Механизм преступного насилия - Игорь Петин

Лица, прошедшие через боевые действия, не раз видели смерть врагов и близких. Этот мощный фактор взламывает систему ценностей человека и неизбежно влияет на межличностные отношения. Можно сказать, что мотив поведения человека отражает содержание его внутреннего мира, а проявление насилия во внешней среде означает, что идет «война» внутри человека.

Так, Георгий, 21 год, бывший участник чеченских событий, инвалид войны II группы, выйдя от двоюродной сестры, увидел своих знакомых. Он предложил помянуть ребят, которые не вернулись с войны, и они выпили по рюмке водки.

Один из них предложил ему подняться к нему домой. Он проживал в общежитии. На проходной Георгия остановила вахтер Ю. и спросила, кто он такой. Георгий показал ей удостоверение инвалида войны. Вахтер не стала смотреть удостоверение, но высказала недоверие по поводу происхождения документа и сказала что-то оскорбительное в адрес Георгия.

Это возмутило его, и он ответил Ю. тем же. После этого они поднялись к знакомому. Но вскоре вернулись, так как жена знакомого была против их нахождения дома. Вахтер Ю. не упустила вновь возможность высказать о Георгии все, что она думала. При этом последняя не забыла оскорбительно заметить, что он еще и пьяный. Бывший участник, потерявший в 20 лет здоровье за восстановление конституционного порядка в Чечне, тоже сказал в ответ, и, выходя из подъезда, громко стукнул дверью подъезда. Дверь не закрылась. Вахтер Ю. подошла к двери, чтобы закрыть ее (время было 24 часов ночи), но в это время кто-то пнул дверь, и вахтер прищемила себе палец, от чего громко закричала (последствий не было). Рядом с подъездом сидел незнакомый ему ранее Сергей. Георгий, чтобы успокоиться, спросил у него закурить. После чего рассказал Сергею, что он инвалид войны, показал ему свое удостоверение и рассказал про конфликт с вахтером. Георгий был обижен и расстроен тем, что последняя усомнилась в его удостоверении, в том, что он был в Чечне, в том, что он является инвалидом войны и оскорбила его. В это время из подъезда вышла старшая по общежитию М., которая услышала крик вахтера и решила узнать, в чем дело. Она потребовала, чтобы они ушли. Сергей подошел к этой женщине и сказал, что нельзя так неуважительно относиться к участнику войны, инвалиду Чечни. Понимание не было достигнуто, и произошла взаимная ссора. Работники общежития вызвали милицию и написали заявление. Георгия и Сергея привлекли к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 213 УК РФ[662].

В основе конфликта – взаимное непонимание и неуважение. Но правоохранительными органами мотивы сторон не учитывались, причины и условия конфликта не выявлялись и каких-либо мер к их устранению не принималось. Функция милиции, прокуратуры и суда была сведена к роли статиста: написали заявление – удовлетворили. Оскорбление вахтера в отношении участника боевых действий осталось без внимания. В результате каждая из сторон сделает свои выводы. Нетрудно предположить, что в следующий раз, «наученный» отношением милиции к выявлению целей и мотивов поведения сторон, участник чеченских событий Сергей будет не обижаться или взывать к морали, а действовать с обидчиком, как с душманами. Его поведение будет для него оправданным практикой и мотивированным.

По данным Б. Д. Петракова, Б. Д. Цыганкова психические нарушения среди ветеранов войны в Афганистане были выявлены в 69 % случаях, при этом невротические реакции составляли более 81 %, алкоголизм – более 16 %, а шизофрения – 2, 23 %[663]. У лиц, принимавших участие в вооруженных конфликтах, отмечаются суицидальные мысли, безразличие к другим людям, страх за свою жизнь, вспышки «беспочвенной» злости, чувство одиночества, ощущение своей ненужности, обвинение других людей в своих проблемах. В более 50 % наблюдается нежелание общаться с другими людьми, отсутствие чувства удовлетворения в жизни, чувство обиды, тревожность, изменение памяти, нарушение сна, депрессия, повышенная раздражительность, навязчивые мысли и чувства, связанные с войной, а также повышенная утомляемость[664].

Указанные симптомы характерны для диагноза: посттравматические стрессовые расстройства[665]. Обстоятельства, в которых побывали воевавшие, бесследно не проходят и могут сопровождать субъекта в течении всей жизни. Можно выдвинуть гипотезу, что в случае психических расстройств и заболеваний на сознание человека в значительной степени влияет его подсознательная сфера, для которой не существует ни времени, ни пространства. В таком состоянии на реальность накладываются события прошлого личности и субъективные представления о должном, необходимом и возможном для него, искажая действительность, что может привести к внешне неадекватным действиям, в том числе насильственного характера. Именно на устранение негативных моментов в психике человека направлена существующая в настоящее время обязательная реабилитация участников вооруженных конфликтов.

Исследователи, выделяя вид агрессии, обусловленной неадекватной актуализацией профессиональных стереотипов, отмечают, что у представителей данной группы обнаруживаются очевидные признаки профессиональной деформации[666]. При возникновении соответствующей жизненной ситуации у рассматриваемых лиц при определенном эмоциональном напряжении «происходила практически автоматическая актуализация профессионально сформированных стереотипов, зачастую без предшествующего включения звена осознания… критической оценки всех параметров конфликтной ситуации»[667]. Однако исследователи затрудняются сказать, являются ли первоначальной причиной агрессии таких лиц профессиональные навыки, либо их изначальная конфликтность деструктивно нарастала благодаря профессии. Последнее считается более вероятным.

Личностным смыслом поведения и здесь нередко выступает стремление утвердить себя на социальном, социально-психологическом и индивидуальном (самоутверждение) уровнях[668]. Сотрудники милиции задержали человека под предлогом нахождения его в нетрезвом состоянии. Динамика ситуации привела к избиению задержанного и причинению тяжкого вреда здоровью ему, вследствие чего потерпевший утерял трудоспособность и был признан инвалидом I группы[669]. Мотивацию такого поведения сотрудников правоохранительных органов можно объяснить «профессиональной» деформацией реакции на появление нетрезвого человека в общественном месте и служебного «долга», что происходит при отсутствии нравственных начал и недостатке правовой культуры. Этому способствует факультативность мотива, который является определяющим в поведении любого человека. Можно также предположить, что наличие внутренней агрессии и привело личность в профессиональную сферу, связанную с возможным насилием в различных формах. И привело для того, чтобы отработать и осознать свою внутреннюю напряженность.

Если в теории уголовного права нередко обходят стороной бессознательную часть психики человека, то правоохранительные и судебные органы игнорируют данную сферу вовсе. Непосредственно уполномоченные органы в своей деятельности не нацелены на осознание и освобождение человека от внутренних противоречий и проблем, приводящих к насилию. Ни в одном из указанных нами 194 уголовных дел[670] не было выявлено изучение правоприменителем на психологическом уровне внутренних мотивов действий сторон, причин возникновения агрессии и не исследовались действительные цели поведения и их смысловое содержание для конфликтующих лиц.

Г. Ф. Хохряков указывает, что мотивацию следует связывать не с неким абстрактным злом, а с бытующими традициями, образцами поведения в обществе[671]. Более того, Г. Риккерт не без основания полагает, что «человек находит свое назначение только в том, что служит выражением роста и раскрытия витальной жизни»[672]. Следует согласиться с К. Левиным, который отмечает, что для изменения направленности мотивации требуется изменение либо потребностей, либо средств их удовлетворения[673], что можно считать как достаточным, так и необходимым условием для изменения ценностных ориентаций и соответственно мотивации поведения. Поэтому представляется целесообразным наряду с применением мер уголовно-исправительного характера предусматривать возможность позитивного направления реализации жизненной энергии субъекта в целях самоутверждения.

Таким образом, в теории и на практике то, что рассматривается как мотив преступлений, совершенно не составляет сути внутренних побуждений и не характеризует личностный смысл, а является, как правило, социальной оценкой приписываемых лицу побуждений[674]. В частности, насильственные посягательства против половой неприкосновенности, нормального полового развития и половой свободы обоснованно, с одной стороны, относят к тяжким и особо тяжким преступлениям. Так, С. Н. Абельцев считает, что названные преступления по характеру и степени общественной опасности «превосходят многие другие криминальные проявления»[675]. С другой стороны (что представляется более важным для предупреждения тяжких насильственных преступлений в данной сфере) без должного внимания остается мотивация половых преступлений и их соответствующая значимость для субъекта насилия.