признаков (хиральность и наличие брата (сестры) близнеца) не имел выраженной связи с количеством известных опрошенным языков или с легкостью их изучения[53]. Несмотря на выявленное наличие связи между вербальными способностями и гомосексуализмом, следует отметить, что результаты проводимых ранее исследований не указывают на существование подобной зависимости. Опять же, это не означает, что люди, говорящие на многих языках или с легкостью их изучающие, обязательно являются гомосексуалистами, как, впрочем, и то, что геев – а также людей с иммунными заболеваниями – среди полиглотов больше, чем можно было бы ожидать. Для подтверждения выявленных в ходе нашего опроса взаимосвязей необходимо проведение более обширных исследований.

Но все упомянутые выше результаты опроса были получены лишь спустя долгое время. А пока мы с Лорейн продолжали сидеть в суши-ресторане, готовясь нанести визит мозгу Кребса. «Между К. Д. и другими упомянутыми вами гиперполиглотами, такими как Меццофанти и Кребс, есть одно важное различие. В то время, когда мы познакомились с ним, он не занимался изучением новых иностранных языков, и кроме того, мы не знаем, насколько хорошо у него получалось переключаться между ними. Мы знаем его как человека, который быстро и легко довел свое знание языков до очень высокого уровня. Меня интересовала именно эта его способность», – сказала она. Такие люди могут как отличаться, так и быть похожими на тех, кто занимается накоплением иностранных языков. Идет ли речь об одной и той же категории людей? Или это два совершенно разных случая?

Я повторил фразу, которую позаимствовал у Лорен Коулман, автора многочисленных статей, посвященных поиску считающихся вымершими или неизвестных науке животных – от снежного человека до вновь открытого вида лягушек. Однажды Коулман назвала этих существ, также известных как криптиды, «несвоевременными, неуместными и неформатными». Так, например, латимерия, которая считалась давно вымершей, но живет явно вне своего времени; обезьяны, сбежавшие из зоопарка и поселившиеся в мусорных баках на окраине города, выглядят там неуместно; а гигантские амазонские змеи или мастодонты не вписываются в окружающий мир своими размерами. Это же описание идеально подходит и гиперполиглотам, которые пользуются языком совершенно иначе, чем другие люди. Они обычно не живут вместе с другими гиперполиглотами, поэтому нельзя сказать, что они находятся в привычном для них месте. И наконец, некоторые из них явно витают в прошлом или прибыли из будущего. Меццофанти и К. Д., Александр и Хелен, Кен Хэйл и Кристофер – все они пребывают вне окружающего их формата, пространства и времени. Я чувствовал себя счастливым оттого, что мне удалось обнаружить этих людей в несоответствующем их масштабу мире и получить возможность измерить их способности.

Завтра мы увидим мозг Кребса, его ткани, помещенные в стеклянную банку и залитые темным раствором формальдегида. Я с нетерпением ждал этого момента в надежде, что наша поездка поможет получить ответы на некоторые вопросы. Но оказалось, что грядущий день готовил нам куда больше приятных сюрпризов, чем мы могли ожидать.

Глава тринадцатая

«У меня очень хорошо получается находить четырехлепестковый клевер, – произнесла Лорейн с заднего сиденья такси, на котором мы ехали в Институт мозга имени Сесиль и Оскара Вогта. – И это мой единственный дар». За те несколько недель, которые она провела в Германии, ей действительно удалось найти немалое количество таких цветков. Этому есть два объяснения, говорила она: либо в Германии четырехлепестковый клевер встречается чаще, чем в других местах, либо расслабленное состояние позволяет лучше их замечать. «Может быть, это генетическая предрасположенность?» – ответил я. «Возможно. Моя бабушка тоже умеет их находить», – согласилась она.

Через некоторое время мы уже сидели за столом для совещаний и пили кофе в компании институтского архивариуса Питера Силлмана, который принес нам подборку статей о Кребсе, его краткие мемуары и представленную здесь черно-белую фотографию.

Эмиль Кребс

(предоставлено Институтом мозга Сесиль и Оскара Вогта)

Вспомнив гипотезу Гешвинда – Галабурда, я отметил про себя, что Кребс был правшой. В речи Силлмана, который говорил с Лорейн по-немецки, мне постоянно слышалось слово «блинчики». О чем они говорят? Что еще за блинчики? Лорейн объяснила, что в немецком языке согласные на конце слов оглушаются. Ах, это же «Кребс»[54]! Отправляясь в эту поездку, я не дал себе труда заняться немецким. Силлман показал нам и другие фотографии: Кребс сидит за столом в своем кабинете в Китае и, положив ногу на ногу, смотрит в окно; фотографическое изображение его надгробия в Потсдаме, под Берлином. Были там и посмертные фото мозга Кребса, на которых отчетливо видно, что инсульт, ставший причиной его смерти, образовал темную дыру в правой височной доле (на модельном глобусе этому месту соответствует северная часть Мексики). Засохшие следы кровоизлияния были похожи на нижний край грибной шляпки[55].

Пока мы рассматривали фотографии, прибыли наши хозяева: директор института Карл Циллес, высокий и худой, похожий на энергичного финансиста, одетый в голубую рубашку и желтовато-коричневый пиджак, и сопровождавшая его Катрин Амунц, профессор неврологии из университета Аахена – невысокая женщина с темными вьющимися волосами и в очках без оправы. Когда мы вновь уселись за стол и принялись за очередные чашки кофе, я спросил ее, почему они решили начать исследования именно с мозга Кребса. Она ответила, что хотела испытать некоторые новые методы картирования головного мозга и решила провести тестирование лингвистических функций, поскольку более или менее известно, какие процессы они вызывают в мозге. Поэтому она обратилась к Силлману с вопросом, имеется ли в его коллекции мозг языкового гения[56].

Силлман ответил утвердительно и показал Амунц мозг Кребса. После извлечения Оскаром Вогтом мозг полиглота был сфотографирован, после чего от него отделили ствол и мозжечок. Остальные четыре доли были разрезаны на части, пропитаны в ваннах с формальдегидом, спиртом и хлороформом и затем запарафинены. После этого специальным вращающимся ножом, способным отделять микроскопически тонкие доли, мозг был порезан на множество частей, которые были перенесены на предметные стекла и отправлены на хранение. Это позволяло не держать мозг в стеклянной банке.